Стань моей (СИ) - Касс Вероника Страница 20

Я что есть мочи отталкиваю мужа, хватаю со стола телефон, в коридоре сумку, пальто и туфли и выбегаю из квартиры. Обуваюсь и одеваюсь уже в подъезде, а выйдя из него пишу мужу сообщение:

"Тебе надо ехать к родителям, вот бери Леночку и езжай, а меня не трогай, пожалуйста! Я к Майе".

И я действительно иду к Майе, собираюсь идти именно к ней. Мечтая высказать подруге все, что во мне накипело, собираясь впервые поделиться с ней новостями и о Степане, и о родителях Макса. Но, что-то в моей голове словно щелкает в очередной раз. Я замираю, а затем, больно прикусив губу, достаю телефон и набираю номер Степана. Я специально звоню, потому что понимаю — еще мгновение и я передумаю.

— Марина? — мужчина, определенно удивлен, потому что прежде мы никогда не созванивались, лишь переписывались.

— Я очень хочу тебя увидеть, — говорю я и не сразу понимаю, что начинаю всхлипывать. — Сейчас, Степ.

— Где ты? Мариш, что случилось?

— Пожалуйста, Степ…

Мужчина продолжает допытываться где я, а я просто не в состоянии больше, что-либо ему ответить. Я начинаю плакать. Губы дрожат, так же как и пальцы, когда я скидываю вызов. Я оглядываюсь и не понимаю, просто не понимаю, как я вообще могла опять оказалась у той самой скамьи. Открываю мессенджер, чтобы написать Степану где я нахожусь, но на удивление вижу на кране непрочитанное входящие:

"Жди меня там, через семь минут буду".

Глава 10.1

Степан оказывается около меня ровно через обещанные семь минут. Все это время я сижу на скамье и плачу. Плачу и плачу. Сама не понимаю откуда во мне берется столько слез и собственно почему я вообще плачу?

Мне начинает казаться, что все дело в том, что рядом со мной нет Леночки. Ведь при дочери я всегда сдерживаю себя, потому что стоит мне только плакать, и она тут же расстраивается и начинает кукситься.

Поэтому… а черт его знает, что поэтому.

Степан садится рядом, обнимает меня за плечи, и все мысли из моей головы тут же улетучиваются. Он ничего не спрашивает, просто обнимает меня, поглаживая по голове. В какой-то момент его ладонь спускается ниже по руке, а затем берет в плен мою. Сразу после этого поведение мужчины меняется.

— Так. — недовольно произносит он, — пойдем в машину. У тебя руки ледяные.

А затем он поднимается, и тянет меня на себя, я с легкостью поддаюсь и иду следом за мужчиной, лишь бы продолжить ощущать тепло его рук. Степан помогает мне забраться на пассажирское сиденье своего автомобиля, а когда сам оказывается в машине тяжело выдыхает.

— Ну и куда тебя?

Я пожимаю плечами и всхлипываю. Кажется, что слезы вот-вот закончатся, но они никак не хотят заканчиваться.

— Только не домой, — говорю я обреченно.

— Если я отвезу тебя к себе, — задумчиво произносит Степан, — боюсь, что это… я не хочу пользоваться моментом, Марин. А выглядит это именно так.

Я киваю будто бы понимаю о чем он, хотя на самом деле ни черта не понимаю. Я просто не хочу домой. В ту самую квартиру, что начала вызывать у меня чувство безысходности. Не хочу и все. И дело даже не в муже, о котором я думать сейчас хочу даже меньше чем о квартире. Я знать его не хочу. Только не сейчас.

К Майе. Приходит в голову верная мысль, точнее возвращается. И тогда я называю Степану адрес подруги.

— Хорошо, — тянет он и заводит машину.

Доезжаем до Майиного двора мы достаточно быстро, Степан паркует машину в тени деревьев, где и парковки то нет. Зато тихо. Тихо и темно. Настолько тихо и темно, что мне не хочется выходить, в груди свербит от ощущение одиночества. С чего только…

— Спасибо, — тихо произношу я, поворачиваюсь в сторону Степана и, поймав его взгляд, теряю связь мыслей. Если они вообще были в моей голове, те самые мысли. Потому что я тянусь к мужчине, за поцелуем.

