Столетовы. Часть 2. Алёна - Лена Гурова Страница 20

любимый берег, прихватив с собой всяких вкусняшек. Они уютненько расположились на досках. Егорка с Леночкой складывали кубики, потом большой конструктор. Мальчик показывал на кукле, где глазки, где носик, где ротик. А Леночка хихикала, хитро строила свои карие глазёнки, и, специально тыкала пальчиком не туда, куда надо. Она эту науку уже прошла и просто веселилась, глядя как Егорка вылупливает глаза от удивления. За этим занятием их и застал Греков. Сел на верхнюю ступеньку и наблюдал. Но очень скоро понял, что смотрит на Алёну. И она повернулась.

– Ой, а мы тебя и не заметили. Артём, будь другом, посмотри за ними одну минутку, я хочу поплавать немного.

– Да, конечно. Иди ко мне, девочка-припевочка, – и взял Леночку на руки.

– Папа, вот бы мне такую маму. И такую Леночку. – Голос сына оторвал его от созерцания уплывающей фигурки.

– Алёна живёт в другом городе. И завтра она уезжает, – не столько Егорке, сколько себе самому, ответил Артём.

На пристань спустилась Зинка. Он передал ей девочку, взял за руку Егорку, помахал купающейся Алёнке и ушёл. У него не было уже никаких сил находиться с ней рядом.

Что-то в этот раз перелёт дался Алёне тяжеловато, Леночка капризничала, зубки лезли сразу по два. Не помогали никакие лекарства. Да и не любила она эту химию. Дома бы пополоскали шалфеем или ромашкой, и полегчало бы немножко. Да и покоя не давал разговор с мамой перед самым отъездом. Она была очень напряжена, как будто не хотела ничего говорить, но надо.

– Я долго думала, может не права, и не стоит ничего выкладывать. Но лучше выговориться и понять, надо или нет, чем держать в себе. Я уверена, что тебе сейчас уже не будет так комфортно в доме Вересовых. Тайна Влада дамокловым мечом будет висеть между вами. И какая бы Люся не была хорошая, это не может ей нравиться. И ещё. Когда я уезжала, Борисов рассказал мне, что Григорий составил завещание. Ты знаешь, у него неважно с сердцем. Так вот, он оставил всё внукам в равной пропорции. Сейчас получается по одной шестой на каждого. Детей трое, внуков шестеро. Он же не знает, что ты ничего не продавала, а просто отдала деньги матери Олега. И, конечно, этот вопрос решился не очень справедливо по отношению к тебе. И это тоже волнует и Люсьену, и, главное, Лариску. Эта ещё та штучка. Вот увидишь, она опять забеременеет. Или ещё чего придумает. Я обещала Игорю, что не скажу тебе ничего. Он поклялся, что будет тебя оберегать. Меня такое положение вещей не устраивает, поэтому, звонишь домой каждый день. Если что, сразу к Борисову. Я первым же рейсом прилечу. И с девчонками будь на одной волне. Моя старая гвардия проверена и временем, и работой, и взаимовыручкой.

Люсьена встретила Алёнку очень хорошо. Дома вкусно накрытый стол, в комнате чисто и всё на своих местах. Леночку затискали, но она от усталости уснула прямо на руках. Мама Люся расспрашивала о новостях, рассказывала о своих. И первым сюрпризом оказалось присутствие в доме на постоянной основе Владислава и Ларисы. Они переехали. Квартиру сдали, а сами заняли левое крыло, в котором и находилась комната Алёнки. И вообще, эта часть дома была отдана Вадиму. А правое крыло – Владу.

– Мне нужно куда-то переехать? Куда?

– Нет, нет. Они занимают угловую, там удобно с ребёнком. Между вами ещё одна комната. Так что, тишина обеспечена.

– Но ванная комната одна. Это не очень удобно. Тем более, что она находится почти в моей комнате. Если Ларисе больше нравится левое крыло, я перееду в правое. Мне без разницы. Да я вообще могу съехать, без проблем. – Алёнка завелась.

Ну, мама, накаркала…

Люсьена вспыхнула. Виноватые глаза наполнились слезами, руки теребили салфетку, стакан с водой бил по зубам.

– Люсьена, что-то случилось ещё? Успокойся, нет никаких причин волноваться. Я же собиралась жить с Вадимом, а не с вами. Или дело не в этом?

– Девочка моя! Я не отпущу тебя никуда. Мы устроим тебе шикарные апартаменты в правом крыле.       Прямо завтра поедем покупать новые шторы, покрывала и что там ещё…

– Да не надо ничего покупать. Просто перенесём мои вещи в другую комнату. И всё.

Алёна не стала доводить допрос до конца, пожалела маму Вадика. Ей было за шестьдесят. Муж, младше её на десять лет, очень серьёзно болел. Да и она не молодела. А уж потеря сына дополнила грустную картину. Но было что-то ещё. И она скоро докопается до сути.

Утром, взяв Леночку, Алёнка отправилась на пирс. Сидя на лавочке с дочкой на руках, пристально смотрела вдаль. Она уже не рассказывала своему капитану ничего, уверовав в то, что он сам всё оттуда видит. Просто периодически произносила его имя: «Вадим, Вадик, Димыч-Вадимыч…» Борисов подошёл тихо, присел.

– Привет, девочка моя. Вчера приехала? И я вчера поздно ночью прибыл.

Помолчали.

– Как мама? Дети? Всё хорошо?

– Скажите, Игорь Николаевич, а у Вересовых всё в порядке? У меня создалось такое впечатление, что Люсьене мой приезд не очень по нутру. Что-то с папой Гришей?

– Ты знаешь, как раз у Григория всё хорошо. Ему сделали операцию почти сразу, как ты уехала. Очень удачно. Через две недели он уже пахал так же, как и раньше, до болезни. А что такое? Я не в курсе.

– Вы не умеете врать. Я всё равно докопаюсь… – И рассказала, как её встретил дом Вересовых.

– Подожди, не горячись. Скажи, ведь мама рассказала тебе о завещании? Ведь да? Ты тоже не умеешь врать. Так вот, Григорий его изменил. Мы тоже узнали вашу страшную тайну о рождении Олежки. Не буду говорить откуда, я поклялся. И об эпопее с квартирой Вадима. Вот тогда Вересов старший и оставил всё тебе. Дом, часть нашего бизнеса, счёт в банке, немалый. Вернее, даже не тебе, а Елене Вадимовне Вересовой. И перед операцией поставил всех в известность. Причём, ты ничего не сможешь ни отменить, ни изменить. Только Леночка по достижении 21-го года. Лариса стала заложницей обстоятельств, она не знает причину и просто бесится. А Люсьене нужно сохранить здоровье мужа, поэтому она попала между двух огней. А с твоим приездом, даже трёх. И давай договоримся сразу – я тебе ничего не говорил. Даже под пытками не признаюсь, что проболтался. И если ты почувствуешь себя совсем уж неуютно, я заберу тебя к себе. Мой дом – моя крепость. Никто тебя даже пальцем не посмеет обидеть. Хорошо?

– Нет, идея с вашим домом отметается сразу, мой папа не поймёт. Ни к чему это. А остальное принимается. Я ничего не знаю, перехожу жить в другую