Татьяна Алюшина - Далекий мой, единственный... Страница 21

– Нет! – решительно ответила Юлька. – Пробовать я буду!

И сдала экзамен на «пять»!

И понеслась ее студенческая жизнь среди оторванных бесшабашных художников. При Юлькиной неординарной внешности, организаторских способностях, неиссякаемой энергии, юморе и жизнерадостности она сразу оказалась в центре внимания своего курса, а скоро и всего института.

Юлькина неуемность, умение заразить окружающих собственными идеями и их исполнением и огромное желание быть занятой так, чтобы и намек на мысли об Илье не прошелестел в головушке, напоминая о хронической внутренней боли, вызывали новые задумки и втягивали ее в разные проделки.

Вспомнив свои детские постановки, заразив идеей массу народа, она воплотила в жизнь такой новогодний концерт, что пришлось его показывать много раз. Разговоры о потрясном концерте, который подготовили первокурсники, гремели по всему институту, приходил смотреть ректор, сидел в первом ряду и смеялся громче остальных.

Она принимала участие во всех бомондовских институтских тусовках, а как-то предоставила свое тело для бодиарта двум старшекурсницам, которых пригласили для этого на крутую вечеринку модельеров. Юльку там много раз фотографировали в разрисованном виде. Две ее фотографии попали в один из глянцевых журналов, где печатался обзор этой вечеринки, сопровождаемый снимками.

Журнал Юлька торжественно продемонстрировала родителям, чем довела любимого папу до предынфарктного состояния.

– Дочь! – возроптал отец. – Ты совсем с ума сошла! Ты же голая!

– Не голая, – смеялась Юлька, – на мне краска! Много краски!

– А мне нравится, – заступилась мама. – По-моему, красиво получилось, и трусики на ней есть.

– Красиво?! – возмутился папа. – На всю страну голой грудью протрясла!

– Да ладно, па! Классно же получилось! – не испугалась отцовского гнева Юлька. – Ну, признайся!

– Красиво, я не спорю, – нехотя согласился он. – Но видеть на фотографиях голую дочь – это выше моих сил!

– Не журись, отец! – хохотала Юлька. – Видеть красиво разрисованную голую дочь совсем не стыдно! Тем более за слоем краски груди почти не видно!

Юлька «зависала» в студенческой общаге, принимая участие в спорах, сопровождаемых спиртным (ну, без него никак, тем более в студенческих общагах), песнями под гитару, рисованием «на спор», кто быстрее и талантливее, и всеми попутными развлечениями.

Однако Юля Раскова ни в кого не влюблялась, избегала поцелуев и любых намеков на интим. И никогда ни с кем не спала, несмотря на всю бесшабашную разудалость художественной среды, помноженную на студенческое отсутствие комплексов.

С ней заигрывали, приставали, намекали и говорили открытым текстом, всячески пытались затянуть в постель, но Юлька вела себя грамотно: не напивалась, ни с кем из юношей не оставалась наедине и не попалась ни на одну «подставу».

Нахрапистые попытки ее соблазнить или откровенно затащить в койку очень скоро прекратились, уступив место настойчивым, серьезным ухаживаниям, однако она все переводила в шутку, отделываясь загадочной фразой:

– Я встречаюсь только с любимым мужчиной.

Парни решили, что у нее есть кто-то вне стен института, и отстали, стараясь сохранить с ней хорошие отношения.

Вот так весело, шумно, разухабисто, порой на грани фола, протекал первый год Юлькиной студенческой жизни, что, впрочем, никак не мешало ей великолепно учиться. Она успевала все: и учиться, и ударяться в «разгуляево», и выполнять хозяйские домашние дела, как и раньше.

На лето строились грандиозные планы. Они со своей студенческой компанией собрались в Крым, под Симеиз. Осваивать туристический отдых в палатках и попутно рисовать – места там сказочные и пейзажи необыкновенные, а заданий по рисунку хватало. Поездка намечалась на июль, сразу после сессии.

Но этим планам не суждено было осуществиться.

В Юлькину жизнь снова ворвался Илья, одним махом перечеркнув все ее титанические усилия, направленные на то, чтобы забыть его.

Это несправедливо! Она так старалась, она заняла себя выше головы учебой, развлечениями, веселой компанией, студенческой жизнью! Ей почти удалось этот год, после рождения Тимошки, не думать и не вспоминать об Илье, стараясь превратить свою жизнь в большую обезболивающую таблетку!

И вот опять!

Ну за каким чертом так складывается эта дурацкая жизнь?! А она вообще несправедлива, по определению! Беда, которая случилась у Адориных, подтверждала и утверждала закон несправедливости жизни!

ИЛЬЯ

Илья всегда торопился домой, чтобы взять поскорее Тимошку на руки, расцеловать, поносить его по квартире, уложить самому спать. Ради этого он стал приходить домой обедать, чтобы подольше побыть с сыном – урвать у беспросветной жизни несколько счастливых минут.

Вот как Илья его любил!

В отупляющем беге за заработком он долгое время не замечал, что в семье не все ладно. Началось с того, что у Ильи не сложились отношения с тестем и тещей. Не то чтобы они его ненавидели, но и особой любви не испытывали. Ленины родители все чаще начинали поругивать зятя за то, что он мало зарабатывает.

Не такого счастья они желали дочери, не такого!

– Бросал бы ты, Илья, свою науку! – говорил тесть, когда они с тещей приходили навестить внука. – Бегаешь целыми днями, дома не бываешь, а заработка чуть! Я могу тебя пристроить к своему знакомому, в фирму, им программисты нужны.

– Я не программист! – заводился Илья. – Тогда уж лучше мясником на рынок, там у вас знакомых нет?

– Нет! – повышал голос тесть. – А что ты возмущаешься? Я дело говорю!

– Действительно, Илья, нельзя же так много работать, как ты, и так мало получать, – подхватывала теща. – Ну, ученый ты, и что? Ученые нынче не в чести, да и нищие все, даже академики!

Илья взрывался, уходил из-за стола. Эти разговоры становились настойчивее и агрессивнее. Лена полностью разделяла мнение родителей, но старалась давить на мужа не так уж прямолинейно, а заводила разговор исподволь.

Как-то Илья вернулся с работы около часа ночи, жена не спала, ждала его.

– Мне надо с тобой поговорить, – сказала она, подавая поздний ужин.

– Что-то с Тимошкой? – испугался Илья.

Он теперь все время пугался за сына, нормальное состояние любящих родителей. Тимошке было уже полгода, упитанный, весь в детских перетяжках, улыбающийся большую часть времени, крепыш. Чудо-ребенок!

– Нет, нет, с ним все в порядке, – успокоила его Лена. – Я сегодня разговаривала с Ирой, она предложила мне работу.

– Какую? – спросил он.

– В том-то и дело, что это очень интересная и хорошо оплачиваемая работа!

У Леночки горели глаза от представляемой перспективы, и Илья понял, что она уже все решила.