Владимир Витвицкий - Охота на компрачикоса Страница 2

Они, она уже совсем рядом, прошли, прошла к тому же расписанию, мимо него, несколько ошарашенного неожиданно увиденным образом и с удивлением вслушивающегося в возникшие вдруг, из ниоткуда удары собственного сердца. Проходя, девушка посмотрела на него, но, кажется, не заметила.

А он, еще бы, смотрит на нее. Время растянулось, сознание исчезло, уступив место восприятию: не все волосы попали в плен к заколке, кожа еще не тронута солнцем и загаром, а в голубых глазах понятные женские рифы. Ее движения соразмерны и сильны, стремительны, но не угловаты, она явно выделяется из дружных женских толп, поддавшихся моде и подчинившихся идее быть похожими на отмытых и приодетых, сытых хиппи, вялым поведением своим копируя дождевиков из теплых мелких луж.

Жарко, а от нее веет запахом костра и влажного гранита, а присутствие отвязного спутника лишь оттеняет предполагаемую романтику будущего перехода. Почти не сопротивляясь зарождающемуся вздоху, парень сделал шаг, другой… и ушел, оставив за спиной причину как всегда неожиданно возникающих и тревожащих симпатий.

Привокзальный рынок невелик, но очень оживлен, и разделен на покупателей и продавцов. Покупатели, в свою очередь, тоже разделены на две неравные части. Большая и подавляющая — приезжие, временные обитатели вокзала и его окрестностей, в разнообразии своем все-таки объединенные бледностью лиц, и меньшая — местные, в основном шоферы, работники вокзала и просто случайные прохожие. Ну а продавцы, люди разных национальностей, разнообразных форм загара, внешности, одежды, горбоносости — жители этого города, и они также соединены неуловимым сходством. Как будто они обладают особой, общей для всех них покровительственной окраской, объединяющей их в единое целое со своим городом, пыльными домами, жарким солнцем. Плоть от плоти, и здесь, на небольшом и толкающемся пятачке торговли они заметны — их меньшинство. Они статичны — оттого, что все привычно их глазу. Спокойствие и неудивление взгляда, незапрограммированного на поиск и запоминание необычных впечатлений, выдавливают их из слоняющихся вокруг толп путешественников. А в глазах последних ясно читается жажда отпускных приключений, южной экзотики и неотягощенной бытовыми заботами эротики.

Парень среди них, на стороне покупателей, и судя по изрядно покусанному лавашу в руках — довольно долго. Какая это вкусная вещь, лаваш — если, конечно, его не делали русские. Поддаваясь основным течениям и вынужденной неторопливости, парень движется без цели, но все уже изрядно надоело и, оказавшись у выхода, он покидает рынок. Суетливая толкотня и небольшая кучка мужчин с повышенной температурой тел, обступивших наперсточника, остались позади, а впереди виден вокзал и аллея, ведущая к нему, чуть в стороне от горячих железных параллелей, бликующих на солнце. Вереница скамеек под угнетенными жарой, асфальтом и бетоном магнолиями — их круглые кроны невысоки, и до листьев без труда можно дотянуться рукой. Пыль приглушает зеленый глянец, но яркие нескромные цветы похожи на колибри.

Людей немного, и самые удачливые прячутся от солнца в почему-то неплотной тени густой листвы, но все же все скамейки заняты, и сидящие смотрят на мир поездов и прохожих сквозь темные стекла. Козырьки бейсболок и поля вновь вошедших в моду соломенных шляп прибавляют тени, но бледные носы еще только готовятся к жертве ультрафиолету. Парень решает пройтись по аллее: ему слышны объявления и видно, как от прибывающих составов откатывают волны новеньких пассажиров.

Неторопливо шагая и не забывая о лаваше, он вновь с удивлением и с волнением замечает знакомую компанию — одна из дальних скамеек оккупирована будущими покорителями горных маршрутов. Грозного вида рюкзаки свалены в кучу, на скамейке пара мужчин, еще один пытается охладить свое тело в жидкой тени густой листвы. А девушка лежит на рюкзаках, точнее — полулежит, спрятав голову в тень, в руках ее газета — они разгадывают кроссворд, вместе веселее. А он идет мимо и опять смотрит на нее. Девушка спрашивает, ей отвечают, она смеется и записывает ответы. Надвигаются и остаются за спиной деревья, блестят на солнце рельсы, сам собой замедляется шаг… а может это время делает вежливую попытку остановить свой бег и тоже перейти на шаг?

Но быстрой походкой — вероятно, иначе ходить он не умеет, появился "тот, кто рядом с нею был". В его руках мороженое, на всех — и газета отложена, а в глазах девушки блеснула точная радость. Разговаривая, она пробует мороженное… но, что такое? На это невозможно смотреть?! Вторично споткнувшись, время сбилось с медленного шага, пришло в себя и прыгнуло вперед — и парень снова прошел мимо.

Снова привокзальная площадь, автобусы и люди, люди и чемоданы. У парня в руках, кроме своей сумки, еще и огромный баул, а рядом, с баулом не меньше, женщина, и ей чуть больше тридцати. И двое ребят, в лицах и фигурах похожие на маму — их руки тоже не пусты. В вытянутости старшего, в его подростковой голенастости проглядывается еще совсем недавняя, как будто это было вчера, девичья стройность матери. Все трое хлопают красивыми фамильными ресницами и пыхтят, стараясь не отставать от парня. Парень, как флагман, быстро ведет всех к автобусу.

Вот он, красавец "Икарус", обещание мягких кресел и уюта — в его больших окнах эти кресла даже очень хорошо видны. Приманка… но что это? Урчит мотор — и автобус уходит, неторопливо увозя своих надменных пассажиров. Словно театральный занавес, он медленно открывает приостановившейся четверке новую картину: как издевка, перед глазами предстают два весьма бывалых "ПАЗика". Их вид потрепан и работящ.

Парень взглянул на свою спутницу с баулом — хлопанье ресницами прекратилось. С трудом оторвав взгляд от "ПАЗиков", она растеряно глядит вслед удаляющемуся икарусовскому удобству. Но в ее широко, не смотря на яркое солнце, раскрытых глазах оцепенение несбывшейся надежды быстро сменяется улыбкой, еще немного — и там уже нет требований о помощи и просьб сочувствия, а лишь только сознание комичности ситуации. Все — она уже смотрит на парня.

"Бывает, — молча ответил тот, а сам подумал: — вот в этих-то глазах завяз и утонул твой муж".

— Мам, а это что, наш автобус? — спросил старший. Ребенку все равно, как ехать, а в маленьком и таком боевитом даже интереснее, но вальяжная шутка большого "Икаруса" задела и его. А у мамы вздрогнули ресницы — и она окончательно пришла в себя.

— Наверное, сейчас узнаем, — бодро ответила она, снова вопросительно взглянув на парня. Баул тяжел, и она переложила его в другую руку, а в голосе растаяли последние тени расстройства.