Розмари Роджерс - Любовная игра. Книга вторая Страница 21

— Вы извините, что я бреюсь?

В глубине его черных глаз бегали насмешливые искорки, пока он, казалось, задумчиво изучал ее, задержавшись взглядом на ее груди, где огненно-красная рубашка подчеркивала больше, чем скрывала, на вызывающе обтягивающих стройную фигуру джинсах, что делало ее почти похожей на мальчишку. Но она им не была, и он это очень хорошо знал. Почему он стоит только наполовину побрившись с одним лишь крайне коротким полотенцем, небрежно обернутым вокруг бедер, если ожидал, что она будет готова час назад?

Улыбка требовала от нее слишком большого напряжения, особенно когда он внимательно смотрел на нее с тем необычным выражением лица, какое у него иногда бывало, как будто он хотел проникнуть в ее мозг и проинспектировать каждую мысль и каждое чувство. Сара нервно отвернулась, играя ножом для разрезания бумаги, с инкрустированной золотом нефритовой рукояткой. Еще одна безобразная волчья голова, конечно! Что же еще?

— Пожалуйста, не обращайте на меня внимания, — сказала она небрежным тоном. — Продолжайте… делайте, что вам нужно, и я только…

Он явно решил не играть дальше. Его голос походил на рычание:

— Мне не нравится ваш приход ко мне! И я хотел бы точно знать, что вы сказали Серафине! Per amor di Dio[23], вы что, так и не научились быть благоразумной?

— Благоразумие? Что это? Согласитесь, довольно странно слышать это слово из ваших уст?

Не в силах больше владеть собой, она резко повернулась, чтобы посмотреть ему в лицо пылающими, как зеленый огонь, глазами.

Какое-то долгое мгновение он, казалось, взвешивал, что ему следует сделать в следующую минуту. Что еще оставалось? Избить ее? Безусловно, даже он не зайдет так далеко.

Она не знала, что от нового взрыва примитивной ярости его удержал безобразный синяк на ее щеке. К несчастью, в ней было что-то такое, что пробивало его панцирь цивилизованности и превращало в жестокого зверя, в чем она же его и обвиняла.

Что за bisbetica[24] она была — маленькая Дилайт его брата Карло, чье развращенное дразнящее тело было теперь его игрушкой, пока он будет хотеть ее, несмотря на то что ее язык мог жалить, как гадюка. Ему действительно не следует терять при ней самоконтроль.

— Мы обсудим это позже! — сказал Марко коротко, взглядом предостерегая ее не испытывать дольше его терпения. — Если, конечно, вы не имеете в виду другой вид спорта вместо верховой езды?

Сара открыла и затем снова закрыла рот, пока он, казалось, ждал ее ответа. Она на самом деле хотела покататься верхом, и у него были прекрасные лошади.

— Bene, — заявил он, когда она не ответила, но стояла перед ним, крепко сжав губы. — Тогда я окончу бриться и оденусь — если вы не возражаете.

Его рука коротко указала на казавшийся неудобным стул из тяжелого темного дерева с высокой спинкой.

— Пожалуйста, садитесь.

Каким официальным он мог быть, когда это подходило ему, возмущенно подумала Сара, глядя на его удаляющуюся спину, и услышала, как решительно хлопнула дверь спальни, закрывшаяся за ним.

Вот еще один пример его нечестности! У него двери были с замками, и он был явно недоволен тем, что она вторглась в его уединение, тогда как ей не позволял совершенно никакого уединения, небрежно входя и пребывая в ее комнатах, на которых не было запоров. Как для него удобно, что у его любовниц даже нет возможности отказать ему.

То, что он появился в более приподнятом настроении, когда наконец вышел из своей комнаты, приняв душ, свежевыбритый и одетый в костюм для верховой езды, не уменьшило ее гнева, хотя ей и удалось это достаточно удачно скрыть.

— Вот и я, mio diletta[25]. Я не слишком долго, не так ли?

Сара спрятала за спиной сжатые в кулаки руки, пока притворялась, что она также в хорошем настроении. Его Дилайт, вот уж точно! Тщеславный, высокомерный ублюдок! Но на этот раз она намеревалась владеть собой, даже если это душило ее. Он должен позволить ей ехать! Как бы еще она могла осуществить свою месть?

Чтобы скрыть свои истинные чувства, Сара небрежным жестом обвела довольно мрачную комнату с безобразной темной мебелью, где он заставил ее ждать, как будто она была просительницей его герцогской щедрости:

— Я осмотрела вашу комнату, и меня удивило; знаете ли, я ожидала… увидеть нечто… более великолепное. Но эта комната напоминает мне офис своей скудной меблировкой.

Он с легкой насмешкой приподнял бровь, прежде чем соблаговолил ответить:

— Недостаточно пышно для вас? Но вы правы — я использую эту комнату как офис, и как таковая она меня удовлетворяет. Мне не надо отвлекаться, когда я занимаюсь бизнесом.

В его голосе звучал сардонический подтекст, особенно когда он сделал ударение на слове «отвлекаться».

— На самом деле, чтобы очень тебя не разочаровывать, tesoro mio[26], эта комната не является официальной спальней герцогов ди Кавальери, которая достаточно великолепна даже для твоего изысканного вкуса.

Его глаза со значением помедлили на ее крошечных бриллиантовых серьгах, прежде чем он перешел к другому предмету.

— Однако она действительно слишком велика для одного человека — с громадной постелью и свисающим над ней балдахином на четырех ножках. Эта маленькая анфилада комнат вполне устраивает меня до тех пор, пока мне не придется делить спальню с женой. А теперь пойдем — я думаю, ты с нетерпением ожидаешь прогулки верхом.

Для его жены, сказал он безразличным тоном. Сара не могла удержаться от резкого вопроса:

— Вашей жены? Вы женаты? — Пока он говорил, она не могла не стрельнуть любопытным взглядом за дверь спальни, он оставил ее открытой — ее взгляд упал прямо на портрет, висевший у него над постелью. — Ваша бедная жена! Я полагаю, что это ее изображение над вашей постелью?

В первый раз с момента их знакомства его взрыв смеха звучал искренне, а не просто резко иронично.

— Женат! Почему, сага, эта мысль так тебя расстроила? Тебе не нужно беспокоиться, у меня нет намерения жениться до того, как я должен буду серьезно задуматься о рождении наследника, а это произойдет несколькими годами позже. Что же касается портрета, то прелестная леди на нем — нынешняя герцогиня, но она вторая жена моего отца, а не моя. Она действительно прекрасна, какой и кажется на портрете, и обладает верной, любящей душой. Моя мачеха действительно является женщиной, перед которой следует преклоняться и которую стоит уважать!

Сара с недоверием открыла глаза, когда услышала странно смягчившийся тон его голоса, и, чтобы скрыть собственные противоречивые чувства, сделала легкомысленное замечание: