Буду с тобой (СИ) - Литвин Светла Страница 22

– Ага, биться, – смеётся Платон.  

Он поднимается с места и заглядывает в шкафчик. Достаёт оттуда коробку конфет, от вида которых у меня загораются глаза. Если бы я знала, что там такие лежат без дела, я бы давно их спрятала, как котёнок Гав спрятал котлету. 

– Любишь такие?  

– Спрашиваешь! Мои любимые, – подтверждаю я.  

– Да, я помню, – улыбается Платон.  

– Хм, откуда? – про конфеты мы точно не говорили.  

– Наблюдал за тобой на корпоративе. Ты тогда все рафаэлки вытаскала, такая гора фантиков, – со смехом вспоминает Платон мою конфетную манию.  

– Ужас какой, так стыдно, – краснею я.  

– Да брось, кто-то налегал на вино и текилу, кто-то на конфеты, я вот на тарталетки с копчёным лососем. Каждому своё. Устроим домашний кинотеатр?  

– Давай, – соглашаюсь я и мы идём в гостиную, устраиваемся рядышком на диване.   

Платон с моего согласия быстро определяется с выбором. Решаемся смотреть «Адский ад», оба же понимаем, что вскоре фильм всё равно станем фоном, так что не особо важно какой.  

– Кажется, это что-то вроде чёрной комедии, – предполагает Платон, приглушая свет с пульта.  

– Любопытно, я таких ещё не смотрела.  

Мы оба замолкаем, пьём кофе, и Платон любезно открывает для меня конфеты одну за одной. На экране неспешно развивается сюжет и даже как-то скучновато, кружки опустели, конфеты закончились. Вроде бы можно и к попытке поцелуев вернуться, но в фильме происходит неожиданный поворот сюжета.  

Такой неожиданный, что я подпрыгиваю на диване.  

– Как так-то?! Он же главный герой! Как он без ноги теперь будет выбираться?! – возмущаюсь я, потому что в моём понимании спасение главгера теперь просто невозможно.  

– Безвыходных ситуаций не бывает. И потом, в аду несладко, – смеётся Платон.  

– Ну да, он даже если верёвки сможет развязать, всё равно не убежит. Как? Прыгать будет? Далеко не ускачет, его поймают.  

– Спорим, будет счастливый финал? – предлагает Платон и с лукавой улыбкой протягивает мне руку.  

– Давай, – смело жму руку Маркелову, и внимательно теперь уже смотрю на экран огромного телека.  

– Даже не спросишь, на что спорим? – поражённо интересуется Платон.  

– Я знаю, что ты ничего ужасного не потребуешь, да и к тому же ты проиграешь, – уверенно заявляю я. – Всё! Не мешай смотреть!  

Платон смеётся и вытягивается на диване подложив под голову подушку, притягивает меня к себе на грудь. Я устраиваюсь поудобнее, на боку между Платоном и спинкой дивана. Так уютно и спокойно, несмотря на то что на экране жутковатенький фильмец и мало смахивает на комедию, даже на чёрную.  

Я досматриваю фильм до самого конца, и не понимаю какой же финал. Герой вроде бы как спасся, но всё равно над ним нависла угроза, а заодно и заявка на вторую часть ужастика для зрителей.  

И не могу к тому же спросить у Платона, как он считает, выиграла я или проиграла. Устал на работе и крепко уснул спустя пять минут после того, как прилёг, даже до поцелуев не дошло. 

Под титры я размышляю уйти мне или остаться спать вместе с Платоном. Решаю остаться здесь, но нужно всё равно встать, убрать со стола на кухне. А главное, смыть косметику с лица, иначе утром буду похожа на Квазимодо. 

Так удобненько легла, а вот выбираться очень сложно, ведь нужно не разбудить спящего. 

У меня получается приподняться, но при переносе ноги на край дивана я задеваю ногу Платона. Замираю, глядя на лицо Маркелова, медленно открывающего сонные глаза. Я не шевелюсь. Есть ещё маленькая надежда что он снова уснёт крепким сном, но нет. Платон потирает лицо рукой и приподнимается так, что я вынуждена сесть на него сверху, иначе упаду. 

– Ну вот, разбудила тебя, – огорчаюсь я. 

– Чем закончилось? – интересуется Платон зевая и бросив взгляд на всё ещё идущие титры. 

– Он выжил, значит, я проиграла, – признаю своё поражение и сразу хочу спросить, что проиграла, но Платон опережает. 

