Тагир. Ребенок от второй жены (СИ) - Сафина Анна Страница 21

Не сразу понимаю, что мягкий сверток служит мне неплохой подушкой. Протянув руку, понимаю, что наткнулся на сложенный халат своей жены, который она бросила впопыхах на кресло. Комкаю в руках тряпку, надушенную чересчур обильно, кидаю ее в ноги, как половую тряпку.

Спустя время, которое отмерил себе сам, встаю и собираюсь на выход. Хвала Аллаху, Наиля не шевелится, да даже если бы сейчас она посмела меня задерживать, заорал бы на весь дом уже я, и гори всё синим пламенем.

Ноги несут меня к комнате, где спит Ясмина. Одно мгновение — и я уже там. Распахиваю дверь без стука, мне не нужно разрешение. Хочу ощутить ее в своих руках. Еле дождался, чуть не подох без нее. Ясмина, в отличие от первой жены, не спит. Тут же поднимается и опирается на руки, сидя на постели.

Чертова рубашка снова ползет вниз, оголяя молочную кожу. Она белеет в темноте, как вожделенный оазис для путника, блуждающего неделю по пустыне.

И я оказываюсь рядом, опуская колено на кровать и подбираясь к Ясмине, по ходу дела стаскивая рубашку с груди и кидая на пол. Моя жена в испуге открывает рот, но, наверняка вспомнив о своем обете, тут же смыкает губы, но четко обозначает свое “нет”, хватая одеяло, прикрываясь им и мотая головой из стороны в сторону.

Смешная. Думает, мне сейчас нужны ее слова? Пусть молчит, только стонет подо мной. Протянув руку, хватаю за край одеяла и тяну его на себя с усилием.

— Ждала меня, жена? — смакую последнее слово — символ ее принадлежности мне.

Снова мотает головой, морщится, и я не сразу понимаю почему, но, принюхавшись, чувствую приторный аромат халата Наили. Он пропитал мои волосы. И Ясмина теперь думает, что я хожу от одной жены к другой. Боль в ее глазах осязаема, и я бы переубедил ее, сказал правду, но разве поверит? Поэтому сцепляю зубы, расстегивая ремень и раздеваясь дальше.

Испуг в глазах жены сменяется ужасом. Чего она боится? Разве не наслаждалась в прошлый раз? Нравится обманывать саму себя? Ее непокорность и зажатость злят, доводя до предела.

— Сними рубашку, жена, иначе я сделаю это сам, — командую ей твердым голосом, обмирая от одного вида ее гладкой кожи, обнажающейся после того, как Ясмина медленно и с явной неохотой выполняет мой приказ. Она сидит на коленях в центре спальни, такая красивая, желанная и напуганная.

— Поцелуй меня, — снова даю команду.

В ответ она сжимает челюсти и делает резкие отрицательные движения головой. В глазах ярость. Что ж, девочка, ты умеешь завести. Ринувшись к ней, опрокидываю на постель, распластываю и зверею от одурманивающего аромата ее чистого тела: никаких примесей, только она, только моя Ясмина. Моя жена.

“Моя, моя, моя”, — бьется сквозь шум в ушах, когда я целую ее, кусаю губы, обнимаю руками тело, изучая все укромные уголки, лаской подчиняю себе строптивую жену.

Ощущаю, как напрягается, не позволяет принести себе удовольствие, и это заставляет меня злиться и кипеть от ярости.

— Луна моего сердца, — шепчу ей на ухо и чувствую, как замирает ее тело.

Мышцы натягиваются, вот только вопреки собственному сокровенному желанию в ответ я слышу лишь молчание. “Солнце моей души” не вторит моему признанию.

Утро нового дня настает так же неожиданно, как завершилась прошлая ночь. Стараюсь не двигаться. Медленно привыкаю к измененному, заклейменному Тагиром телу. Сворачиваюсь в клубок, но так еще хуже. Ощущения будто концентрируются в одной точке, и всё, что я могу, это стараться не расплакаться.

Если начну, будет сложно остановиться. Да и есть ли смысл лить слезы?

Здесь меня никто не пожалеет.

Поэтому я встаю, чтобы отмыться от грязи, которую чувствую как живую. Прохожу в ванную и отворачиваю вентиль, наблюдая как загипнотизированная, как вода тугой струей бьет о белое дно ванны. Поискав глазами, нахожу пену.

Пусть хотя бы приятный аромат немного отвлечет меня от невзгод. Пахнет кокосом. Лью один колпачок в воду и убираю на место флакон с пеной. Наконец ванна готова, и я погружаюсь в нее, согнув ноги в коленях и уткнувшись в них подбородком.

