Неистовый - Дж. Б. Солсбери Страница 20

Мужчина медленно оборачивается, в его глазах мелькает что-то опасное.

— Подожди. — Я наклоняюсь и изучаю выражение его лица, которое определенно злое. — Ты серьезно злишься на меня?

Гризли сильнее сжимает челюсть.

— Моей жизни ничего не угрожало. — Его голос низкий и пугающе спокойный.

— Ты этого не знаешь. Рыси могут быть очень агрессивными. Особенно если у них бешенство. — Я обвиняюще тычу пальцем ему в грудь. — Тебе следовало бы поцеловать меня в задницу за то, что я там сделала.

— Никогда. — Он выхватывает ведро с одной рыбой из моей руки и оставляет меня, разинув рот, смотреть ему в спину.

— Она могла сожрать тебе лицо!

— Ты это говорила. — Он хватает нож и засовывает его в ведро. — Теперь она жрет наш ужин.

Сбрасываю куртку и ботинки.

— Знаешь, большинство людей не были бы так неблагодарны к тому, кто только что спас им жизнь.

Гризли медленно поворачивается и смотрит на меня с такой интенсивностью, что воздух наэлектризовывается.

Я хмурюсь. Он продолжает свирепо смотреть и, как покорная собака, я опускаю взгляд.

Чувство вины давит мне на грудь.

Подхожу к печи, набиваю ее дровами, а затем сажусь перед ней, чтобы согреться. Когда мельком смотрю на мужчину, он все еще смотрит на меня.

Этот человек говорит так много, не произнося ни единого слова.

— Замечание принято.

Только после этого он возвращается к рыбе и оставляет меня наедине с моим унижением.

АЛЕКСАНДР

Солнце зашло, поднялся ветер и колотит по старым бревнам хижины. И причина, по которой я могу слышать шум ветра снаружи, заключается в том, что внутри хижины тихо с тех пор, как мы вернулись с рыбалки.

Последние несколько часов я старался держаться как можно дальше от этой женщины, чтобы не сказать ей чего-нибудь такого, что могло бы ранить ее сильнее, чем, кажется, я уже сделал.

Рысь не представляла для нас угрозы. Все, чего я хотел — это остановиться и посмотреть на неё, потому что нахожу любое животное, живущее в стихии, очаровательным.

Когда Джордан бросила ей половину нашей еды, я чуть не сошел с ума. В ситуации, когда пищу трудно достать, растрата хорошего белка, как это сделала она, может стать смертным приговором.

Я бы сказал ей об этом, если бы она продолжала настаивать, но, к счастью, в этом не было необходимости.

Дело в том, что из-за лишнего рта, который нужно кормить, мои запасы продовольствия почти иссякли, а из-за неподходящей погоды, удерживающей нас на месте, мы можем попасть в опасную ситуацию в считанные дни.

Приношу ей миску вареной рыбы, риса и овощей, а затем сажусь за стол. Порции жалкие, но сойдет.

— Эй, — говорит она, ставя еду на стол.

Садится на стул напротив меня, и я вздрагиваю, когда ее колено касается моего бедра. Я заметил, что в последнее время она делает это все чаще и чаще. Приближается. Слишком близко.

Беру свою миску в руку и откидываюсь назад, чтобы поесть.

— Я сожалею о рыбе.

Я не отвечаю.

— И из-за удочки. — Она вздыхает. — И за то, что вела себя неблагодарно за все, что ты сделал.

Я поднимаю бровь.

Джордан закатывает глаза.

— И за то, что раздражала тебя, все время болтая.

Я хмыкаю и кладу в рот кусочек еды, смакуя его. Мы едим молча, и женщина забирает наши пустые миски, чтобы ополоснуть их. Я отодвигаю стул, чтобы встать, думая, что с таким же успехом могу пойти спать.

— На самом деле я не замужем. — Она делает глубокий вдох, а затем поворачивается ко мне лицом, высоко подняв подбородок. — Линкольн. Он мне не муж.

Мой взгляд падает на золотое кольцо на ее пальце.

Она поднимает руку.

— И он не мой жених.

Не замужем, не жених, тогда зачем кольцо?

— Это кольцо обещания. Он подарил его мне в канун Нового года.

Я чувствую, как кривятся мои губы.

— Обещание чего?

— Брака. Когда-нибудь.

— Тогда это обручальное кольцо.

Она хмурится.

— Тогда, полагаю, это обещание возможной помолвки.

— Сейчас октябрь.

— И?

— Десять месяцев обещания помолвки, которое является обещанием жениться — это вообще не обещание. Успокоение — это не то же самое, что обещание.

Ее взгляд скользит по полу.

— Спокойной ночи.

ОДИННАДЦАТЬ

АЛЕКСАНДР

— Ты приготовила мне завтрак. — Я смотрю на миску овсянки и кружку горячего кофе, которые утром ждут меня на столе.

— Да, — говорит она, лучезарно улыбаясь.

— Что это? — Я указываю на банку, наполненную сосновыми ветками и шишками.

— Декор стола. То, что мы застряли в хижине, не означает, что мы не можем попытаться быть цивилизованными, верно? — Ее серые глаза сверкают энергией.

Беру свою миску со стола и ем, стоя и глядя на улицу. Отсутствие нового снега — хороший знак. Облака менее плотные, чем вчера, но ветер все еще сильный.

— У меня есть идея.

С ложкой овсянки, подвешенной в нескольких сантиметрах от моего рта, я смотрю на женщину.

— Если поставить тазик прямо здесь, на столе, думаю, я смогу вымыть голову.

Сую ложку овсянки в рот.

— Но… — Она втягивает воздух сквозь зубы. — Из-за ребер мне понадобится твоя помощь.

— Нет.

— Не отвечай пока! Я не сказала тебе самого лучшего.

Я жую и глотаю еду, ожидая, что она продолжит.

— Я вымою и твою тоже.

— Нет.

Джордан топает ногой.

— Но почему нет?

Я открываю рот, чтобы ответить, но передумываю, так как она, вероятно, не примет «потому что я не хочу» как достаточно вескую причину.

— Я буду готовить тебе завтрак и ужин каждый день до конца нашего пребывания здесь.

Ох, я понимаю, что здесь происходит. Манипуляция. Я видел, как женщины в жизни моего отца проделывали с ним тот же трюк. Конечно, они просили гораздо большего, чем мытье волос. Они все держат рот на замке о его делах, когда цена подходящая. Дорогой компромисс.

Я доедаю остатки завтрака и ставлю миску на стол.

— И будешь мыть посуду.

— Договорились.

— И…

— Ты серьезно?

— …ты прекращаешь непрерывный поток вопросов хотя бы во время еды.

Я ожидаю, что Джордан будет сопротивляться и ответит резким словесным ударом, но вместо этого выражение ее лица тускнеет, и она кивает.

— Ладно.

— Хорошо. Я помогу тебе.

— Спасибо, — говорит она, не глядя мне в глаза.

Женщина наполняет большой котел водой и ставит его на дровяную печь. Затем достает банку с мылом, которым я стираю одежду.

Обычно