– Тогда с тебя сон со мной, – озвучивает Платон, потирая свои сонные глаза. 

А он такой милый в этом состоянии. Я хоть и живу в его доме уже третью неделю, а всё равно таким ещё не встречала. 

– И всё? Я и так собиралась, только хочу со стола убрать и умыться, – признаюсь я. 

– Ну раз тебе мало, тогда забиваешь на всё что только что перечислила, и мы идём спать, голыми, – говорит Платон и снова зевает. 

Я его разбудила, но он явно заснёт снова, если ляжет поудобнее. Это очевидно, но я всё равно уточняю, чувствуя, как розовеют мои щёки. 

– Просто спать? 

Платон кивает и подталкивает меня рукой, направляя, чтобы я с него слезла. 

Я встаю на ноги, на автомате прихватив кружки и собираю фантики в коробку. 

– Чёт устал как собака, – оправдывается Платон, еле поднимаясь с дивана. 

– По тебе видно, – подтверждаю я. 

– Да оставь, – просит Платон и забирает у меня кружки. 

– Но умыться всё рано надо, а то утром буду бабой Ягой, да и вредно это, – настаиваю я. 

Платон соглашается устало кивнув и провожает меня до ванной. 

– Подожду здесь, а то усну без тебя, – бубнит он и подпирает спиной стену коридора. 

Так быстро я ещё никогда не умывалась. Тороплюсь, опасаясь, что Платон начнёт спать без меня прямо у стены или вовсе свалится на пол, а я его потом не подниму. Выхожу из ванной комнаты и встречаюсь с Платоном взглядом. 

– Так ты ещё красивше, – еле говорит он, можно подумать, что пьян. 

– Пошли скорей, а то ты на ходу засыпаешь, – улыбаюсь я и уже сама веду Платона в комнату. 

По привычке в свою, но Платон даже засыпая соображает лучше меня и корректирует наш путь, уводя меня к себе. 

– Должен тебе признаться, – начинает трагическим голосом Платон и выражение лица у него такое же. 

– В чём? – тихо спрашиваю я, ожидая открытия какой-то страшной тайны. 

– Я сплю в трусах, пижамы у меня нет. 

– Не противоречит твоему выигрышу в споре, – улыбаюсь и выдыхаю я, а то услышать после просмотренного ужастика какую-то страшную тайну мне хочется меньше всего.  

В тусклом свете Маркелов кое-как скидывает с себя рубашку и брюки, я раздеваюсь быстро и забираюсь под одеяло. Платон доходит до кровати чуть позже, выключив свет и потратив время ещё на телефон. Укрывшись одеялом, прижимает меня к себе крепко, и освободительно вздыхает. 

Так вздыхают люди, которые только что поняли, что теперь у них всё будет хорошо.

14

Мы засыпаем вместе и просыпаемся вместе. Одновременно. Лицом к лицу. Нас будит яркий свет, что пробивается сквозь незакрытые жалюзи. Сонные глаза Платона в этих лучах солнца завораживающе белые с едва различимой голубой паутинкой узора на радужке.  

Мы так смотрим друг другу в глаза и улыбаемся одновременно. Словно мы отражение друг друга.  

– Я придумал что ты мне проспорила, – неожиданно тихо произносит Платон.  

– В смысле? Я уже с тобой рассчиталась, ты заказал совместный сон, – усмехаюсь я, а саму потряхивает от любопытства и в животе щекотно от него же.  

– Значит, нужно снова поспорить, – вздыхает Платон и поворачивается на спину, глядит широко раскрытыми глазами в потолок.  

– Спор дело спонтанное, так просто не придумать. А на что спорить будем? – интересуюсь я и ложусь на спину, чтобы и в потолок мы смотрели вместе.  

– Это секрет, если я скажу, то ты и спорить со мной не захочешь. 

– Спор без объявленной стоимости дело опасное, но с тобой я, пожалуй, рискну, давай поспорим, что мы проспали? – предлагаю я и снова ложусь набок, только теперь подпираю голову рукой.  

Мне нравится изучать сонное и такое безмятежное лицо Платона. Я смотрю на него и словно привыкаю видеть его в таком состоянии каждое утро.  

– Тогда спорь, что не проспали, потому что мы проспали, – вздыхает Платон. – Мне выгодно, чтобы ты проиграла.  

– Значит, спорим, что мы не проспали, – соглашаюсь с улыбкой, и Платон тут же подрывается с кровати.