Одержимость Беса - Ксения Богда Страница 22

Встряхиваю волосами, чтобы избавиться от ненужных образов. Накидываю на плечи плед и открываю окно настежь. В комнату врывается прохладный осенний воздух. Еще немного – и теплые деньки кончатся, придет пора дождей, зима. От одного только слова передергиваюсь. Не люблю морозы, снег, ветра. А в нашем городе зима особенно промозглая. Вроде и температура ниже пятнадцати не опускается, но влажность такая, что продирает до кончиков волос.

Вглядываюсь в звездное небо, ни о чем толком не думая. Не позволяю себе думать и мечтать. Хотя множество вопросов вертится в голове. Хочется докопаться, почему Гордей так относится ко мне, ведь ничего плохого я ему не делала. Почему считает меня последней дрянью, которая спит с каждым встречным? Почему не хочет попробовать вести себя нормально и попробовать выстроить отношения со мной? Хотя бы на время. Почему отец решает выдать меня замуж именно за Беса? Хотя тут-то как раз все ясно. У Гордея деньги и связи, а у отца проблемы, которые нужно решать.

Но чувство безысходности не покидает. Ощущение, что я не выберусь из западни этого брака. Что Гордей погубит меня. Закусываю губу и улавливаю звук мотора. Вижу свет фар, который прорезает темноту.

Кажется, вернулся Гордей. Быстро закрываю окно и ныряю под одеяло. Не хватает еще, чтоб он меня застукал и приперся в комнату.

Поворочавшись, медленно погружаюсь в сон, который прерывает истошный вопль, доносящийся из комнаты мужа.

Я подрываюсь с кровати и, ни о чем не думая, лечу в комнату Гордея. По пути сшибаю что-то из мебели. Кажется, это был стул. Но это сейчас совсем неважно. В груди взрывается страх за Гордея. Он кричит так, словно его вот-вот расчленят.

В груди колотится сердце, а кровь превращается в лед. Нервы натягиваются как канаты, и мне кажется, что до комнаты мужа как минимум километр, а не три метра. Не помню, как преодолеваю их и влетаю в темную комнату. Шарю руками перед собой, снова обо что-то спотыкаясь. Упираюсь в кровать и нащупываю окаменевшее тело Гордея.

Руки трясутся от пережитого шока, но в подсознание проникает мысль, что кроме нас никого в комнате нет. Гордей целый и невредимый.

– Гордей, – его тяжело дыхание бьет по перепонкам, – что случилось?

Я разговариваю шепотом, чтобы не напугать Гордея. Видимо, ему приснился кошмар. Другого объяснения такому душераздирающему крику у меня не находится.

– Сашка, – меня притягивают в крепкие объятия и утыкаются носом в макушку, – это ты?

А я перестаю дышать, не зная, что ответить. В ушах колотится ускоренный пульс, и я не сразу понимаю чей. Тело Гордея мелко дрожит, и мне становится еще страшнее за него. Я никогда не видела его слабым, а сейчас явно что-то происходит, что выбивает его из колеи.

– Все хорошо, это я, – продолжаю говорить тихо.– Что случилось, Гордей?

Муж тяжело вздыхает и еще крепче прижимает меня к своему напряженному телу.

– Задолбали эти кошмары. Я думал, прошло, а хрен.

Цепляется за подбородок и поднимает мою голову. На секунду мне кажется, что я вижу в темноте его глаза, но потом стряхиваю с себя эту мысль. Глупость. Из разряда фантастики.

– У тебя глаза, что ли, разные? – задает он вопрос, от которого я чуть ли не падаю в обморок.

Какого? Как он это разглядел?

Теряюсь и не знаю, что сказать. Хоть в его голосе и не звучит, как обычно, злость, скорее, удивление, но я все равно боюсь в очередной раз столкнуться с осуждением.

– Как ты узнал? – все же решаюсь подать голос и пытаюсь опустить голову, но мне не дают.

Хватка усиливается, и я морщусь от неприятных ощущений. Гордей тут же ослабляет хватку, и мне реально начинает казаться, что он все видит. Но как это возможно?

– Вижу, – просто отвечает он и притягивает мое лицо ближе к себе.

Наши дыхания перемешиваются, и теперь мы словно одним воздухом дышим.

– Я в детдоме когда был, меня ночью попытались избить, и у меня на фоне стресса развилось ночное зрение. Вижу теперь как днем.

Он замолкает, а я удивленно таращусь на его силуэт.

– Ты был в детдоме?

Почему-то этот факт задевает, и я отчетливо представляю себе одинокого мальчишку в этих ужасных условиях. Напуганного и брошенного.

– В шесть лет попал. После смерти отца и побега матери.

Слышу в его голосе горечь утраты и не выдерживаю. Обхватываю его талию и прижимаюсь щекой к груди. Его пульс уже успевает прийти в норму. А мой, наоборот, пускается вскачь. Ни один ребенок не заслуживает того, чтобы оказаться в детском доме. Один на один со своими страхами и болью. По щеке катится слеза, и плачу я из-за того ребенка, который лишился родителей.

– Мне очень жаль, – выдавливаю из себя и всхлипываю.

Муж долго молчит. Не обнимает, но и не отталкивает, а я просто пытаюсь дать ему тепло. Внезапно я осознаю, почему он так себя ведет. Потому что по-другому не умеет. Внутри него сидит озлобленный ребенок, который остался один во всем мире.

– Сделаю вид, что поверил. Так что насчет глаз? – резко переводит он тему.

А мне столько еще хочется у него расспросить, но я вовремя останавливаюсь. Потому что он итак уже приоткрыл завесу тайны. Боюсь, что если начну лезть в душу, то станет только хуже.

– А что насчет них? – включаю дурочку и жду его реакцию.

– Кукла, дурой не прикидывайся, – вздрагиваю от его властного тона и собираюсь встать.

Я прекрасно понимаю, что он приходит в норму, а значит, я могу идти со спокойной совестью. Я успокоила его демонов и теперь можно спать.

Прерываю объятия и уже собираюсь встать, но через секунду оказываюсь лежащей на спине и прижатой мощным телом Гордея. Делаю судорожный вдох, потому что снова на меня действует его близость.

– Далеко собралась? – вкрадчиво шепчет, нависая надо мной словно скала.– Ты не ответила на мой вопрос.

– А что глаза? Просто надоело, что на них постоянно внимание заостряют и считают меня прокаженной, – на одном дыхании выпаливаю я и упираюсь кулаками в грудь.

Отчетливо ощущаю, как перекатываются его мышцы. Кожа на удивление гладкая и приятная на ощупь.

– Ну, раньше считали, что только ведьмы обладают разноцветными глазами, – с усмешкой произносит он, еще сильнее вжимая меня в матрас.

– Никакая я не