Я научу тебя любить (СИ) - Акулова Мария Страница 22

Его шаги были куда более размашистыми. И силы в руках тоже больше. Поэтому захлопнуть дверь с грохотом — не составило труда.

Аня так и осталась в комнате — стоять лицом к двери, с силой сжимая ее ручку. Немного сгорбилась, опустила взгляд, пыталась успокоиться.

— Почему ты плачешь? Почему. Ты. Блять. Плачешь? — вздрагивала от каждого слова стоявшего за ее спиной Корней.

Слишком близко стоявшего, наверное. Державшего кулак на дереве двери чуть выше ее головы.

Она не ответила. Корней же… Нашел в себе силы на последнюю попытку. Вразумить ее. Уберечь от себя же. Объяснить что ли…

— У меня был очень сложный день. Пожалуйста, Аня… Так будет лучше. Я соберусь. Успокоюсь. Мы поговорим. Хорошо?

Как самому Корнею казалось, получилось обратиться довольно мягко. И ему очень хотелось… Искренне… От всей души… Чтобы сработало.

Чтобы зайка… Понимающая… Покладистая… Мудрая… Восприняла. Кивнула. Снова улыбнулась, глянула уже без слез… И оставила.

Да только…

— Ты не понял просто… Я… К тебе пришла…

Она сделала не так. Прошептала, как всегда, сбивчиво. Глядя на дверную ручку. Лица Корней не видел толком — слишком низко опустила. А вот уши покраснели… Но он действительно не понял. Поэтому:

— Что? — переспросил, на сей раз не очень справляясь с тоном. Снова получилось раздраженно. Она снова вздрогнула, будто удар получив. И из-за этого стало еще хуже — гадко и зло.

— Я к тебе пришла… Я… Думала, что сегодня… Пока ты не уехал… Что мы…

Она привычно путано говорила, он — привычно туго воспринимал. Когда осознал… Шумно выдохнул. Вжался лбом в тот самый кулак, который чуть раньше впечатал в дверь. Закрыл глаза…

И снова челюсти сжаты до предела, боль бьет пульсацией во лбу… И злость накрывает по новой. На себя, конечно же. Она-то тут при чем?

— Ты под горячую руку лезешь, Ань. Зачем? Хуже дня просто не может быть. Поверь. Я сейчас не смогу… Ни нежным быть. Ни остановиться. Понимаешь? Я не кокетничаю. Я, блять, просто не смогу.

Корней произнес, повернув голову, открыв глаза. Видел, как она морщится на ругательствах. Он ведь впервые при ней позволял себе грубость. И чувствовал себя мудаком даже из-за этого.

— А я больше… Я не решусь, наверное. Мне сейчас больно очень. Ты не виноват. Просто…

— Сука. Как же с тобой сложно…

И снова она не договорила, а Корней выдохнул, закрывая глаза прежде, чем она ответит вздрагиванием на новое ругательство и новый же удар кулаком по двери.

Снова уткнулся лбом в него. Снова дышал, раздувая ноздри.

И снова чувствовал себя на шахматной доске в цугцванге.

Знал, что нужно настоять — отправить.

Но и что ей сейчас действительно больно — тоже знал.

И что отвергать ее нельзя. Потому что… И так уже наотвергали. По самое не хочу.

Злость шкалила. Хотелось просто выматериться. А еще нахер что-то разбить. Желательно — голову Вадиму. Но…

Корней потянулся свободной рукой к Ане. Сжал на бедре, заставил сделать несколько шагов к нему, отпустить ручку, прижать пальцы к дереву, скользить по нему синхронно с передвижением… Пока ее спина не окажется прижатой к его груди…

— Я правда не остановлюсь. Ты понимаешь это?

Корней спросил, склонив голову. Видел только профиль. Но и этого было достаточно, чтобы распознать реакцию — отчаянно бесстрашный кивок, и остекленевший взгляд в дверь. Будто… С жизнью прощается. Дурочка. А ведь в любой другой день… Любой… Было бы не так. Не пришлось бы предупреждать.

— Доведешь до белого каления, а потом люби тебя, блять, нежно…

Корней произнес, позволяя собственному яду выйти хотя бы так… Хотя бы слегка, а руки…

Оторвались — одна от двери, вторая от бедра. Легли на Анину талию. Развернули, скользнули по бокам до ягодиц. Подхватили…

Так, чтобы через мгновение глаза уже напротив глаз. Девичьи ноги оплетают его бока, а руки ложатся на плечи, с силой их сжимая.