Я не верю, что мы наконец-то одни. Что рядом с нами нет хоть и спящей, но все же Леночки, прохожих и вообще дневного света. Вечером в сумерках как то все всегда воспринимается иначе. Так же как и наш со Степаном поцелуй. Он иной, не такой как прошлые.

Мужчина перехватывает инициативу мгновенно. Кажется, еще до того, как наши губы соприкасаются. Только как я потянулась, так и он подается мне навстречу, крепко хватает меня за затылок, притягивает к себе, набрасывается на мои губы, словно изголодавшийся.

Таких страстных поцелуев у нас еще не было, потому что… потому что я сама не замечаю, как мои руки начинают творить сущее безобразие, они то хватают мужчину за шею и скулы, обнимая ладонями, то пытаются пробраться к нему под футболку-поло. То сверху отодвигая воротник, то снизу, забираясь под ее край. Снизу получается эффективнее. Мне удается таки коснуться оголенной кожи мужчины.

Я трогаю подушечками пальцев живот Степана и ощущаю, как он вздрагивает, а затем выпускает струю воздуха мне в губы.

— Тише, — говорит он, и кладет обе руки на мою ладонь, что забралась под его футболку.

Но я почему-то не могу прислушаться ни к голосу разума, ни к Степану, шепчущему мне сейчас слова успокоения, я облизываю его губы. Сначала верхнюю, затем нижнюю, затем обе, и когда мужчина тяжело вздыхает и опять выпускает горячую струю воздуха, я прохожусь языком по его скуле, а затем спускаюсь и к шее.

— Что же ты делаешь… — практически стонет он.

Практически обреченно, а я… я не знаю, что я делаю.

Я просто не понимаю, что творится со мной. У меня разом словно пропадают все моральные ценности, все устои, что вбивались в меня на протяжении жизни. Нет ничего и никого вокруг, только безумно вкусные, мягкие и такие желанные губы.

И да, какие же у Степана мягкие губы, целуя их хочется раствориться, потому что меня никогда в жизни не целовал никто настолько сладкий, и настолько желанный.

Глава 10.2

И да, какие же у Степана мягкие губы, целуя их хочется раствориться, потому что меня никогда в жизни не целовал никто настолько сладкий, и настолько желанный.

Я не знаю сколько проходит времени, потому что не в состоянии за ним уследить, когда Степан, кажется, сдается. Я еще сама не понимаю, чего именно от него хочу, но мужчина перестает сдерживать мои руки и сдерживаться сам.

Он развязывает узел пояса на моем пальто, а я довольно хнычу ему в губы, потому что мне жарко, очень жарко. Как только с меня сброшено пальто, Степан вторя моим же движением тоже забирается мне под кофту, оглаживает живот так, что я вздрагиваю сильнее, чем мужчина совсем недавно.

По всему телу бегут словно электрические разряды. Импульсы, от которых у меня сносит остатки разума, если тот вообще хоть когда либо имелся.

Проходит целая вечность, наполненная безумно томными поцелуями, когда я чувствую, как Степан расстегивает мои джинсы и пробирается ладонью уже под них. Дальше меня уносит, потому что то, что делает мужчина своими пальцами это… это прекрасно.

Запретно, неправильно, но так прекрасно.

Я стону ему в губы, то покусывая их, то облизывая, то шепча что-то бессвязное, пока меня не накрывает… мышцы по всему телу сжимаются, и я окончательно теряюсь. Растворяюсь в происходящем. И, если стоит мне только прийти в себя, мужчина рядом тяжело выдыхает и пытается бережно и ласково от меня отстраниться, то я желаю иного.

Здесь и сейчас.

Потому что стоит мне только выйти из этой машины, стоит только захлопнуть дверцу, я никогда больше не увижу Степана. Это я понимаю совершенно четко и ясно. Я не смогу общаться с ним и дальше после случившегося. Как ни в чем не бывало.

Не смогу.

Я не даю Степану отстраниться, одной рукой опускаю свою сиденье, насколько это возможно, а второй за шею тяну мужчину на себя.

— Марина, — как одержимый повторяет он из раза в раз мое имя между поцелуями, словно каждый поцелуй он хочет сделать последним, но за ним следует следующий… такой же "последний", а затем еще и еще.