Закат. Начало (СИ) - Мельникова Надежда Сергеевна "Хомяк_story" Страница 2

— Ваш вор — женщина! — улыбнулся Генри, сцепив руки за спиной в замок и приподняв подбородок.

Глава 2

Коккинакис поморщился, ощущая раздражение в горле. Прикрывая рот серым, не слишком чистым платком, он едва сдерживал накативший приступ сухого кашля. Чувствуя ломоту во всем теле, он потер переносицу, стараясь игнорировать внезапную головную боль. Наблюдая за работой амбициозного молодого следователя Интерпола, он искренне надеялся, что последнему удастся раскрыть данное преступление по горячим следам и дело будет закрыто. Тому оставалась всего пара лет до пенсии. В молодости он страдал романтической дурью, мечтая спасти человечество от преступности, добиться невероятных успехов в задержании нарушителей закона и сделать мир чище и лучше. Однако чем больше он получал опыта в этой области, тем чаще на него накатывали волны безысходности. В итоге после двадцати пяти лет работы в убойном отделе он понял, что некоторые люди словно акулы, которых невозможно перевоспитать или обуздать, им просто нужно свежее мясо. Впрочем, несколько лет назад его перевели в другой отдел, и вместо того, чтобы искать педофилов и серийных убийц, теперь он занимался тем, что переписывал из блокнота в блокнот списки украденных предметов, заполняя огромные отчеты и составляя бесконечные доклады. Зачастую подобные преступления так и оставались нераскрытыми.

— С чего вы взяли, что это женщина? — прохрипел Коккинакис, пытаясь смочить воспаленное горло собственной слюной.

Помощница Тома сочувственно улыбнулась. Порывшись в карманах, она нашла мятный леденец и тихонько, стараясь не шелестеть оберткой, подала его начальнику. Конфета тут же исчезла у мужчины во рту.

Брикман стоял у окна, внимательно изучая тот самый балкон, через который вор проник в галерею. Сверкнув серо-голубыми глазами, мужчина улыбнулся и, не оборачиваясь, ответил:

— Только женщина, проникая в галерею, подвинет вазу, чтобы не поломать цветы.

В зале раздались легкие смешки.

— Это притянуто за уши, — возразил один из полицейских. — Вор подвинул вазу, чтобы не оставить следов или просто пройти, в конце концов.

Генри повернулся и снова улыбнулся, обращаясь к мужчине в форме:

— Вор грубо сломал дверной замок, вывернув наружу древесину, затем ножом вырезал картину из рамы. Не думаю, что он рассчитывал остаться незамеченным.

В зале кубизма повисло неловкое молчание. Все присутствующие притихли в ожидании продолжения расследования. Генри взглянул на следователя, при этом его спина была идеально ровной, а подбородок слегка приподнят.

— Том, могу я вас называть Том?

— Да, конечно, — кивнул Коккинакис.

— Подойдите сюда, Том, если это не затруднит вас.

Следователь афинской полиции понятия не имел, куда именно ему нужно смотреть, однако, стоя плечом к плечу с агентом Интерпола, он состроил серьезную мину.

— Как вы думаете, смогут ли ваши ребята определить, как давно были сделаны эти вмятины на водосточной трубе?

Том повернулся, его лицо тут же стало серьезным.

— Вы полагаете?

— Я полагаю, что когда ваши умельцы проведут обследование этой балконной плиты на несущую способность, — перебил его Генри, развернувшись на пятках и взглянув на Коккинакиса сверху вниз, — то окажется, что ни меня, ни вас она не выдержит.

Не дождавшись реакции следователя, Брикман обратился к стоящему возле двери охраннику, который увлеченно беседовал с директором галереи, при этом стуча себя кулаком в грудь.

— Итак, вор залезает по водосточной трубе на балкон, взламывает деревянную, довольно гнилую, дверь, так как она сама по себе является предметом искусства. И в этот момент срабатывает так называемая сигнализация «на пролом». У него было не больше трех минут…

— Нет, — директор опустил глаза, затем вытер ладонью проступившие пятна пота на лбу. — Без десяти четыре у нас пересменка, новый охранник приходит на работу, а старый уходит. Сигнализация по контуру здания отключается, чтобы дать ему возможность выйти.

