Охота на русскую Золушку - Анна Трефц Страница 2

видели крайне редко. У Альберта — понятное дело они были по уши в государственных делах. Несмотря на то, что монархия в наше время — институт весьма сомнительный по силе власти и участии в управлении страной, члены королевской фамилии, как бы далеко они ни стояли от престолонаследия все равно не имеют ни минуты свободной. В стране постоянно что-то случается, и, если ты топчешься где-то рядом с троном, ну, и еще неприлично богат, ты обязан присутствовать, хочешь ты того или нет, понимаешь ли ты суть происходящего или смотришь на все как человек с тяжелой формой психического расстройства. Что касается моих родителей, то тут все сложнее. Мать была какой-то важной дамой при королевском дворе. Кажется, чуть ли не секретарем королевы. А эта еще та работенка. Секретарь обязан не только спланировать все визиты царской особы, но и подстроить под этот график всю ее жизнь, включая фотографии с любимой собачкой для дамского журнала и прочую рутину, на которую обычные люди не обращают внимания. Так что я ее вообще плохо помню. А мой отец всегда занимался бизнесом. Так что на меня у него тоже находилась минутка другая в неделю. Это если он был не в отъезде. Когда мне было шесть, моя мать, к сожалению, нас покинула. Увы, но от раковой опухоли не спасает ни состояние, ни положение в обществе. Поскольку мы с Альбертом всегда жили в своем мире, потеря матери прошла для меня относительно безболезненно. Я навсегда остался единственным ребенком в семье. И, пожалуй, хватит о нашем детстве. Добавлю только, что, после смерти жены, мой отец, окончательно ушел в бизнес. И там у него сложилась своя, далекая от меня жизнь. Когда я стал чуть старше, иногда до меня доносились отголоски той его жизни, в основном в виде скупых замечаний матери Альберта, что мой отец когда-нибудь свалится в пропасть со всеми своими шлюхами. Ну или что-то из пророчеств о том, как он будет гореть в гиене огненной. Однако, несмотря на явно скандальное поведение папаши мое положение в обществе сохранилось в память о моей бедной матушке. Я остался лучшим другом и практически сводным братом принцу Альберту. Жили мы одинаково с той лишь разницей, что им вечно трясли на людях, как дорогой побрякушкой, а я спокойно рос рядом.

В результате из Альберта получился превосходный принц. Как раз для того, чтобы постер с ним могла повесить над кроватью любая незамужняя девица от пяти до восьмидесяти. И тихо мечтать о том, как когда-нибудь он столкнется с ней в супермаркете, и после этого уж будет обязан жениться. На постеры Альберт чаще снимался не с продуктовой тележкой, а со своим любимым красным Pagani Huayra Imola.

Я тоже такой хотел заказать, но отец, который с моего пятнадцатилетия, начал заваливать меня советами в Твиттере, заявил, что, во-первых, это сочтут нескромным, во-вторых, вы с Альбертом, не близняшки. У тебя должен быть свой стиль. И чтобы совет не был пустым, прислал мне из США Tuatara. К тому времени он уже плотно осел в Нью-Йорке и патриотично обожал все американское. Но я, если честно, терпеть не могу выпендриваться за счет пиджаков, ботинок и машин. Поэтому в то время чаще ездил на своем старичке Bugatti. И не на мажорском Bugatti Divo, а на совершенно тривиальном спортивном каре, который в состоянии купить каждый смертный в обычном салоне. Были бы деньги. Ну, вот я опять сбился на себя. Да, в этом баре уже никто не сомневается, что я слюнтяй и нытик. А это не так. Я ною сегодня в первые. И наверное, в последний раз. Но поверьте, каждому мужику через такое пройти нужно. Однажды растереть сопли по щекам, сесть в лужу во всех смыслах. Чтобы знать, что даже ты, молодец и красавчик можешь быть настолько жалким.

Ладно, давайте лучше вернемся к Альберту. Нам тогда уже исполнилось по 23. Он высокий, правильный, весь прямой. Немного костлявый на мой взгляд, я бы даже сказал дрыщеватый. Но это на любителя. Вернее, на любительниц. На мнения любителей нам с ним плевать. Нет, я не гомофоб! Просто таким уж уродился. Люблю девиц. Бармен, коктейль парню в розовой куртке! Какой скажет. За мой счет, разумеется. Ладно, теперь все поняли, что я не гомофоб? Вернемся к Альберту. Но вообще да, Альберт бы парню в розовой куртке понравился. У него локоны как у девчонки, до плеч. Светлые. Не вру. Мужику за двадцать, он машет рапирой два раза в неделю, в поло играет, а волосы забирает в хвостик. И по мне, так ему бы подкачаться в тренажерке, но Альберт истинный аристократ. То есть он особенно не усердствует ни в чем. Спорт и гонки на машинах исключение. Рапире, мячу или поездкам на авто он мог предаваться сутки без перерыва. В остальном же был вальяжен и даже ленив. Вот я поставил в спальне многофункциональный тренажер. Правда ни разу на нем не качался. Он для другого. На нем, парни, с любой, даже очень тухлой девицей выходит умопомрачительный секс. Кстати, о девицах. Помните, как Альберт в четыре года боялся пописать, потому что на него смотрит вся страна? Травма не прошла бесследно. Он вырос настоящим ханжой. Мой девиз, жизнь прекрасна во всех ее проявлениях, и пока ты молод, ты просто обязан жить на всю катушку. Вот на нем это не работает. Как только он видит девушку, он становится деревянным болванчиком. Потому что у него на плечах груз ответственности. Как же, он же наследный принц. На него смотрит вся страна. К идее, что стране в общем-то пофиг, с кем он трахается, он глух. Когда нам было по семнадцать мне удалось подсунуть ему классную девчонку из бара Турандот. Ее звали Лиз. Первоклассная красотка, которая по моему совету прикинулась студенткой колледжа. Альберт с фейерверками в мозгу лишился девственности, но потом узнал правду. Как всякая проститутка Лиз оказалась страшно сентиментальной. И поскольку в ту ночь было хорошо не только Альберту, но и самой Лиз, в кой-то веки, она возьми, да и ляпни моему другу об этом, а заодно и обо всем остальном. Что было утром! Я испугался, что Альберт сотворит с собой что-нибудь ужасное. У парня случилась истерика. Как он мог, с проституткой, ведь что скажет его будущая великородная невеста, да и вся страна в придачу?! И возможно, правильнее было бы жениться на этой Лиз. Тут я, кстати, был