Невеста для Зверя (СИ) - Волгина Марианна Страница 22

Удивительное помещение.

Внизу, под ногами, ковер, ужасно пыльный, но рисунок все еще читаем. Национальные мотивы. Несколько грубо сколоченных скамей по углам, на широком выступе в стене, напоминающем низкую лежанку – что-то вроде гимнастических матов. И в углу – сундук. Надо же! В самом деле, сундук! Старый, похожий на тот, что стоит сейчас в доме бабушки Ани…

Как дети умудрились это все сюда перетащить?

– Как вы это все сюда притащили? – вопрос срывается прежде, чем успеваю подумать.

Голос мой, негромкий, звучит немного испуганно. И не отражается от стен, как до этого, в большой пещере. Похоже, предметы, находящиеся здесь, глушат его…

– Ну… Это дело не одного года, – неопределенно отвечает Азат, опять по-мальчишечьи усмехаясь, – сначала доски перенесли, потом Каренчик с моим братом Адилем сколотили скамьи… Ковер и сундук – это из дома бабушки Каренчика, там давно никто не жил, мы взяли… Маты – из моего дома, там внизу отец сделал спортзал, ты не видела?

– Нет…

– Ну, ничего, побываешь еще. И как раз в те годы менялось оборудование, вот мы маты и утащили…

– А что вы здесь делали?

– Проходи, сладкая, садись, – Азат обмахивает один из стульев, поднимая пыль. Она крутится в воздухе, оседая на пол. – Мы здесь… Ну, много чего… Играли, воображая себя разбойниками, которые караулят проходящие караваны торговцев. Потом, наоборот, играли в охотников на разбойников. Болтали, постарше когда стали, в карты играли…

Я прохожу, послушно сажусь на стул. Он подозрительно скрипит, но выдерживает мой вес.

Азат садится напротив, на пыльный мат у стены, смотрит на меня.

Его лицо в неверном свете свечей кажется грубоватым бронзовым оттиском. Словно маска воина.

Черные глаза, рельефно очерченные скулы, черная борода, крупный нос… И вся фигура кажется, словно выточенной из той же скальной породы, что окружает нас.

Широченные плечи, массивные запястья, тяжелые кисти рук…

Он удивительно гармонично смотрится здесь. Словно, и в самом деле, разбойник, занимающийся кровавым промыслом и взявший меня в плен.

Собственно, реальность недалека от вымысла.

Он смотрит на меня, и в глазах его – чернота. Пугающая, мрачная, жуткая.

– Зачем ты привел меня сюда, Азат? – шепотом спрашиваю я, пытаясь разорвать это мрачное молчание, натянувшееся струной между нами.

– Имя мое назвала, – хрипит он, растягивая губы в хищной улыбке, – первый раз, да, сладкая? Повтори еще, мне понравилось…

Он не отвечает на вопрос, впрочем, как множество раз до этого, когда не хочет говорить правду.

Он мне не врет, ни разу не соврал. Он просто молчит, если считает, что мне чего-то не надо знать.

– Азат… – это я не подчиняюсь его приказу, а просто пытаюсь достучаться, – зачем я тебе? Правда? Я не понимаю…

– Все очень просто, сладкая… – он поднимается и перетекает ко мне настолько быстро и плавно, что я даже моргнуть не успеваю – и вот он, рядом! Дыхание перехватывает, губы пересыхают от близости.

Азат поднимает меня со стула, легко подхватывает на руки и садится вместе со мной обратно на мат, устраиваясь поудобней и устраивая меня сверху, у себя на коленях.

– Все очень просто… – он прижимается губами к пульсирующей жилке на шее, запуская по моему напряженному телу невольную дрожь. Не удовольствия, нет. Безумия. Я знаю, как он может сделать сладко и странно своими губами. И своими руками. И изо всех сил противлюсь этому, опасаясь опять, в очередной раз, потерять себя. Сойти с ума. – Я просто тебя захотел. Как увидел там, в клубе… Ты танцевала… Приличная девушка не должна так танцевать. В публичном месте. Такое – только для мужа. Но ты танцевала, а я смотрел… И смотрел, и смотрел… – он говорит и говорит, а сам все крепче держит, все сильнее целует, уже не сдерживая силу своих рук и губ.

Мне тяжело и страшно в его объятиях, я вся дрожу, уже жалея, что спросила.

Но я же не думала! Я же не знала!

