Ольга Смецкая - Маленькая балерина Страница 21

– Что? Что вы имеете в виду? – крикнула я в пустоту, но ответа не дождалась.

Я поспешно влетела в дом и захлопнула за собой дверь.

На столе в вазе стоял букет белой сирени – символ одиночества и печали. У меня пересохло во рту. То, что сирени не было в доме, я тоже хорошо помнила.

Я быстро прошла на кухню, налила в чашку заварки из чайника и залпом выпила. Скинула босоножки и без сил опустилась на стул. Кафельный пол приятно холодил босые ноги.

Итак, что все это может значить?

Кому-то очень нужно испугать меня? Но кому и зачем?

Или это я схожу с ума и у меня раздвоение личности?

«Раздвоение личности – психическое расстройство, – всплыли в памяти строки из „Справочника по психиатрии“, – когда в одной физической оболочке уживаются два и более ментальных двойников, зачастую и не подозревающих о существовании друг друга».

Внезапно я странно себя почувствовала. Как будто кто-то плеснул мне в глаза морской водой. Веки защипало, на ресницах выступили слезы. Я моргнула, кухонный шкаф смешно накренился, а чашка из-под чая стала оплывать, как подтаявшая свеча.

Пошатываясь от накатившей усталости, я поднялась по лестнице и, не раздеваясь, рухнула в постель.

Я даже не заметила, что окно в спальне плотно закрыто, а свет выключен.

Глава 11

Четверг

Телефон звонил и звонил, а я все никак не могла проснуться. Веки казались похожими на подтаявшие слипшиеся пельмени, и разлепить их стоило большого труда.

Я рывком поднялась с кровати и буквально скатилась по лестнице вниз. Ватные ноги плохо слушались, а голова по ощущениям напоминала накачанный гелием воздушный шарик.

– Алло! – хрипло буркнула я в трубку. В пересохшем горле саднило. Почему-то в памяти всплыла картинка из журнала «Гео» – потрескавшаяся от засухи серая земля. Я представила себе, как мое обезвоженное горло покрывается такими же страшными серыми трещинами, и повторила: – Алло…

И тут же вспомнила, что на самом деле телефон давно не работает…

Словно в насмешку из динамика понеслись короткие гудки, и все смолкло.

Что происходит в этом доме?

Старинные напольные часы в ореховом корпусе пробили полдень – получается, что я проспала почти двенадцать часов! Наступила гнетущая тишина. Плотно затворенные окна и двери не пропускали снаружи ни звука.

Я поспешила на кухню, поставила чайник на плиту и распахнула створки окна. В помещение ворвалась струя теплого, насыщенного цветочными ароматами, воздуха. Но в голове так и не прояснилось. Мое странное сумеречное состояние вернуло меня в то далекое время, когда я лежала в больнице, напичканная обезболивающими и снотворными препаратами. И именно оно натолкнуло меня на абсурдную, казалось бы, мысль о том, что мне что-то подмешали. Скорее всего, в чай.

Я резко обернулась и посмотрела на стол. Чашки, из которой я вчера перед сном пила заварку, не было. Она, чисто вымытая, аккуратно стояла в сушилке, рядом с заварочным чайником. Тоже чистым. Я совсем не помнила, как мыла посуду. Да и вряд ли стала бы это делать. Значит, это сделал кто-то другой.

От этой мысли меня замутило. Я глубоко вдохнула и на несколько секунд задержала дыхание. На улице Славик подравнивал живую изгородь большими садовыми ножницами. Рядом крутилась Даша. Увидев меня, садовник расплылся в идиотской улыбке и приподнял свою вечную соломенную шляпу.

– Здравствуйте, – сказал он.

Я кивнула в ответ и вспомнила, что, по словам Раисы, садовник прекрасно разбирается в технике.

– Послушайте, Слава, – обратилась я к нему, – вы не можете зайти ко мне и взглянуть на телефон?

– Да он же у вас не работает, чего на него смотреть? Ну ладно…

Слава что-то сказал Даше, и она убежала. Потом поднялся на крыльцо. Потоптался на пороге, стряхивая прилипшие к резиновым сапогам срезанные веточки, стянул хлопчатобумажные перчатки, зачем-то застегнул верхнюю пуговицу на вылинявшей, некогда клетчатой, рубашке. На меня пахнуло застарелым потом. Снял с головы шляпу, аккуратно повесил ее на дверную ручку и решительно направился в гостиную.

– Видите ли, – пробормотала я, – мне известно, что он давно не работает. Но, странное дело, сегодня утром меня разбудил телефонный звонок. В трубке помолчали, а потом сразу короткие гудки.

– Да? – озадаченно переспросил Славик. Затем грязными ногтями поскреб назревающий прыщ на небритом подбородке и взял телефон в руки. Перевернул его, подергал за шнур и поставил на место. – Не, не работает…

– Это я и без вас понимаю, – еле сдерживая раздражение, буркнула я. – Но он действительно звонил, мне это не приснилось.

– Это не я… – вымолвил садовник и замотал головой.

– Да что вы, я ни в чем вас и не обвиняю.

– А может, это… она?

– Кто она? – похолодела я.

– Шутка…

– Какая шутка? Чья?

– Не-е, мне нельзя говорить…

– Что, Слава? Что вам нельзя говорить?

– Да не, я это, просто имею в виду… – Славик захлопал пушистыми ресницами и испуганно замолчал.

– Ладно, Бог с ним, с телефоном, – обреченно вздохнула я. – У меня к вам еще одна просьба, пойдемте со мной. Ножницы только свои захватите.

«Может, хоть сундук поможет открыть», – думала я, поднимаясь по хлипкой чердачной лестнице.

Дверь на чердак оказалась заперта, ключа в замочной скважине не было. Он исчез в неизвестном направлении.

– Не судьба, – натужно рассмеялась я и пожала плечами. – Ключ потеряла.

Я обернулась. Садовник застыл на середине лестницы, странно глядя на меня.

На миг мне стало страшно. В тесном полутемном коридоре олигофрен Славик с острыми ножницами в руках выглядел зловеще.

– Потеряла? – сглотнул он и криво улыбнулся.

– Ага, – пролепетала я и, стараясь не соприкасаться с садовником, нырнула в узкий просвет между стеной и его телом.

Закрывая за садовником дверь, я не удержалась и спросила:

– А почему нельзя говорить про шутку?

– Ничего нельзя говорить. Они могут услышать. Он посмотрел куда-то сквозь меня, словно там, за моей спиной, кто-то стоял. Потом схватил свою шляпу и убежал. Я обернулась. В комнате никого не было. Я почему-то вспомнила о загадочной записке с восковой фигуркой, которую он вручил мне накануне днем, метнулась к буфету и выдвинула ящик. Записки не было. Она исчезла, как и ржавый ключ от чердака. Очевидно, в том же самом направлении.

«Уеду! – твердо решила я и опустилась на пол, прислонившись спиной к нижним дверцам буфета. – Сейчас же соберу вещи и уеду. Вернусь, в конце концов, домой. Мой муж, известный телеведущий Кирилл Шорохов, очень даже неплохо зарабатывает и вполне может обеспечить себя достойным жильем. Хотя бы на первое время».

Что-то больно впилось мне в затылок – ручка от дверцы. Я собралась подняться и, чтобы не удариться головой, предусмотрительно посмотрела наверх, на выдвинутый ящик.