Генри потер подбородок, нахмурившись, затем быстро прошел через помещение и снова приблизился к пустой раме на стене.

— Таким образом, вор без труда проникает в помещение, имея информацию о времени вашей пересменки, — Генри зашагал по кругу, рассуждая, — но внутри зала он задевает инфракрасный извещатель, и срабатывает сигнализация. Тогда…

Директор покачал головой, вздыхая.

— Мы давно отказались от этой системы. Вы хотя бы представляете, как часто срабатывает подобная сигнализация, если охранник каждые полчаса обходит помещения? Галерея расположена на границе со спальным районом, мы платили огромные штрафы за нарушение общественного порядка по ночам. Вы понятия не имеете, какое количество жалоб в год мы получали.

— Господи боже, — вздохнул Генри, разглядывая оштукатуренные стены. — Вам стоило вывесить табличку у входа «Заходи, бери, что хочешь!»

Директор закипел от злости:

— Поверьте мне на слово, вам неизвестно, какие мизерные деньги город выдает на содержание галереи! В стране кризис.

— Нет, я не силен в бухгалтерии, — Генри даже не взглянул на кричавшего человека. Он наклонился, сосредоточенно изучая деревянный, довольно обшарпанный паркетный пол возле того места, где на стене висела картина.

— А вы знаете, какое у нас количество охранников и какой именно объем работы на них ложится? — с пеной у рта возмущался директор, наблюдая за приезжим следователем.

— Минус один, я полагаю? — спокойно улыбнулся Генри, затем взялся за пустую тонкую черную рамку, рванул ее на себя, и в зале тут же раздался истерический вопль сигнализации. Когда звук наконец-то пропал, Генри присел на подоконник ближайшего окна и задумался.

— У вас установлены извещатели, которые работают путем подкладывания чувствительных элементов под блокируемый предмет. Иными словами, главной задачей вора было не отрывать картину от стены, а аккуратно вырезать. Видимо, сделать это незаметно не получилось.

— Сигнализация сработала не в этом зале, — в дверном проеме появился пожилой мужчина с толстым фонарем на ремне. — Она завизжала в соседнем.

Генри замер на какое-то время, а затем стремительно зашагал по коридору, следуя в указанном направлении. Словно стайка черных муравьев, полицейские рванули за ним. Следователь Брикман остановился в центре помещения, он дышал глубоко и часто, оглядываясь по сторонам. Мысленно он насчитал семь полотен: по три картины на противоположных стенах и одна в центре, напротив входа. Несмотря на то, что картинами принято любоваться на расстоянии, следователь подошел к самому крайнему холсту вплотную, практически прижавшись к стеклу носом. Несколько фиолетовых полосок переплетались с голубыми и синими пятнами, образуя ночные дюны. На следующей картине многоугольники отделялись друг от друга прямыми черными линиями, сама же «раскраска» имела характер заливки на чертеже. Еще одна картина с ярко-оранжевыми мазками по кругу располагалась на центральной стене помещения. Возле нее Генри провел больше всего времени, внимательно изучая полотно. Он снова надел перчатки и закатал рукава, затем взялся за раму картины.

— Художник Пит Мондриан говорил, что люди обречены страдать, — громко заявил Брикман, отрывая тонкую белую раму от стены. В зале тут же снова зазвучала сигнализация. Закрывая уши от пронзительного звука, директор подбежал к следователю, пытаясь отобрать произведение искусства, однако Генри был выше и сильнее; он аккуратно снял стекло с картины и закончил начатую фразу, когда сирена наконец заглохла. — Люди обречены страдать до тех пор, пока не смогут взглянуть по-иному на мир вокруг и внутри себя самих.

Взглянув на перепуганного директора, он улыбнулся:

— Поздравляю, у вас украли две картины.

Глава 3

Лопасти вентилятора, стоящего в углу, сталкиваясь с воздухом, с шумом отбрасывали его. Круг за кругом, создавая свистящий звук, старый аппарат, покрытый пылью, боролся с напавшей на город жарой, формируя потоки воздуха в душном кабинете Коккинакиса.