Мой неласковый Муж - Екатерина Ромеро Страница 19

— Более чем. Ты просто… как это назвать? Чудо.

Мы принимаем душ и ложимся в одну постель. Я настолько вымоталась, что не замечаю даже, как Марат выключил свет. Обнимаю его. Меня просто вырубает.

* * *

Я бегу. Со всех сил, так быстро. Под ногами зеленая трава газона, и эти ворота — до них меньше десяти метров!

Я обязательно спасусь, я выживу. Да, мама меня не ищет, но ведь все равно шанс есть. Я жить хочу, я еще не любила. Все это время я пыталась влюбить Монстра в себя, но он холодный. Настолько каменный, что все мои попытки ни к чему не привели.

Мой неласковый Монстр отдаст меня в рабство. Я стану куклой старика. На этом все, конец страшной сказке, но надежда есть. Я сбежала. Я смогу выйти на трассу, мне только надо добраться до до ворот, и я почти это сделала.

А после боль в сердце. Такая сильная, жгучая изнутри. Это яд, и он меня убивает. Я не добегаю до ворот и падаю. Монстр меня настигает, хватает своими сильными руками. Прижимает к себе. Он сделает больно, я знаю. Он похитил меня именно для этого.

— А-а-а-а! А-а-а! О боже, нет! Нет, не надо! Пусти, хватит, Монстр, прекрати! Я не хочу, я не буду, пусти, помогите, помогите!

— Николь, очнись! Никки, открой глаза!

Я задыхаюсь, мне так больно — и он рядом! Я буквально слышу ЕГО голос.

— Николь, девочка моя, это просто сон!

Включается свет. Предо мной Марат. Пять утра, и меня всю просто колотит. Лицо мокрое, я дрожу. Смотрю на мужа немигающим взглядом.

— Что с тобой?

— Т… таблетки. Д… дай таблетки, — только это получается сказать. Я давно не принимала этот препарат, но сейчас мне он нужен, потому что иначе я не успокоюсь. Такое было в первые недели после аварии, а потом прошло. Вроде бы.

— Какие еще таблетки? Девочка, здесь нет никаких таблеток, что такое?

— Мне страшно… я боюсь. Зачем ты выключил свет?! Я боюсь, я боюсь!

— Все хорошо. Все хорошо, хорошо, не бойся.

Дышать сложно, не помню, чтобы у меня была настолько сильная истерика. Марат уходит и возвращается со стаканом воды, дает мне. Делаю пару глотков, стучу по стеклу зубами. Боже, как же жалко, наверное, я выгляжу.

Марат открывает шторы и окно. В комнате сразу становится светло. Он включает все ночники и лампы. Смотрит серьезно на меня. Долго мрачно смотрит. Не говоря ни слова.

— Извини. Я не истеричка. У меня бывает такое. После аварии.

— Не извиняйся. Тебе не в чем оправдываться. Ложись. Все в порядке. Николь, ты в безопасности.

— Не выключай свет. Пожалуйста, не выключай!

— Хорошо, не буду.

Марат укладывает меня на подушку и гладит по волосам. В этот момент я понимаю, что мне снова снился Монстр. Я не видела толком его лица, и он напугал меня.

Слезы капают по носу. Мне нужно вернуться к роману, потому что несмотря на то, что я боюсь его, я все равно дико скучаю по нему. Это трудно объяснить, черт, да я вообще никак себе это пояснить не способна.

Я просто думаю о нем. Даже тогда, когда мне с мужем хорошо, когда меня любят, я все равно вспоминаю о том, кто плохой, и это так странно.

Глава 16

«Еще был Пес. Красивая черная овчарка, которую я прикормил с улицы сухарями. Она тоже была моим другом, но я не был ее хозяином. Я был ее товарищем, братом — кем угодно, но не хозяином. Меня уже тогда воротило от одного лишь этого слова.

До двенадцати лет я все время учился с Ази и практически не выходил на улицу. Только вечером, пока охранники курили кальян, мог выскользнуть, чтобы покормить Пса. У него не было имени, впрочем, как и у меня, но это не мешало мне считать Пса роднее всех, кто был в моем окружении».

Все было хорошо, пока Еся не уснула вместе со мной. Я думал, это у нее прошло, но ничего подобного. Она плохо спит, практически не отключается, можно сказать, а когда это происходит, вскакивает вся в слезах.

И я беспомощный. Могу только смотреть на это, и все. Мне не хватает духу открыть моей девочке правду, потому что тогда наше равновесие полетит к чертям. Я боюсь, что правда ее тогда окончательно сломает. И не будет семьи, а мне так хочется иметь ее с Есей.

В каждом ее сне Монстр. Еся зовет его, плачет и зовет, а я ни черта не могу сделать, я даже выдать себя не могу. Наше общение похоже на карточный домик. Одно лишь дуновение ветра, и все рухнет.

То, что я так старательно строил последние месяцы, просто развалится, а я не хочу этого. Впервые в жизни я чувствую себя (ладно, не почти себя, она Марата любит, но все же) любимым, и да, эгоистично, но мне это нравится.

Нравится, когда не по приказу, а добровольно Еся хочет быть со мной. Нравится, когда моя девочка стонет от наслаждения, и, сука, я сам хочу дать ей все в мире удовольствие, научить ее всему.

С другой стороны, кое-что идет не по плану. Еся-Никки как-то слишком быстро поддалась Марату, и я ревную. Да, я сам создал этот образ и теперь сам же дико просто к нему ревную.

Кажется, я перестарался. Марат получился лучше меня самого. Арман из клетки аплодирует стоя.

Впервые в жизни я испытываю это чувство ревности. Оно похоже на боль, как будто что-то грызет тебя, и ты ничего не можешь с этим поделать.

Есе нравится Марат. Она пришла к нему на вторые сутки! Не ломалась, не тянула — ничего подобного не было.

Моя девочка стонала под Маратом, принимала его, сосала ему. Она хотела его, кончала с Маратом, а после прижималась к своему мужу, тогда как где-то внутри меня орал просто Арман. Ему было реально больно.

Не любила. Забыла так быстро. Конечно, это была не любовь. О чем вообще разговор, я ее похитил тогда, Еся была моей рабыней.

Серьезно. Меня настоящего не за что любить. Еся играла со мной, маленькая хитрая лисичка.

Да, она признавалась в любви, но на стрессе тогда сказала, у нее выхода другого не было. Блядь,