Кристин Ханна - Домашний фронт Страница 20

Ей так страстно этого хотелось, она нуждалась в этом, нуждалась в Майкле.

— Меня призывают.

Майкл замер, словно перестал дышать.

— Ты шутишь, да? — наконец выдавил из себя он.

— Разумеется, нет. Какие могут быть шутки, когда речь идет о войне? — Голос Джолин дрогнул. На секунду силы оставили ее. Она поняла, как ей хочется, чтобы Майкл обнял ее, сказал, что все будет хорошо, и они справятся. — Сначала боевая подготовка в Форт-Худ, потом Ирак.

— Ты служишь в Национальной гвардии, черт возьми! Ты не солдат действующей армии, не настоящий солдат.

Джолин поморщилась:

— Я окажу тебе услугу и забуду эти слова.

— Тебе не место на войне, Джо. Послушай. Тебе сорок один год…

— Теперь вспомнил!

— Там гибнут люди.

— Я в курсе, Майкл.

— Скажи им, что у тебя дети. Нельзя же требовать, чтобы ты бросила детей.

— Каждый день люди отправляются на фронт, оставляя своих детей.

— Знаю, — отмахнулся он. — Но ты мать.

— Сначала я была солдатом.

— Черт возьми, это не игра, Джо, тебя отправляют на фронт. Скажи им: нет уж, спасибо.

Джолин смотрела на него, не веря своим ушам.

— За это меня могут отдать под трибунал. И отправят в тюрьму. Отказаться нельзя.

— Тогда уволься.

Он ее совсем не знает, если может предлагать такое. Честь для него — просто слово, а юристы привыкли играть словами. Он понятия не имеет, что значит увольнение с лишением прав и привилегий.

— Я давала клятву, Майкл.

— А как насчет клятвы у алтаря? — парировал он.

— Сукин ты сын! — Джолин сорвалась на крик. — Все эти годы я любила тебя, обожала и поклонялась. А вчера вечером ты заявил, что больше меня не любишь и, возможно, захочешь развестись. А теперь эгоистичный придурок, который меня совсем не знает, предлагает мне уволиться из Национальной гвардии.

— Какой надо быть матерью, чтобы бросить своих детей?

Джолин задохнулась от ярости. Даже пощечина не могла бы так оскорбить ее.

— Как ты смеешь мне такое говорить? Это ты самый ненадежный человек в нашей семье. При мысли о разлуке с ними у меня разрывается сердце, но я не могу иначе. — Голос ее прервался. — Это мой долг.

— Значит, на фронт?

— Ты рассуждаешь так, словно у меня есть выбор, Майкл. У меня нет выбора: либо на фронт, либо в тюрьму. Как ты не понимаешь, меня призывают на действительную службу.

— И тебя удивляет, что я разозлился. С самого начала мне не нравилась твоя дурацкая армия.

— Приятно слышать, как ты пренебрежительно отзываешься о том, чем я занимаюсь.

— Война, и эта война в особенности, бессмысленна. Я не Колин Пауэлл[6], но все же прекрасно понимаю, что вертолет — большая мишень, и по нему стреляют. Что я должен сказать? «Тебе повезло, Джолин. Отправляйся в Ирак и береги себя. Мы будем тебя ждать».

— Да, — тихо ответила она. Злость ее прошла. — Это было бы здорово!

— Тогда ты вышла не за того человека.

— Очевидно. Но есть и плюсы, Майкл. Ты сам хотел, чтобы мы какое-то время пожили отдельно.

— Шла бы ты знаешь куда, Джо…

— Нет, Майкл. Сам туда иди.

С этими словами она повернулась и вышла из кухни. Не выбежала, хотя ей очень хотелось. С гордо поднятой головой и расправленными плечами она поднялась по лестнице в спальню.

Снизу послышался хлопок входной двери. Джолин вспомнила о своем детстве и о ссорах родителей, свидетелями которых она была. Ей и в голову не могло прийти, что когда-нибудь она сама будет слушать, как уходит ее муж. Но даже укол уязвленного самолюбия не помешал ей подумать: «Давай, Майкл, беги».

В любом случае она должна была предвидеть нечто подобное. Никогда нельзя надеяться, что кто-то останется с тобой, будет всегда рядом. Джолин понимала, что снова осталась одна и что у нее хватит на это сил, но сердце ее рвалось на части. Она села на кровать — ноги ее не держали.

Через какое-то время за дверью спальни скрипнули половицы, и дверь открылась. На пороге стоял Майкл, злой, но признавший свое поражение. Волосы всклокочены, словно он непрерывно ерошил их. Вероятно, так и было — нервная привычка. В руке наполовину пустой стакан с виски. Взгляд Джолин задержался на его ладони с длинными, красивыми пальцами. Она часто говорила, что у него руки музыканта или художника. И ей нравилось, что эти руки делали с ее телом.

Ладони без мозолей, непривычные к физическому труду. Руки человека умственного труда, в отличие от ее собственных. Может, в этом все дело. Может, ей следовало предвидеть эту сцену, прежде чем она впервые взяла Майкла за руку.

— Ты едешь. — Голос его был тихим, но в нем проступал едва сдерживаемый гнев, новый для Джолин.

— Я должна.

— И не важно, что ты нужна нам здесь?

— Конечно важно.

Майкл допил виски, поставил пустой стакан на тумбочку и сел на кровать рядом с Джолин, но так, чтобы не касаться ее. Потом вздохнул и сгорбился, опустив голову. Густые волосы упали ему на лоб. Глядя на его заострившийся профиль, на опущенные плечи, Джолин вспомнила ту неделю, когда умирал его отец. Майкл не мог видеть Тео таким — серым от боли, опустошенным, подключенным к аппаратам, поддерживавшим его жизнь. Он пытался сидеть у постели отца, но надолго его не хватало. Чаще всего Джолин видела его меряющим шагами коридор и ругающим себя за слабость. Тогда она подходила к нему, обнимала, и они стояли так до тех пор, пока Майкл не успокаивался. Для нее это было естественно — заботиться о муже, когда он страдает. Но теперь Джолин видела то, в чем не осмеливалась признаваться себе раньше: ее любовь была односторонней. Она отдавала, он брал.

— Ладно, — наконец произнес Майкл.

Джолин почувствовала огромное облегчение. До этой минуты, до этого выдоха она не осознавала, до какой степени напряжена, застыв в ожидании рядом с ним.

— Сколько осталось времени?

— Две недели. Это быстрее, чем обычно. Исключительные обстоятельства.

— И тебя не будет год.

Джолин кивнула.

— Через шесть месяцев мне положен отпуск. Смогу приехать домой на две недели.

Майкл снова вздохнул.

— Завтра скажем девочкам. И моей маме.

— Да. — Еле слышным шепотом ответила она.

Им нужно было столько всего обсудить, составить планы, разрешить столько проблем, но никто из них не произнес ни слова.

Они сидели на кровати, где столько раз любили друг друга, сидели молча, уставившись в пространство, пока не пришло время зажечь свет.

7

Следующим утром Майкл и Джолин подъехали к дому Милы.

Майкл свернул на подъездную дорожку, заглушил двигатель и впервые за все утро посмотрел на жену.