Лето. Деревня. Любовь (СИ) - Зоя Марецкая Страница 20

не была ее учительницей. Но заочно Зина ее знала, как, впрочем, и все остальные ученики школы. Дело в том, что Марьванна была мамой самого настоящего негритенка. Темнокожий Лука был школьной знаменитостью, все его знали, и его маму, соответственно, тоже. Маша была необычная. Всегда, по поводу и без повода, читала ученикам стихи. Даже когда разнимала дерущихся старшеклассников на перемене. А еще она никогда не задирала нос и не смотрела презрительно, сталкиваясь в школьных коридорах с Зиной. Всегда здоровалась с ней доброжелательно и с улыбкой. А ведь в школе Зину считали «неблагополучной». Она плохо одевалась, плохо училась и никогда не сдавала ни на что деньги. За это ее ненавидели и одноклассники, и учителя.

— Зиночка, Мария Ивановна хочет тебя пригласить к себе в гости на выходные, — фальшиво улыбнулась директриса.

— Зачем? — с вызовом спросила Зина, скрещивая руки на груди, помня Катины наставления. — Мне и в приюте хорошо. Я никуда не хочу.

В приюте было плохо, очень плохо. Там такие же, как она, лишние, никому не нужные дети жили своей нехитрой недетской жизнью — делали вид, что учились, дрались и спали друг с другом, пили, курили, воровали в ближайших супермаркетах мелочевку. И мечтали о взрослой жизни, свободе и богатстве.

— Вот что, Зинаида… — начала директриса, нахмурившись.

— Можно, я поговорю с девочкой наедине? Пожалуйста.

Голос у Марьванны был неожиданно твердый. Две приютские дамы удивленно переглянулись и подчинились. Учительница дождалась, когда за ними захлопнется дверь, и лишь потом заговорила, заглянув Зине в глаза.

— Зиночка, я совсем недавно узнала, что у тебя в семье произошло такое несчастье. Очень жаль, что это случилось. Мне очень жаль твою маму, жаль тебя и твоего брата. Я знаю, это очень тяжело — терять родителей. Приношу тебе свои соболезнования и очень сильно тебе сочувствую.

Это были первые слова поддержки от взрослого, которые услышала Зина со дня смерти матери. Неожиданно для самой себя она громко всхлипнула. Марьванна протянула руку и осторожно погладила ее по волосам. Этот простой жест сочувствия поразил девочку до глубины души.

— Теперь насчет гостей. Не буду лукавить, расскажу тебе все, как есть. Дело в том, что я давно стою на учете в нашей опеке как потенциальный усыновитель. Я, к сожалению, по медицинским причинам не могу больше иметь детей, а мне очень хочется, чтобы у Луки был брат или сестра. Ты же знаешь Луку? Его все знают… Конечно, я не претендую на роль мамы для тебя, ты уже большая, да и маму свою ты никогда не забудешь. Но есть Ваня, мне сказали, ты к нему очень привязана. Он еще совсем малыш, и ему обязательно нужна мама. Нужна материнская любовь. Я бы могла… могла его полюбить, как своего. Мне сказали, что эти два года вы были неразлучны. Что ты заботилась о нем, пока твоя мама… болела. Я подумала, может, мы бы смогли с тобой подружиться. Мы бы поговорили, сходили поесть мороженного, погуляли. Узнали бы друг друга получше. Но, я ни в коем случае не хочу на тебя давить. Поэтому просто зову тебя в гости на выходные. Это тебя ни к чему не обязывает.

— Вы пришли из-за Вани? — напрямик спросила Зина. — Если бы у меня не было младшего брата, вы бы не позвали меня в гости?

Маша очень серьезно посмотрела на нее.

— Я действительно изначально писала заявление на принятие в семью мальчика до четырех лет. Но когда мне рассказали, как ты заботилась о Ванюше, как ты гуляла с ним, ходила с ним на молочную кухню, я подумала, что ты очень хорошая девочка. Я бы могла дождаться другого малыша, у которого нет старшей сестры. Но я подумала, что мы могли бы попробовать, я и ты. Ты мне понравилась. Вот и все. Выбор за тобой. Если я тебе тоже понравлюсь, мы могли бы попытаться стать семьей.

— Можно вам задать несколько вопросов? — спросила Зина. — Вы пьете?

— Я почти совсем не пью. Очень редко на отдыхе выпиваю бокал вина.

— Второй вопрос: как часто вы встречаетесь с мужчинами?

Маша улыбнулась.

— Каждый день. Например, в магазине, в лифте, в школе.

— Вы же прекрасно поняли, о чем я вас спрашиваю, — рассердилась Зина. — У вас есть постоянный друг? Любовник? Жених? Сожитель?

Маша покачала головой.

— У меня никого нет.

— Вы ходите на свидания? Хотите выйти замуж?

— Не хожу, не хочу. Зина, а можно я теперь спрошу? Почему этот вопрос тебя так беспокоит?

— Потому что маму всегда сбивали с правильного пути ее кавалеры, — со слезами в голосе воскликнула Зина. — Она кодировалась, держалась какое-то время. Но потом объявлялся очередной ухажер с бутылкой, и все опять начиналось сначала.

— Все, я поняла тебя, — сочувственно сказала Марьванна. — Не беспокойся, я уже давно одинока. И не планирую что-то менять в своей личной жизни. Никто не собьет меня с моего правильного пути.

— Тогда я согласна пойти к вам в гости.

Вот так и началась их совместная жизнь.

Зина неожиданно для самой себя очень быстро привязалась к своей приемной маме. Маша была не такой, как все. Была очень доброй, терпеливой и внимательной. Веселой и оптимистичной, но в то же время разумной и без восторженности. Всегда была готова уделять своим детям все свое свободное время. Она с одинаковым удовольствием учила Зину печь пироги и рассматривала с ней сайты с модной подростковой одеждой. Делала с ней уроки по алгебре, которую сама же терпеть не могла, и ходила с ней в кино на сопливые мелодрамы. А еще играла с Ванюшей в мячик и машинки, смотрела футбол с Лучиком, придумывала и рассказывала им сказки и декламировала вслух стихи.

А еще Маша была честна с Зиной, проявляла искреннюю заботу и дружеское участие, звала ее Принцессой, разговаривала с ней, не говорила никому в деревне, что она приемная, запретила Луке произносить ее имя, которого Зина стеснялась и которое хотела сменить, покупала ей красивые вещи. А ведь детей Маше отдали под временную опеку сроком на полгода. За это время она должна была собрать новый пакет документов на право быть усыновителем или опекуном двух детей. И никаких выплат предусмотрено не было. Они жили вчетвером только на ее учительскую зарплату. И Маша все равно дарила Зине подарки. Вот разве можно было ее не любить? И Зина быстро сдалась и сильно ее полюбила. Потому что никто другой за пятнадцать лет ни разу не сказал ей: «Ты мне понравилась».

Девушка стеснялась своего чувства. Она