Просто забудь меня - Тея Лав Страница 22

Именно поэтому я и звоню. Потому что он не увидит сейчас звонок и не будет терзаться сомнениями.

Послушав несколько долгих гудков, я завершаю вызов и слезаю с окна. Мой брат не перезвонит, но я и не рассчитывала на это.

В доме слишком тихо. С улицы доносятся завывания ветра и скрип деревьев о крышу. Я поедаю хлопья, уставившись в одну точку, затем помыв тарелку, раскладываю на кухонной стойке учебники. И как ни странно впервые за долгое время не могу сосредоточиться на учебе. Я знаю, что он не перезвонит, но не могу избавиться от щемящего чувства тоски. Как же я устала от этого.

Когда на кухню влетает Ной, я сбрасываю с себя оцепенение, и мы вместе готовим завтрак, затем перебираемся в гостиную смотреть мультфильмы. Хелен мечется по всему дому, сдувая пылинки. Папин приезд запланирован во второй половине дня, поэтому мы все пребываем в радостном предвкушении, как бывает обычно в нашем доме перед его возвращением.

Поднявшись в свою комнату, я убиваю время, складывая вещи по цветам. Пишу сочинение по английской литературе. Больше мне делать нечего, и это сводит с ума.

Прежде чем обнять Ноя и поцеловать Хелен, папа пристально смотрит на меня. Увидев на моем лице слабую улыбку, он заметно расслабляется и принимается всех обнимать. Его отсутствия не такие длинные, но промежутки между ними слишком частые, поэтому мы успеваем сильно соскучиться.

Пока я помогаю Хелен накрыть на стол, раздается дверной звонок. Мама с широкой улыбкой влетает на кухню и ставит на стойку что-то похожее на пирог. Про маму нельзя сказать, что она плохо готовит, это не так. Но чаще, чем иногда можно нарваться на ее кулинарный шедевр, приправленный какой-нибудь травой, от которой скручивает живот.

Кажется, сейчас тот самый случай.

— Это картофельная запеканка и имбирем, — бормочет она, улыбаясь.

Хелен суетливо снимает фольгу. Мы с папой обмениваемся взглядами. В его глазах такая же настороженность, как и в моих. Нет, никто не ожидает, что Хелен вцепиться в маму. Но это немного странно. Самую малость.

За ужином говорит в основном папа, поэтому неловкость почти не проскальзывает. Запеканка мамы оказывается вкусной, и едва доев один кусочек, я выбираюсь из-за стола.

Снег едва покрывает землю, когда я впервые за весь субботний день выхожу на улицу. Толстые цепи, держащие старые качели ужасно холодные, но я все равно крепко держусь за них руками, медленно раскачиваясь. Телефон я теперь зачем-то ношу с сбой, словно надеясь, что мне кто-нибудь позвонит. Кто-нибудь, кроме мамы, папы, Хелен или доктора Бордмана. Жалость к себе — это последнее, что бы хотелось чувствовать.

Кутаясь в свою старую теплую куртку, я слышу звуки открывающейся задней двери и приближения шагов.

— Эйв, ты замерзнешь.

Я качаю головой, глядя на папу.

— Нет, все нормально.

Он пару секунд смотрит на меня, затем садится на соседние качели. Цепи жалобно скрипят под его весом.

— Ноэль приедет на Рождество, — говорит папа.

Я с огромным трудом выдавливаю улыбку. Но она получается такой вымученной и ненастоящей, что папа, глядя на это жалкое зрелище, тяжело вздыхает.

— Это была его идея и, если твой брат хочет приехать, значит, все нормально.

— Он хочет увидеться с друзьями, — отвечаю я. — Скучает по ним.

Не хочется развеивать папины надежды, но и строить иллюзии ни к чему.

— Думаешь, по тебе он не скучает?

Ничего не ответив, я раскачиваюсь сильнее. Несколько минут назад небо было серым, но уже заметно потемнело.

— Я хочу, чтобы это Рождество прошло, как и прежде, — с надеждой в голосе произносит папа.

Чувство вины окатывает меня с головы до ног. Ведь это я во всем виновата. Почему я не могла вести себя нормально? Почему я срывалась на Хелен и Энтони? Почему меня так волновало, что обо мне думают? Сейчас все это кажется таким смешным и незначительным. Вот только последствия остались не самые приятные, а смех вызывает горечь.

— Я тоже этого хочу, — отвечаю я, протянув руку.

Папа с чувством сжимает мою холодную ладонь своей теплой.

— Все будет хорошо, Эйви.

Эти обычные слова бальзамом ложатся на мои ноющие раны.

— Я могу поехать к маме, — осторожно предлагаю я. — Если он не хочет меня видеть.

— Твой брат не такой жестокий, Эйви, — протестует папа.

Это так. Мне ли не знать. Я до сих пор не могу разложить все по полочкам в своей голове и встать на его место, чтобы определить уровень своей глупости.

Мы молча качаемся на качелях, когда в поле нашего зрения попадает мама.

— Хелен поставила на стол десерт, — улыбаясь, говорит она. — Мы ждем вас.

— О, боже, — смеется папа. — Мой желудок лопнет.

— Ничего подобного, — фыркает мама, махнув рукой. — Она готовила с самого утра, так что тебе стоит пойти и съесть все, чтобы она не расстраивалась.

Я смотрю на своих разведенных родителей, которые смеются и шутят между собой, направляясь к дому.

Жизнь странная штука. Интересная, многогранная и порой просто невыносимая. Сейчас для меня открылись совершенно новые ощущения, которые я не испытывала даже до того, как превратилась в ходячую мумию.

Так просто потерять себя и завернуться в кокон. Труднее заново открыться миру и найти свое место в нем. У меня не получится.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Энтони

Если бы я не играл в хоккей, я бы был ботаником. Странно, что в школе все делится по неким секциям. Спортсмены, ботаники, фрики, популярные, непопулярные. Идти против системы всегда сложно. Так уж заложено, ты либо в этой секции, либо в другой. Иного выбора, к сожалению, нет.

Я никогда не стремился быть в центре внимания. Мне нравится общаться с друзьями, порой заходить дальше, чем