Маленькая птичка - Риа Уайлд Страница 20

Я сижу на краю кровати, склонив голову набок, и смотрю на него.

— Мне хотелось бы верить, что ты не тот монстр, каким ты казался, но я также давно поняла, что то, что ты видишь, обычно то, что ты и получаешь.

— Было бы мудро прислушаться к своим инстинктам, Маленькая птичка, моя доброта из-за жалости и нет других причин. Как ты думаешь, я буду чувствовать себя виноватым, когда мне, в конце концов, придется сделать то, что я намеревался сделать?

— Знаешь, — я постукиваю пальцем по губам, — во всем этом: угрозах, разговорах, ты ни разу не произнес слов «я тебя убью». Почему?

Он прищуривает глаза:

— А ты хочешь?

— Да.

Он пересекает комнату и встает передо мной, глядя на то место, где я сижу на кровати. Я была намного меньше его, но в этом положении мои глаза были на уровне его промежности.

Меня пронзает легкий трепет.

Мои гормоны явно не в курсе.

— Ты хочешь, чтобы я это сказал? — рычит мужчина.

— Да.

Внезапно его рука касается моего горла, и он толкает меня на кровать, на спину, прижимаясь ко мне своим весом. Мои бедра убаюкивают его бедра, и я чувствую его твердость, вдавливающуюся в мой клитор сквозь ткань трусов. Возбуждение захлестывает меня, и мои бедра трясутся от ощущений, нуждающихся и распутных, несмотря на то, что я знаю, насколько это опасно.

Черт побери.

Его зрачки расширены, глаза, которые когда-то были серебряными, кажутся черными только с неоновой окантовкой, окружающей зрачки ореолом. Его ноздри раздуваются, а пальцы дергаются, но он не давит сильно на мое горло, я все еще могу дышать совершенно нормально. Боль от синяка все еще вызывает у меня слезы на глазах, но это не умаляет ощущений, разгорающихся внизу, особенно когда я чувствую, как его собственные бедра двигаются, повторяя движения моих.

— Зачем говорить это, когда я могу показать тебе, что именно планирую сделать? — Голос у него животный: рычание, хриплое, грубое, его вибрации переходят из его груди в мою.

Я вызывающе запрокидываю подбородок, и его взгляд падает на мои губы.

— Тогда сделай это, — говорю ему шепотом.

Я прижимаю бедра сильнее, вызывая стон, то ли его, то ли мой, не знаю.

Его губы обрушиваются на мои, его рука все еще сжимает мое горло, и в этот момент я его добровольная пленница, бредовая маленькая девочка, умоляющая о прикосновении.

Побег. Жить.

Слова возникают в уголках моего разума, сквозь туман похоти, бушующий внутри меня, понимая, какая я идиотка. Его язык сражается с моим, тяжелым от бесстыдной потребности и желания, и я подстраиваюсь под его темп, отталкиваясь. Сжимаю пальцами его бок, чувствуя, как под его рубашкой напрягаются мышцы, и следую за ними к его спине. Твердый приклад его пистолета упирается в мою руку, но я не задерживаюсь достаточно долго, чтобы он понял, что я почувствовала. Мне просто нужно получить его. Я вытаскиваю край его рубашки из штанов, впиваясь ногтями. Он прикусывает мою нижнюю губу, и я почти теряю ее. Его зубы вонзаются в пухлую, чувствительную плоть, и из меня вырывается самый настоящий стон.

Черт, я никогда не была так чертовски горяча для парня. Так уж получилось, что парень, из-за которого я внезапно схожу с ума, оказался тем самым парнем, которому суждено прикончить меня.

Быстро, прежде чем я позволю этому зайти дальше, рукой сжимаю пистолет, и я дергаю его, легко находя предохранитель. Потом прижимаю его к боку, нажимая достаточно сильно, чтобы оставить след.

Он целует меня в последний раз, прежде чем усмехнуться, отстраняя от меня лицо.

Его глаза вонзились в меня, и темное пятно на лбу приподнялось.

— Вставай, — приказываю я. — Сейчас же.

Он медленно отстраняется от меня, приспосабливаясь, но я вижу, как его напряженный член сердито прижимается к молнии. Я точно знаю, как ему тяжело сейчас.

«Да, приятель…» — думаю я про себя, отталкиваясь от кровати, — «я также горю для тебя». Из всего сумасшедшего дерьма, которое я совершила в этой жизни, это должно быть лучше всех. Не направленный в его сторону пистолет, нерешительность в том, правильно ли это.

Сумасшедшая сука.

Я отбрасываю мысли в сторону, вставая с кровати с пистолетом, все еще направленным в его сторону, и пытаюсь восстановить дыхание.

— В доме ужасно тихо, — комментирую я.

— Я их отослал, — кивает он.

— Это было глупо, что ты теперь будешь делать без своего верного помощника?

— Райкер — мой секундант, а не мой приятель, — поправляет он, — и если он найдет меня мертвым, в этом мире нет места, где ты могла бы спрятаться, где он не нашел бы тебя.

— О, я верю в это, — киваю я, — но это нормально.

— Ты смелая, — кивает он, — немного глупая, но смелая.

Я прищуриваюсь:

— Я глупая, Александр?

Он усмехается:

— Черт, когда ты так произносишь мое имя, мне становится по-настоящему жарко. — Словно для того, чтобы подтвердить свои слова, он проводит ладонью по члену сквозь ткань штанов.

Я смотрю. Я знаю, что так и есть, но я, блядь, не могу остановиться.

— Ответь на вопрос, — выдавливаю я, — насколько я глупа?

— Ты собираешься стрелять в меня, Маленькая птичка?

— Да.

— И вот в чем твоя глупость, — он проводит рукой по распухшим от поцелуев губам, — потому что, если бы ты действительно подумала об этом, то поняла бы, что я вряд ли держал бы заряженный пистолет в пределах досягаемости твоих жадных ручонок?

Мои глаза расширяются, он блефует.

Мой палец дергается на спусковом крючке, а он лишь шире ухмыляется, больной ублюдок. Он насмехается надо мной, чтобы спасти свою шкуру.

— Давай, — кивает он, — стреляй в меня.

Сделай это, Рен. Пристрели его.

Мышцы моих рук сводит судорогой, почему, черт возьми, я не могу этого сделать!? Черт побери!