Я думала, что мы поговорим, мне показалось, что в нем что-то есть человеческое…

Но сейчас, закаменев в его руках, я понимаю, что ошибалась. Ничего в нем нет человеческого… Он целует меня, от его губ по коже бегут мурашки, и в то же время оскорбляет, называя неприличной девушкой только лишь из-за танцев. У него словно два лица, две ипостаси. С одной стороны – современный, даже начитанный, грамотно и правильно рассуждающий, а с другой – очень-очень дремучий. Какая-то дикая смесь из древних традиций и понятий и европейского лоска. Словно зверь-перевертыш.

Сверху – вот он, лощеный бизнесмен, а стоит чуть копнуть вглубь – и дикарь, едва с гор спустившийся… Оборотень… Ужасный человек… Почему он так хорошо мне делает? Как так может быть вообще? Я же понимаю, что это – принуждение, кошмар, ужас…

Но его губы на удивление нежные и в то же время требовательные. Зверь явно успел изучить все мои слабые места, и бьет прицельно туда, обезоруживая самым древним в мире способом: обещанием удовольствия.

Мне стыдно и страшно, но тело дрожит, а кожа покрывается мурашками от его поцелуев и развратного шепота… Как так может быть? Наверно, я в самом деле падшая, грязная, раз так реагирую. Приличная девушка должна с ужасом отбиваться, а я не могу… Просто не могу…

– Ты была, как русалка, дивная пэри, с длинными волосами, глазами полуприкрытыми, губами, сознанными для поцелуев… Моих, только моих, сладкая… – Азат расстегивает ворот плотной рубашки, обнажая плечо, покрывает его жгучими поцелуями и все шепчет и шепчет, сводя с ума окончательно, – ни на кого не смотрела, танцевала… Я словно обезумел… Никого не видел больше, только тебя…

Я пытаюсь упереться в его плечи ладонями, но сил нет, он легко перебарывает мое смешное сопротивление, горячий, такой горячий, обжигает, голову заволакивает безумным маревом, и я знаю его, это марево, оно мне знакомо! Благодаря ему знакомо!

Это он виноват в том, что я такая развратная! Он!

Губы сухие, воздуха не хватает, сердце грохочет, в ушах тоже грохот…

И я не сразу понимаю, увлеченная происходящим со мной, что грохот в ушах – не от неистово бьющей по венам крови…

Грохот

Азат замирает, прекращая меня целовать. Затем аккуратно ссаживает с колен на пыльный мат и встает.

Лицо его совершенно спокойно, даже, я бы сказала, расслаблено, но я вижу, как бешено бьется тугая жилка у виска. Он насторожен, и ему не нравится происходящее.

А, значит, грохот – это не мое взбудораженное воображение. И не моя реакция на его вольности.

– Азат… – я говорю почему-то шепотом, мгновенно и дико пугаясь, смотрю вверх, на каменные своды пещеры, внезапно очень остро ощущая свою незащищенность. Уязвимость. И невероятную толщу камня над головой. – Что это, Азат?

– Ничего, сладкая, – спокойно говорит он, – наверно, где-то снаружи камни посыпались… Ты сиди здесь, я пойду посмотрю, хорошо?

Азат поворачивается ко мне, улыбается, умиротворенно и успокаивающе, но меня не обмануть! Я вижу, как блестят озабоченно его глаза! Я вижу, как непроизвольно сжимаются кулаки!

Он… Он меня обманывает! Что-то случилось, точно что-то случилось! И сейчас… Он хочет уйти, оставить меня одну! Здесь! В этом каменном гробу!

Я вскакиваю и обхватываю руками ворот его рубашки:

– Нет! Нет! Я не останусь, Азат! Не останусь! С собой возьми! С собой!

Контролировать себя совсем не получается, хоть и есть на грани разума понимание, что, даже если и произошло что-то непоправимое, необходимо дать мужчине возможность действовать. Нельзя так цепляться, нельзя мешать!

Но не могу, просто не могу!

Из глаз льются слезы ужаса, а пальцы, кажется, намертво впились в моего Зверя.

Он тут же подхватывает меня, обвивает своими сильными руками, хрипит на ушко успокаивающе:

– Ну что ты, сладкая? Ну что ты? Все хорошо будет… Я просто посмотрю и вернусь… Клянусь, что недалеко. Да мы и так недалеко от выхода… Просто надо посмотреть, мало ли, вдруг немного камешков нападало, а ты своими нежными ножками… Просто посмотрю…