Измена. Я требую развод (СИ) - Лера Лето Страница 21

Заготовки, приготовления, холодный цех, минимум помощников. Он брал себе денег, вкладывал что-то в рекламу, в приборы и приспособления, но моими деньгами он гасил кредиты, один за другим. Я даже платье себе ни одного не купила за первые два года. И вот когда все кредиты были закрыты, мы вышли в плюс, заработали репутацию одного из самых модных ресторанов, Марк сделал мне зарплату чуть повыше, чем у моего су-шефа и подарил золотую цепь с подвеской в виде сковороды.

Цепь, которой он пристегнул меня к своей ноге. К дому. К ресторану. Его личная девочка со сковородкой.

Как меня от этого тошнит.

— Этот ресторан мой, а не твой. Я поделю его пополам просто потому, что всё что моё — твоё, а всё твоё — моё. Так что поделим всё, до последней сковородки. И плевать я хотела, что будет дальше. А Матрёшке своей передай, что лишних денежек у папочки не будет. Пусть не сильно старается отрабатывать, — выплевываю я.

Никогда не разговаривала так, ни с кем, ни при каких обстоятельствах. Мне даже не хотелось конфликтовать. Но сейчас внутри полыхает огонь, сжирает мои страхи и «это же неудобно», стирает границы и «я же хорошая девочка». Никакая я не хорошая. Я обычная женщина, с множеством эмоций, которую обидели. Очень обидели. И был бы у меня каток под рукой, переехала бы и его, и девицу его, с удовольствием.

— Вот ты как заговорила. Зря, Эмма, зря. Ты не получишь от меня ни копейки. И квартиру я твою отберу, и счета опустошу. Ни один ресторан тебя к себе не возьмет, даже посуду мыть. А что ты умеешь, что ты знаешь, кроме своих сковородок? Ты никто, Эмма, поняла? Ты никто!

Во мне поднимается волна злости, такая большая, что ей впору снести половину этого города. Откровенная, фильтрованная ярость. Обида. Острое чувство несправедливости. И я вдруг начинаю смеяться в трубку, совсем не своим голосом, с надрывом и сумасшедшинкой, которую тут же улавливает Марк.

— Дура чокнутая, — говорит он торопливо и бросает в трубку.

Ну, ты еще посмотришь, насколько я сумасшедшая, дорогой мой будущий бывший. Я тебе покажу.

Смех прекращается, уступая место решительности. Давид берет трубку на третьем гудке, а во уже мне пульсирует нетерпение.

— Давид, здравствуй. А нам есть чем подпортить Марку жизнь? Я вдруг резко перестала бояться конфликтовать по-взрослому.

.

Мой друг Давид — темная лошадка, потемнее Марка будет. Он имеет связи, знает всё и обо всех, может придумать выход практически из любой ситуации. Cейчас он предлагает мне приложить к делу документы о вложении мной средств в ресторан, все выплаченные кредиты, а еще документы на добрачную квартиру и расписку, которую Марк писал еще до нашего замужества.

Я тогда получила наследство и, помимо покупки квартиры, дала ему денег на машину. Женаты мы не были и он решил, чтобы я не переживала, написать бумажку. «Ведь это по совести», как сейчас помню.

Да, цены тогда были другие, да, денег он мне не отдал, потому что я стала его женой, а какие взятки с «родных людей». Эту расписку я случайно сохранила в шкатулке памятных вещей, которую первой положила в дорожную сумку при побеге на море.

Но вот что важно, машину он потом продал, а деньги вложил в ресторан. Мои деньги.

— Эмма, ты готова к потерям? — спрашивает меня Давид.

— Готова, — отвечаю я и глазом не моргнув.

— Если не будет другого выхода, я спрошу тебя, готова ли ты пустить ресторан по ветру. У нас пока много вариантов, много возможностей, но… Боюсь, к этому всё может прийти.

Голос моего друга напряжен, потому что он знает, сколько всего я вложила в этот ресторан. Сколько я вложила в этот брак. Всю себя, свои деньги, свои таланты, своё драгоценное время.

Давид и его жена Мириам были со мной все это время, помогали, советовали, принимали меня у себя и отпаивали чаем. Я искала опору не в муже, а в них. Только сейчас понимаю, как странно это было.

Я приходила к Аракелянам, когда нас пытались крышевать, когда на нас напустили налоговую, когда всё закрывалось в пандемию, а я думала, что мы не выплывем. Всё это они пережили со мной.

А я все эти годы поддерживала их, когда очередная попытка родить ребенка оказывалась неудачной. Несколько выкидышей, несколько попыток ЭКО и ничего. Совсем ничего в итоге.

Я помню, как Мириам рыдала у меня на плече. Помню, как Давид храбрился, поддерживая жену, а потом сам рыдал в кабинете, пока никто не видел. Мужчины тоже умею плакать и это не стыдно. Это семья, и это важно.

Наверное, люди просто чувствуют друг друга, находят своих и больше не отпускают.

— Давид, я всё понимаю. Ты спросишь меня, если придется, и мы всё решим. Сейчас я склоняюсь к тому, что ресторан больше не моё детище. Что бы с ним не происходило, важно одно — он не должен достаться этому предателю и его подстилке.

— Я спрошу тебя, дорогая. И мы решим. А пока я написал одному ресторанному критику и двум крупным фудблогерам. Сходят инкогнито поесть. Там и платить не придется, такая сенсация, мишленовский ресторан из князей обратно в грязь. Романову помнишь?

Я задумчиво киваю, а потом вспоминаю, что Давид меня не видит, и мычу в трубку. Наша одноклассница, Вероника, как не вспомнить. Большой босс в какой-то световой компании.

— Я её туда отправил недавно, случайно получилось. Но суть в том, что отзывы плачевные.

Я на секунду прикрываю глаза. Конечно, такой черный пиар не сможет утопить наш ресторан, но, по крайней мере, даст Марку понять, что не надо мне угрожать, да и в суде его будет ждать сюрприз. Есть у меня еще кое-что в запасе, но это уж совсем на черный день.

Мы прощаемся с Давидом, а я решаю, что на сегодня мне достаточно переживаний, когда вдруг на телефоне высвечивается незнакомый номер. Да и черт с ним, думаю я, ну не на каждый же чих трубку брать. Но человек по ту сторону оказывается очень настойчивым, так