Вода омывает тело, немного успокаивает. Прохожусь руками по коже, волоски топорщатся, потому что я мерзну даже в теплой воде. Приходит мысль сделать ее максимально горячей. Может, это отвлечет меня. Почему-то вспоминаются заботливые руки мамы, как мыла меня и брата в детстве.

Такие тяжелые, далекие воспоминания, спрятанные в укромном уголке. Их никто не отнимет. Есть то, что нельзя отобрать, то, что нельзя осквернить…

Не то что меня… Хотя…

Разве могу я так сказать о себе и Тагире? Воспоминание возникает в голове как вспышка. Яркая, красочная, постыдная. Я под Тагиром. Он, не жалея меня, утверждает свое право. Муж. Он мой муж. Как странно и извращенно исполнилась мечта моей юности…

Вдруг слышу хлопок двери и подбираюсь. Неужели Тагир? Нужно срочно одеться и выбраться из ванны. Но не успеваю. Ко мне быстрой походкой спешит улыбающаяся Наиля в ярком цветастом халате с диковинными птицами. Такой дорогой, роскошный и явно новый. А пояс — с драгоценными камнями.

Подруга всегда любила наряжаться. Могла часами крутиться у зеркала. Краситься, менять наряды, делать прически. Помню, что меня хватало лишь на полчаса этих мучений, потом я хотела сбежать и заняться чем-то другим. Но это же подруга, я терпела ради нее. Всегда терпела…

Вот и сейчас она как будто хочет похвастаться новым нарядом.

— Ясми! Посмотри, какую прелесть подарил мне мой Тагир! — оглядывается вокруг, будто что-то ища глазами. — А тебе… Не подарил?

— Доброе утро, Наиля, — говорю сухо, обхватывая себя руками.

При всем желании не могу принять ее радостно, у меня нет на это сил. Сохраняю напряженную вежливость и с трудом терплю ее присутствие. Она всегда так нарочито счастлива, что от этого хочется сжать зубы и зарычать. Но она всё еще ждет ответа на вопрос…

— Что подарил? Зачем?

— Ну как же?! Ясми… Ах… — смеется она в ладошку. — Это наша с ним традиция. Тагир дарит мне подарки после особо… Ой, да ладно, ну что я буду хвастаться? — кокетничает, явно ожидая вопросов, а меня простреливает догадкой.

— Ты хочешь сказать, что он подарил тебе халат… — выговорить дальше предложение, облечь мысли в слова я не способна.

Слишком мерзко стало на душе, тошнота подступила к горлу. Что за дикость, что за омерзительная ситуация между нами троими? Но я даже выть сейчас от тоски и боли не могу, лишь чувствую, как очередная заноза впивается в тело, причиняя мучительную боль.

— Да… — мечтательно протягивает Наиля, обнимая плечи руками и поглаживая их, глаза устремлены в потолок. — Он обожает дарить мне подарки! Одежду, обувь, драгоценности. Их — особенно. Хочешь, я подарю тебе что-то? Ты же моя любимая подруга, — обращает свой взор на меня, глаза хитро поблескивают, что можно спутать с радостью, если не знать, какое черное у Наили сердце.

А я начинаю подозревать, и этому много причин, что оно у нее гнилое. Разве стала бы она так нарочито хвастаться подобным, видя, в каком я состоянии? Не спросит, как всё это время я жила… Как выживала моя семья… Всё, что ее интересует, драгоценности и Тагир. Особенно он…

Не дождавшись от меня ответа, Наиля приспускает халат с плеч, но, будто подтолкнув саму себя, подходит ко мне и оглядывает укрытое пеной тело.

— А давай я помогу тебе помыться? Ты такая худая, Ясми, надо больше кушать, а еще отдыхать, — зыркает на меня, и чудится, что в этом слове тоже какое-то особое значение. Что она имеет в виду?

— Я переживала за отца, — пытаюсь перевести тему в другое русло. Моя подруга детства обязательно бы поинтересовалась, как здоровье моего отца, но она явно намерена не сворачивать с выбранной дороги.

— Теперь с ним всё в порядке, благодаря нашему мужу, заметь. Тагир так великодушен…

Сбивается с мысли и смотрит в упор на мою шею. Машинально хватаюсь за нее, а потом кидаю взгляд в зеркало, что тонкой полоской идет по краю стены. На шее отчетливо видно свидетельство прошлой ночи. Пятно от поцелуя Тагира. Наиля столбенеет, с побелевшим лицом сжимает в руке губку, с которой падает пена.