Алина Дворецкая - Сказка о Снежной Королеве Страница 2

— Твоя жена, наверно, очень тебя любит, если пошла на такое, — заметила Анжелика.

— Не знаю, — покачал головой Рома. — Как-то все сейчас не так. Но тогда — да, я ей был очень благодарен. Она ведь фактически отказалась от своего ребенка. Ради меня. Мне и сейчас достаточно просто собрать вещи и уйти вместе с Сашкой. Ничего меня не связывает.

Анжелика внимательно слушала, согласно кивала, проникаясь чужими проблемами — психологическое образование сказывалось.

— Я так думаю, что это даже лучше. Наши отношения с бывшим, мне кажется, начали разваливаться в тот момент, когда мы зарегистрировали свой брак. Главное ведь не штамп в паспорте, правда?

— Конечно, — взгляд фаната в направлении поп-звезды. — Может быть, прокатимся?

Они вышли в темно-фиолетовую тьму, густую, сладкую, под августовское небо, усыпанное крупными звездами. Анжелика поежилась, торопливо забираясь во вспыхнувшее желтым светом нутро «Опелька» — ее зеленый летний костюмчик, короткорукавый, с бриджами, не закрывающими загорелые коленки, был слишком легок для этого вечера. Автомобиль, круто стартанув с места, рванулся вдоль Московского проспекта; желтые огни окон, мятущиеся тени прохожих конвейером потекли мимо. Это было почти блаженством — ощущение скорости, предельной, пожалуй, для милой маленькой машинки, хлещущий в лицо поток ветра из приоткрытого окна, монотонный изобразительный ряд домов слева и справа. Приятное чувство расслабленности, подкрепляемое сытой тяжестью в желудке.

«А он, пожалуй, ничего, — снисходительно подумала Анжелика, изучив своего спутника в профиль, — не в моем вкусе, правда».

Катин разум болтался где-то между сном и явью, когда она услышала скрип ключа в замочной скважине. Катя моментально проснулась, села в постели — и задрожала от предвкушения какой-то неприятности.

— Это ты? — спросила негромко в приоткрытую дверь спальни.

— Нет, не я, — ответил Ромка невыносимо веселым голосом. — Попить чего-нибудь есть?

Катя слышала, как он скинул обувь и протопал на кухню.

— А почему ты кефир не купила?

— Забыла.

Ромка вернулся в коридор — снимал куртку.

— Ты все забываешь, что меня касается. Тебе вообще на меня наплевать!

Кате хотелось поскорее закончить этот разговор — тогда она смогла бы, наконец, спросить, где он был.

— Почему ты сразу обобщаешь? — спросила она как можно мягче. — Я просто забыла.

— Чем ты целый день занимаешься, что забываешь? — он уже вновь открывал холодильник на кухне. — У тебя дел так много?

— Мы с Шурой сегодня… — начала Катя. — А что за вонь в холодильнике?

— Не знаю.

— А я знаю, — он повысил голос. — Протухло что-то.

— Ничего там не могло протухнуть, — защищалась Катя.

— А чем тогда воняет?

Она очень хорошо знала эту его методику — нападать, не дав ей произнести ни слова. Нападение — лучшая защита.

— Слушай, не шуми так, — сказала Катя. — Шура проснется.

— Ага! — в голосе мужа появились ликующие нотки. — А это что? Это что я спрашиваю? — он возник на пороге спальни с розовым картонным пакетом в руках.

— Сметана.

— Вижу, что сметана! — Ромкин голос сорвался почти на крик. — Вот она и воняет!

— Я из нее завтра блины испеку, — поговорить о позднем возвращении мужа уже не представлялось возможным.

— Блины? — Ромка брезгливо принюхался. — Да она уже абсолютно тухлая! Ты хочешь меня отравить или ребенка?

Слезы, душившие Катю, внезапно перелились через край и закапали на щеки; она выскочила из постели и, накинув халат, рванулась в сторону ванной.

— Ответь мне! — перехватил ее Ромка. — Куда ты удираешь?

— Не кричи, пожалуйста, — тихо сказала Катя, высвобождаясь из его рук. — Ну, забыла я про нее. Собиралась сделать блины и забыла.

— А что ты еще забыла? Ты вообще занимаешься домом?

— Да, конечно, — она старалась не смотреть ему в глаза. — Рома…

Он шагнул к шкафу, приподнялся на цыпочки, провел рукой по пыльному верху.

— А это что?

— Я вытру завтра.

— Это ты тоже забыла?

— Не кричи, пожалуйста.

— На тебя не только кричать — тебя бить надо!

Краска ударила Кате в лицо. Ее муж всегда умел повернуть все так, как ему нужно.

— Почему я должен приходить в грязную квартиру? — грохотал Ромка. — К женщине, которой на меня наплевать?

Это уже была полная неправда.

— Почему ты говоришь, что мне на тебя наплевать?

— Потому что в холодильнике нет кефира, а вместо этого стоит ужасная вонь! Я не буду есть вообще ничего из того, что стоит в этом холодильнике, потому что от этой сметаны там все провоняло! Катя прекрасно знала, что Ромке надо оправдать свое позднее появление, что он привязался бы к любой мелочи, что лучше всего было бы просто замолчать и выслушать… Но проклятая гордость не позволяла ей просто подойти и коснуться руки мужа.

— Ты, как всегда, преувеличиваешь, — сказала она как можно спокойнее. — Что там могло провонять?

— Что? — заорал Ромка, и голос у него сорвался. — На, нюхай!

Боковым зрением она уловила взмах его руки — и по спине потекло ледяное, мерзкое, липкое.

— Дура! — кричал Ромка.

Несколько секунд Катя ошалело смотрела на ковер, заливаемый дурно пахнущими всплесками сметаны — потом завизжала и выскочила в ванную. Махровый халат прилип к спине, вонючая сметанная жижа затекла даже в трусики.

— Идиот! — воскликнула Катя, не в силах больше сдерживать слезы. — Какой же ты идиот!

Резко распахнулась дверь ванной — Ромка стоял на пороге, возмущенный, красный от гнева. Катя инстинктивно закрылась руками, как будто он был чужим — такой некрасивой и жалкой она себя чувствовала сейчас.

— Да, я идиот! Тебе не нравится? — он уперся руками в косяки, не давая ей закрыть дверь. — Я могу уйти в любой момент, меня здесь ничто не держит!

Когда дверь закрылась, Катя отвернула до предела оба крана и засунула голову под душ — ее худенькие плечи сотрясались от рыданий.

В ожидании Аниного звонка Роман провел четыре долгих дня; на пятый он наконец решился позвонить сам. Ее рабочий телефон был забит у него в трубке под именем Андрей; Роман набирал номер не без некоторого внутреннего трепета.

— Але. Можно Аню?

— Это я, — уверенный, официально-офисный голос.

— Это Рома. Здравствуй.

— А, привет, — ответили небрежно на том конце провода; Роман попытался воскресить в памяти ее необычное лицо, узкое, с великолепными черными бровями вразлет; только бы она согласилась встретиться!

— Ты меня еще помнишь?