— Да, зайка? — и во взгляде страх-страх-страх… Но то ли не услышала, то ли не поняла, потому что кивает… Боязливо сглатывая. И не уворачивается, когда Корней тянется к лицу, вжимая с силой в дверь, раскрывая губы и целуя так, что злость наконец-то начинает преображаться — в страсть, которую… Сегодня она не остановит. Уже согласилась. Уже не ушла.

Обвила с силой шею, когда Корней развернулся, чтобы сделать несколько шагов к кровати. Задрожала, когда он с грохотом скинул на пол чемодан, а потом потянул покрывало, игнорируя тот факт, что по комнате разлетаются еще и декоративные подушки.

Опустил Аню на край кровати. Смотрел в глаза, наклоняясь, берясь за полы ее свитера, тянул вверх, не сомневаясь, что поднимет руки, не станет ломаться…

Отбросил уже его, снова наклонился, опять ныряя языком в рот, параллельно толкая ее на спину.

Взялся за пуговицу на джинсах… Она запаниковала — это стало понятно по тому, как участилось дыхание. Попыталась немного отползти, приподнимаясь на локти…

Но он поймал за бедра, сжал с силой, оторвался от губ, снова в глаза посмотрел…

Думал, что вот сейчас она скажет что-то, свидетельствующее об испуге. О неготовности. Попросит… Снова отложить. Но Аня сама потянулась. Пальцами к пуговицам на его рубашке. Своими губами к его. Только не за поцелуем, а чтобы шепнуть, находясь ближе некуда:

— Я люблю тебя. Очень люблю…

Окончательно отрезая все пути к отступлению. И себе. И ему.

Решиться прийти к нему было неимоверно сложно. Наверняка, сложнее, чем любой другой среднестатистической девушке в двадцать прийти в спальню к любимому мужчине.

Тем более странно это было с учетом того, насколько он любимый… Насколько родной… Насколько надежный… И насколько желанный…

Но каждый раз, когда Аня замирала — мысленно или реально — у его двери или в его объятьях, чувствовала укол боли из-за того, что сама какая-то… Бракованная.

И победить себя же не могла.

До этого вечера. А сегодня поставила дедлайн — все должно случиться прежде, чем он уедет… И, как ответственная, не могла свой же дедлайн нарушить. Мучить его дальше — чистой воды издевательство. Да и себя мучить тоже…

По любви ведь. По бескрайней. Бездонной. Необъятной. Ее любви к нему. Все, как она хотела. И нет смысла бояться. Ни боли. Ни последствий. Они будут позже. А сегодня…

Должны были иметь значения только его глаза. Его желания. Его удовольствие, зависящее целиком и полностью от нее.

На то, чтобы явиться в пеньюаре, смелости, конечно, не хватило. В конце концов, она ведь не обольстительница… И Корней прекрасно это знает.

Но на то самое красивое белье — да. Вот только оно было надежно спрятано под свитером плотной вязки и светлыми джинами. На ногах — носки, чтобы не ругал, что босая опять. На губах — улыбка…

Аня сидела весь вечер на уголке своей кровати, представляя, как все будет… Как он вернется, как она потянет его за руку туда… Как он быстро все поймет… И успокоит. Уверенностью своих действий. Очевидностью желания во взгляде. Теплотой… Которую для нее он в себе находит.

Когда услышала звук открывающейся двери, почувствовала, что дыхание сбилось, глаза сами собой распахнулись шире, а ладони взмокли. Пришлось вжимать их в колени, с силой отталкиваться… Зачем-то красться к двери из своей спальни, выглядывать…

И получать первый болезненный, тревожный, сильный удар. Потому что…

— Привет. Я буду собираться. Утром ранний вылет. Спи. — Очень холодное. И хлопок дверью перед носом.

Такой силы, что Аня на несколько секунд почувствовала себя выброшенной на берег рыбой. Ни вдохнуть, ни выдохнуть.

Совсем не так, как она все себе представляла. Намечтала опять… Дурочка.

Отвернулась от двери, уставилась немигающим взглядом на свою кровать, попыталась собраться, себя же успокоить.

Он ведь просто… Устал, наверное. Работы всегда много. Может снова какая-то проверка…

И ей стоило бы прислушаться. Умом Аня понимала — стоило. Не лезть. Но…

В голове промелькнула шальная, излишне самоуверенная мысль — а вдруг… Она сможет ему помочь справиться? Переключиться? Вдруг… Ее «сюрприз» все исправит?