Я тебя проучу - Лея Кейн Страница 2

Наши взгляды встречаются, и я примерзаю к полу. Чувствую, как Мадлен, тоже узнавшая его, касается моего локтя, но легче от этого не становится.

Семь лет назад этот мужчина разделил мою жизнь на «до» и «после». Семь лет мне потребовалось, чтобы научиться жить заново. Семь лет я бредила его возвращением и вздрагивала от любого звонка. А теперь, когда все наладилось, он здесь, передо мной. В его глазах издевательское право собственности. Ведь я ему задолжала… ночь.

— Прошу любить и жаловать, — представляет его Афанасьевич, — ваш новый директор — Богатырев Платон Мирославович.

Не отводя от меня цепкого взгляда, от которого дух захватывает, он напоминает мне свой голос:

— Кое с кем мы уже знакомы. Правда же, Маргарита Андреевна?

Я глохну от чудовищной пульсации в висках. Вид перед глазами рассыпается на детали паззла, смазывается, растекается пятном. Голос Афанасьевича тухнет, но я ясно ощущаю пристальный взгляд Ярослава на себе. Каких-то пять минут назад я уверяла его, что не знаю нашего нового генерального. Выходит, я солгала, сама о том не ведая.

Будто поезд, гремя вагонами, проносит в памяти картинки из прошлого — тех времен, когда я знала Богатырева не как директора фирмы, а как начинающего бизнесмена, заядлого игрока подпольных казино и человека, выигравшего меня в покер. За шесть ночей, что я провела в плену его сильного, властного тела, моя жизнь перевернулась вверх дном. Я успела возненавидеть его, полюбить и снова возненавидеть. Но я осталась ему должна последнюю седьмую ночь, и он обещал однажды вернуться. Зря я решила, что за эти семь лет он забыл обо мне.

— Зайдите ко мне, Маргарита Андреевна.

Беспомощно взглянув на него, напоминаю себе, какой пост теперь занимаю. Нельзя поддаваться провокациям и выглядеть в глазах подчиненных слабой. Я многим пожертвовала, добиваясь этих высот. Чтобы больше никто не посмел даже мысли допустить, что меня можно заполучить в качестве долга или трофея.

Наступаю себе на горло, избегая взгляда Ярослава. Но не могу смотреть на него. Стыдно, страшно, душераздирающе.

— Возвращайтесь к работе, — напоследок добавляет Афанасьевич, еще теша себя иллюзией своей нужности.

А я на негнущихся ногах вхожу в кабинет за Богатыревым, невольно поймав запах его парфюма. Он другой — более насыщенный, терпкий. Еще один жест, показывающий, сколько прошло времени.

Кабинет мне хорошо знаком. Именно здесь на прошлой неделе бывший генеральный директор сообщил нам с Яром, что у нас ожидается масштабная штатная перестановка. Обрадовал повышением, но не уточнил, кому продал нашу фирму.

Окинув взглядом овальный стол переговоров, отворачиваюсь к окну, и внутри все сжимается от глухого щелчка. Дверь за моей спиной закрыта. Она отделила меня от коллег, от Ярослава, от всего мира. Оставила один на один в клетке со зверем.

— Почти не изменилась, — вкрадчивый шепот опускается на мою шею и покрывает ее мурашками.

Сорваться бы с места, влепить ему пощечину, высказать, какой он мерзавец, и написать заявление на увольнение. Но нельзя. Я не могу потерять эту работу.

— Здесь всюду камеры, Платон… Мирославович, — выдавливаю, не глядя на него.

Даже не подумав отступить, он приближается вплотную, заносит руку вперед и ведет ладонью вниз по моему животу.

— Нам не привыкать, — шепчет мне на ухо.

Болезненно сглатываю и прикрываю глаза. Вновь меня одолевает отвращение к себе. Опять чувствую себя половой тряпкой. Там, в зале, мой жених. В смятении из-за обмана. С отравляющими мыслями. Один из немногих в этом мире, кому я еще доверяю, и чье мнение мне небезразлично.

— Зачем ты вернулся? — спрашиваю, резко отойдя и развернувшись.

Вкладываю в свой тон и взгляд максимально много дерзости и твердости. Пронизываю их обидой и болью, доставленной мне семь лет назад. Сразу демонстрирую рамки.

— Куда? — так же спокойно произносит Богатырев, чуть склонив голову и снова мазнув по мне глазами.

Изменился. Я бы даже сказала — очень. Возмужал, стал солиднее, шире в плечах, увереннее, но ленивее в манерах. Голос теперь ниже, взгляд проникновеннее. Такому не нужно кого-то к чему-то принуждать. По щелчку пальцев сами в ногах ползать станут. Только не я!

— Можешь мне не верить, но я не знал, что ты переехала. Не знал, что работаешь тут.

— Не заливай.

— Рита, я не для того уезжал, чтобы возвращаться. Думал, ты поймешь, что я всего лишь вовремя нас остановил. А эту фирму я купил за бесценок.

— Не верю. Ни единому слову.

Фирма процветала, приносила колоссальный доход. Он лжет.

Но его бровь чуть заметно выгибается. Кулаками упершись в стол, Богатырев подается вперед и с ноткой одержимости отвечает, вытягивая мои скрипучие нервы в струнки:

— Окей, Рита. Как скажешь. Раз я лгу — то ты мне кое-что задолжала…

— Не я, — отвечаю без колебания, — а Денис Королев. С ним ты играл в карты. Вот пусть он и отдает тебе остатки долга.

Ледяной как айсберг. Поглощающий как топь. Богатырев протягивает руку к лежащим на его столе личным делам, берет верхнюю папку и открывает.

— Миронова Маргарита Андреевна, — произносит, ни на секунду не опустив глаз в кадровое содержимое. — Двадцать девять лет. Разведена. Есть дочь. Миронова Александра…

Пауза, которой он расковыривает затянувшуюся рану, меня убивает.

— …Платоновна, — договаривает Богатырев, отодвигая раскрытую папку. — Здесь и копия свидетельства о рождении есть. Отчество ребенку дано со слов матери. Графа «Отец» пустует.

— Я просто не хотела, чтобы у нее было что-то общее с Деном, — отвечаю не слишком убедительно.

— Ей шесть лет, Рита. И у нее выдающиеся темно-зеленые глаза. Волнистые русые волосы. Густые брови.

Каждое его слово, каждый звук заколачивает очередной гвоздь в крышку моего гроба. Отпираться бессмысленно: Саша — копия своего отца. Порой мне кажется, она и характером в него, как бы я ни старалась сделать из нее веселую, беззаботную принцессу.

Теперь Богатырев смотрит на меня так, словно я ему должна не ночь, а целую жизнь. Как на лютого врага. И от ужаса у меня леденеют пальцы.

Одинокий волк, годами закалявшийся перегрызать глотки. И я — бедная овечка, наивно решившая, что имеет право на капельку счастья. Это неравная схватка. Я безнадежно обречена на поражение.

— Она моя, — проговаривает Богатырев слова, которые несколько лет назад я восприняла бы как благословение свыше.

— Нет! — рявкаю зло. — Она моя. И только моя. Тебя не было рядом,