Миллиард секунд - Каролина Дэй Страница 22

О таком забывать не стоило. Точнее, я и не забывал, однако расставание с Яной, появление в моей жизни Евы и другие события просто-напросто вытеснили важную дату из головы. Карлос Сантьяго один из самых талантливых и популярных художников-авангардистов Латинской Америки. Однажды нам поступил звонок от его агента с восхитительными отзывами и предложение вместе попрактиковаться. А кто откажется от шанса выйти на международный рынок?

— Блядь!

— Только не говори, что все отменил? Второй раз с Сантьяго я не договорюсь! — возмущается Эдгар.

— Нет, все нормально. Просто не хотел оставлять Еву надолго.

— И чего ты увязался за этой девчонкой? Она сколько лет там прожила, полгодика потерпит!

Эта идея первоначально не понравилась Эдгару. Сомнительная привязанность к девочке-подростку его сильно смущала. Однажды он даже спросил, не собираюсь ли я взять ее для исполнения своих запретных фантазий. Но нет. Подобных чувств по отношению к Еве ни разу не возникло в голове. Скорее жалость и желание несчастную девчонку вытащить оттуда. Улучшить жизнь и показать яркие краски нашего мира.

Только теперь эта возможность испарилась раз и навсегда…

— Не подождал бы. Она каждый раз ко мне с синяками выходит, а что произойдет во время моего отсутствия — неизвестно.

— Может, еще раз подашь заявку? Или с той директрисой переговоришь? Ты же говорил, она любит бабки.

Еще как. Ева не раз упоминала, как их Римма Васильевна готова душу дьяволу продать ради лишних пятнадцати тысяч, положенных воспитанникам интерната. Вариант, кстати, неплохой. В конце тоннеля тут же появился свет, а я приобрел крохотный шанс. Шанс на новую жизнь. И на ее, и на свою.

Эдгар много раз спрашивал, зачем мне это? Почему я зациклился именно на Еве? Почему не на ком-то другом? Возможно, потому что в какой-то степени мы находились на одной волне. В одной лодке. В одной и той же ситуации, только с разными масштабами событий. И у девчонки эти самые масштабы гораздо больше моих.

Личное дело говорило само за себя. Хотя, признаться честно, я его едва пролистал. Просто увидел, сколько раз ее забирали и сколько раз возвращали обратно в руки государству. Удивительно, что после моих слов о возможной опеке ее глаза заблестели.

Ноги сами привели к интернату, сами нашли кабинет заведующей, а руки потянули за ручку и открыли дверь. Без стука. Женщина сидела в своем кресле с таким видом, словно ждала моего появления здесь очень и очень долго.

— Добрый день, Олег Дмитриевич. Чем обязана? — женщина расплывается в вежливой улыбке.

— Я бы хотел поговорить с вами по поводу Евы…

— Ах да! — перебивает она. — Только хотела вам позвонить. Такая досада, что вы не сможете ее забрать. Это ужасно. Но я хотела бы вас попросить больше не приходить сюда.

Снова меня застают врасплох, снова пытаются закрыть двери и лишить того яркого света, который прокладывает дорогу к истинно верному решению.

— Почему?

— Не думаю, что вам стоит мозолить ей глаза, если не собираетесь забрать отсюда, и еще…

— Об этом я и хотел поговорить, — нагло перебиваю я. — Оформите опеку.

Оформите опеку.

— Не понимаю вас.

— Что тут непонятного? — не замечаю, как повышается тон моего голоса. — У вас же есть связи в органах опеки. Отдайте мне девочку, а я обещаю помогать вашему интернату. Материально, — стучу по внутреннему карману черного пиджака. Да, я и сегодня вырядился, как на парад, хотел казаться серьезным человеком. В органах опеки это не сработало. А здесь? Что-то мне подсказывает, что тоже не особо помогает.

Женщина никак не реагирует на мои слова. Вообще. Словно передо мной предстал самый настоящий робот. Если до этого выглядела слишком довольно и наигранно вежливо, то сейчас лицо безэмоционально. Чересчур. Но через пару секунд она словно выходит из этого состояния, поправляет очки на носу, складывает руки в замок и, опираясь на локти, наклоняется ко мне.

— Вы в курсе, что в кабинете ведется видеонаблюдение. И если оно попадет не в те руки, вас могут призвать к уголовной ответственности.

Блефует. Нет у нее никаких камер. Их было бы видно и предупреждение бы висело на стене, раз уж она упирается о закон. Не говорю уже о других нарушениях, список которых, как мне кажется, с каждым годом будет пополняться. Так что пусть не выпендривается.

— К тому же я не стану снова отдавать девочку в лапы маньяка.

— В смысле? — удивленно смотрю на женщину, зависнув. Я разве похож на такового?

— Вы же знаете, что ее изнасиловал предыдущий опекун. После этого с к кандидатам на опекунство Евы мы относимся крайне…

Я не услышал остальное. Вот совсем. Это все лишняя информация. Пустяк. Меня волновал только один факт. Тот, который не просто насторожил меня, а ввел в ступор. В транс. Заставил вспомнить все те дни с Евой. Визиты в больницу, просто прогулки по городу. Ее рассказы о жизни воспитанников интерната, о буднях, о болезни и даже о приемных родителях.

И ни одного упоминания жестокого прошлого…

— Вы что, не читали ее дело? И хотите еще, чтобы я отдала вам ребенка? — вздергивает тонкую бровь женщина и вместе с тем повышает голос.

— А лучше, чтобы она здесь была? В этом гадюшнике, где вы не даете лекарства и наказываете без причины?

— Выйдите отсюда немедленно! И будьте любезны больше здесь не появляться!

Достали. Она достала. Ева рассказывала, что происходит с непослушными детьми, в том числе и с ней. Вряд ли Римма Васильевна следит за ней, вряд ли специально опекает, чтобы ей не достался такой же опекун-маньяк. Сильно в этом сомневаюсь. Здесь должна быть другая причина.

Оставшись один на один злость ни на секунду не спадает, однако приходит понимание происходящего. Реальность накрывает огромной волной, а я пытаюсь выбраться из нее, как утопающий в море, пытаюсь придумать, как выкрутиться из всей этой ситуации.

Вместо того, чтобы все наладить, я лишь испортил. Усугубил и так шаткое положение. И что я скажу Еве? Она ведь ждет меня, знает, что хочу забрать ее отсюда, хоть напрямую мы это не обсуждали.