Луис Реннисон - Ангус, стринги и поцелуй взасос Страница 2

— Ну пожалуйста, он ведь умрет здесь, без папочки и мамочки.

Отец посмотрел на котенка и изрек:

— Не исключено, что он сам их и сожрал. — Все-таки иногда мой отец говорит ужасные вещи.

Я переключилась на маму и, обработав ее, заполучила, наконец, этого котенка. Помню, хозяйка гостиницы, шотландка, сказала, что это помесь обычного кота и шотландской дикой кошки, и я еще порадовалась. Ну разве я могла представить, что этот милый котенок вырастет размером с небольшого Лабрадора, да и нрав у него как у дикого зверя. Одно время я даже выгуливала Ангуса на поводке, но он сожрал его, и мне пришлось извиняться перед нашей соседкой за последствия.

Как бы там ни было, время от времени Ангус слышит зов своих предков. Так вот, когда с «шотландских гор» спускалась оливка, он выскочил из своего логова (то есть из-за занавески) и мертвой хваткой вцепился в свою добычу (то есть в мои колготки). Он так дико мотал головой, что мне никак не удавалось по ней попасть. Хорошо, что под руку мне подвернулась швабра, а то бы я от него не отделалась.

Потом я вышла на улицу, но оказалось, что я не пролезаю в папин «вольво». И тогда отец предложил мне снять костюм и засунуть его в багажник.

— Ara, a сама поеду в колготках и футболке. Ты что, вообще? — сказала я ему.

Он рассердился, ведь предки не любят, когда дети им перечат.

— Ну что ж, — сказал он, — тогда иди пешком. А мы с Джас медленно поедем рядом.

Ну вообще.

— Интересное дело! — вспылила я. — Тогда уж лучше мы доберемся сами, зачем тебе ехать?

Тут отец набычился и попер на меня:

— Но я же должен знать, куда вы отправляетесь. Мало ли, куда вас ночью занесет.

Я просто обалдела. И говорю ему:

— Ага, ты где-нибудь видел, чтобы фаршированные оливки разгуливали по ночам? Или незаметно пробирались на чужие вечеринки? — Пораскинул бы лучше мозгами, куда это я отправлюсь гулять в таком виде!

Джас прыснула, а он рассвирепел. Ну как же, ведь я затронула его отцовские чувства!

— Если будешь так со мной разговаривать, вообще никуда не пойдешь, — заявил он.

Ну сколько можно?

В итоге я все-таки пошла пешком, а отец с Джас медленно поехали на машине рядом.

Потом мы наконец добрались, и это был ужас. Сначала надо мной все смеялись, а после просто перестали замечать, будто я ноль без палочки. И бедная оливка варилась в собственном соку: танцевала в гордом одиночестве, сшибая все подряд. Девочка, хозяйка дома, предложила мне в целях безопасности присесть. Я, конечно, попробовала, но у меня ничего не получилось. Мне пришлось позвонить отцу, и битый час я проторчала у ворот, дожидаясь, пока он приедет. Потом мы засунули костюм в багажник, и всю дорогу я не проронила ни слова.

Зато Джас отлично провела время — в окружении Тарзанов, Робинов Гудов и Джеймсов Бондов. Да уж, у мальчишек богатое воображение, не то, что у некоторых…

Когда мы «вспоминали пережитое», у меня опять испортилось настроение. Но чтобы «излечиться», я все время с горечью повторяла:

— Не нарядись я оливкой, у меня тоже не было бы отбоя от мальчиков.

— Знаешь, Джорджия, ты, конечно, смешная, — сказала мне подруга, сделав «умное» лицо. — Но мальчикам не это нужно.

Тут я рассвирепела. Тоже мне, знаток мальчиков! Хоть бы помолчала.

— Вот значит как! — Меня раздражал этот ее тон зрелой фифы. — И каких же девочек любят мальчики? — напала я на нее. — Всяких кокеток в костюмах кошечек?

Я выглянула в окно. Мой кот сидел на заборе и с презрением взирал на лающего на него соседского пуделя.

А Джас продолжала читать мне нотации:

— А если даже и кокеток? Парни любят женственных, а не таких как… ну ты понимаешь, — сказала она и надела свой рюкзачок.

— Каких «не таких»? — вспыхнула я.

— Ну я пошла. — Джас никак не отреагировала. — Меня ждут к ужину. — И она на-правилась к выходу.

Мне бы промолчать и проводить гостью вниз, но вместо этого я начала собачиться. Знаю, что нужно остановиться, но ничего не могу с собой поделать. Я и крикнула ей вслед:

— Кого ты имеешь в виду? Договаривай! Не таких, как кто?..

Джас что-то пробурчала в ответ и вышла на улицу, но я успела проорать ей вдогонку:

— Ага! Ты меня имела в виду, да?

23.00

У меня еще ничего не было с парнями, а меня от них уже тошнит.

Полночь

Господи, только не сделай из меня лесбиянку вроде Волосатой Кейт[3] или нашей физручки мисс Стэмп.

00.10

Вот только объяснил бы кто, чем занимаются лесбиянки?

Понедельник, 24 августа

17.00

Целый день ни звонка. Умру — никто и не узнает. Возьму сейчас и лягу спать.

17.30

Только легла, как в комнату пришла Либби, забралась ко мне на кровать и давай орать дурным голосом: «А-а-а-а-а». Ну разве тут уснешь! Пришлось встать. Либби славная, даже когда описается. И нормально воспринимает мой юмор.

19.00

Эллен с Джулией позвонили мне из телефонной будки. Они вырывали друг у друга трубку и наперебой так и сыпали на французском. Это мы готовимся к нашей завтрашней вылазке. Будем строить из себя «таинственных девушек». По-французски это звучит как la Marche Avec Mystery[4].

22.30

Сделала маску из яичного желтка. А вдруг я завтра встречусь с le garçon gorgeous, шикарным парнем?

Прилегла почитать…

9.00

Проснулась — все лицо стянуто словно панцирем, даже глаз не открыть. Вспомнила, что заснула вчера с яичной маской. Лучше бы я не ложилась так рано. Теперь вся опухшая ото сна, глаза, как две щелочки, словно у японки или китаянки, хотя в роду у нас не было ни тех, ни других. Не считая тети Кэти, которая любит распевать китайские народные песни, да и то не после первой рюмки.

11.00

Созвонилась с Джулией и Эллен. Сходка у торгово-развлекательного центра «Whitley’s» — оттуда и начнем наш la Marche Avec Mystery. Стиль выбрали спортивный. Я надела слаксы, короткие сапожки, черный топ с воротом и пвх-пиджак (См. «Джорджиальные словечки») — это я так «кошу» под юную Бриджит Бардо. Впрочем, глухой номер, потому что а) я на нее не похожа; б) я не блондинка. Я бы, может, и перекрасилась, но кто ж мне даст! У нас не дом, а детский сад, и мой папа не умнее телепузика. Я тут недавно спросила у мамы:

— Как ты думаешь, мне пойдут светлые волосы? И какую краску посоветуешь?

Мама сделала вид, что не слышит меня и продолжает переодевать Либби. И тут вмешался папа:

— Тебе и четырнадцати нет, а уже надоел твой естественный цвет? Что будет в тридцать? Хочешь перебрать все цвета радуги?

Что-то в последнее время мой папочка того… И я поворачиваюсь к маме и говорю: