Лёд моей души - Юлия Владимировна Монакова Страница 2

Аля сунула руки в карманы пуховика, чтобы хоть немного согреть ладони, и обнаружила забытую шоколадку, купленную ещё в Москве. Этакий маленький утешительный приз… Озябшими деревянными пальцами она отломила от плитки пару долек и положила в рот, остальное оставила про запас. Мало ли, когда теперь придётся в следующий раз поесть нормально… нужно было готовиться ко всему. Внезапно ей остро, до сосущей рези в желудке, захотелось маминых пирожков с луком и яйцом. А ещё с домашним творогом и изюмом! Явственно почувствовав на языке вкус этих самых пирожков, знакомый и любимый с детства, Аля коротко всхлипнула без слёз, но не позволила себе раскисать и дальше. Всё будет хорошо. Должно быть! В голову постоянно лезла дурацкая присказка то ли из какой-то книги, то ли из фильма: “В конце концов всё непременно будет хорошо. А если не всё хорошо – значит, это ещё не конец!”

Нет, нет, это не конец. Во всяком случае, не конец для Али. Она не успела толком пожить и не готова уходить вот так, ей всего тридцать лет, а ещё столько всего неизведанного надо сделать! Она так и не прыгнула с парашютом, не завела милого трогательного щенка, не увидела памятник вечной любви – Тадж-Махал, не встретила рассвет на тропическом острове, не поплавала с дельфинами, не побывала на карнавале в Венеции, не родила ребёнка…

…и не узнала, каковы на вкус губы Андриса.

ЧАСТЬ I

За полгода до событий, описанных в прологе

Не удержавшись на подкашивающихся ногах, Игорь тяжело рухнул на пол и моментально заснул, словно внутри него переключился какой-то рычаг. Сложно было поверить, что вот только что этот человек орал, буянил, хватался за нож, грозя то ли самоубиться, то ли прирезать её, Алю… Сейчас же он храпел без задних ног, только что не улыбался во сне, аки невинный младенец.

Аля знала, что если Игорь вырубился – то теперь проспит до утра, а то и до самого обеда. Дрожащими пальцами она осторожно коснулась разбитой губы. Её трясло не от страха, а скорее от шока. Никогда прежде муж не осмеливался поднимать на неё руку, как бы безобразно ни напивался и ни скандалил при этом. Угрожал, запугивал, даже замахивался в её сторону – всё это было. Но сегодня впервые он действительно ударил её. Ударил по лицу…

Горло тут же перехватило болезненным спазмом. Изо всех сил сдерживая рвущийся наружу плач, Аля добрела до ванной комнаты, чтобы оценить масштабы бедствия и сообразить, удастся ли хоть немного привести себя в порядок.

Увидев собственное отражение в зеркале, она всё же дала волю слезам. Свежий кровоподтёк под левым глазом выглядел устрашающе и одновременно жалко, словно у прожжённой алкоголички; нижняя губа кошмарно распухла, будто от пчелиного укуса, а с её внутренней стороны образовалась небольшая ранка – порез от зубов. Аля аккуратно промыла губу тёплой водой и приложила на несколько секунд тампон, смоченный перекисью водорода, морщась от неприятных ощущений. Красавица, ничего не скажешь… Что люди-то подумают? Впрочем, не всё ли равно – что? Аля понимала, что если в их с Игорем отношениях и существовала точка невозврата, то она только что была пройдена. Она не собиралась оставаться в этом доме, с этим человеком. После всего случившегося она предпочла бы вообще никогда в жизни больше его не видеть… Муж умудрился окончательно смешать с дерьмом всё доброе, нежное и светлое, что было когда-то между ними.

Откровенно говоря, прежних чувств к Игорю Аля давно уже не испытывала. Они прошли, испарились как утренний туман над рекой. А ведь когда она выходила замуж, всё выглядело так радужно, так романтично… Если что и настораживало немного в поведении возлюбленного – так это его патологическая ревность. Он мог завестись абсолютно на пустом месте и без повода, если ему внезапно казалось, что Аля строит кому-то глазки или как-то по-особому улыбается. А если Игорь ревновал – то сразу же лез выяснять отношения к предполагаемому сопернику. Але, молодой дурёхе, тогда это только льстило: вот как сильно будущий муж её любит! Идиотка. Овца непуганая…

Как ни стыдно было признаваться в этом самой себе, но ей следовало тогда послушать маму, которая изначально не одобряла предстоящий брак единственной дочери.

– Пьёт он, Алюшка, – тихо сказала она после того, как поближе познакомилась с будущим зятем. – А когда выпьет – сразу дурной становится, нехороший такой. Боюсь за тебя…

– Да какое там “пьёт”, – с досадой отмахнулась счастливая влюблённая Аля. – Так, рюмку-другую пропустит по праздникам… Как все. Ни больше, ни меньше.

– Дурёха моя, так с этого всё и начинается – рюмка-другая по праздникам, по поводу, без повода… – мать покачала головой и, с тревогой вглядываясь в Алины глаза, нежно прикоснулась к её щеке.

– Ты уверена, что именно он тебе нужен, доченька?

– Уверена, – кивнула уязвлённая Аля. Настроение испортилось, но Игорю об этом разговоре она, разумеется, ничего не сказала, тем более что он тоже не был в восторге от Алиных родителей.

В своё время те добровольно променяли городскую жизнь на деревенскую, и Игорь откровенно посмеивался над тестем и тёщей, не понимая, как можно было оставить город и переехать в какую-то сельскую глушь. А родители были по-настоящему счастливы… Они полностью обеспечивали себя натуральными продуктами питания: завели коз, кур и кроликов, делали из молока сгущёнку, домашний творог, йогурты и сыр – и себе, и на продажу. К тому же, в их распоряжении был довольно большой участок земли, на котором они выращивали фрукты, ягоды, овощи и зелень, излишки опять же продавали. “Мещанские радости!” – фыркал муж пренебрежительно, и Але становилось обидно за мать с отцом. Все её счастливые подростковые годы прошли в деревне, и хотя она любила город, в котором родилась, ничуть не меньше, всё-таки неприятно было, когда топтались грязными сапожищами по самым чистым и счастливым семейным воспоминаниям. Время от времени Игорь шутя подтрунивал и над самой Алей – вроде бы не зло, любя, но насмешливо напоминая жене о её “деревенском босоногом прошлом”, словно сам был аристократом самых что ни на есть голубых кровей.

Что касается свёкров, то те тоже не воспылали к невестке любовью с первого взгляда. “Женился не пойми на ком, – бурчала мать Игоря, – молоденькая профурсетка, ни профессии нормальной, ни кожи, ни рожи, ни даже собственного жилья!”

По поводу жилья свекровь говорила чистую правду – Аля была прописана у