Сожги венец безбрачия - Евгения Халь Страница 22

– Нет, я хорошо и правильно питаюсь, – бодро соврала я.

– Ну да, ну да, в точности, как твой отец. Он тоже на даче закрывался, ел сплошные консервы и считал это хорошей едой, – она вздохнула. – Как странно, когда живой человек превращается в воспоминания. Ладно, не буду тебя отвлекать. Ты, наверное, на работу спешишь. До вечера. Люблю тебя, детка.

– И я тебя. До вечера, мам.

Никита возился на кухне, вытирая стол. Так странно было видеть, как здоровый мужик хлопочет по-хозяйству. Всё у него получалось ловко, быстро и очень привычно. Сразу видно, что много лет этим занимается.

Как только мы сели в машину, Никита спросил:

– Какие планы на вечер?

– Еду к маме на ужин.

– Можно с тобой?

Я растерялась.

– Эээ… понимаешь, Никита, только не обижайся, сегодня день рождения моего отца. И мы хотели посидеть по-семейному.

– Понял. Принял. Осознал. Слишком рано.

Что значит слишком рано? Он что собирается знакомиться с моей семьей? К такому я не привыкла.

– Жаль, конечно, – вздохнул он. – Просто подумал, что если ты уже едешь к своим, то могли бы вместе. А на следующей неделе к моим родителям сгоняем. У мамы как раз днюха. А они с папой на своей фазенде в Подмосковье. Удобно отмечать. Никуда ездить не нужно. Шашлычок, овощи с грядки, пироги с ягодами. Мама печет – закачаешься. Ягоды, кстати, тоже свои. У них там и малина, и вишня, и крыжовник, и чего только нет!

Неужели сеансы начали работать и мой венец безбрачия тает? Никто еще не приглашал меня к родителям, да еще и так спокойно, буднично. И это после нескольких дней знакомства. Не могу сказать, что Никита – принц моей мечты. Но дело не в этом, а в том, что моя жизнь, наконец, начала меняться. Получается, что вселенная проснулась и начала реагировать на мои запросы? Ну тогда и мужчину могла послать другого. Он хороший, Никита. Очень! Но я такого не заказывала.

– Посмотрим, – осторожно ответила я.

– А чего смотреть? – хмыкнул он. – Просто поедем и всё. Вишневая наливка по семейному рецепту сама себя не попробует.

Машина остановилась на светофоре возле спортивного клуба «Кит». Думая о своем, я невольно уставилась на вывеску: ярко-синюю с забавным белым китом, из спины которого бил серебристый фонтанчик.

– Нравится эмблема? – довольно заурчал Никита.

– Красиво.

– Это мой клуб. Один из.

Только сейчас до меня дошло, что кит – это сокращение от имени Никита.

– Красиво и оригинально, – похвалила я.

– А то! Сам придумал, – Никита гордо вздернул подбородок. – Заезжай в любое время. Я здесь чуть ли не сутками торчу.

– Разве спортзалы работают по ночам?

– Это смотря какие, принцесса. У меня среди клиентов много серьезных бизнесменов. А они живут по своему расписанию. Потому и богатые. Пашут ведь круглосуточно. Вот и мои спортзалы для них всегда открыты. Хочет он мышцы размять в три часа ночи? Да не вопрос! Лишь бы платил.

Такая трудоспособность всегда вызывает уважение.

– Спасибо! Обязательно заеду.

Вечером я приехала к маме сразу после работы. Ключом дверь открывать не стала. Просто позвонила. Мама распахнула дверь, бросилась ко мне, чтобы обнять, и вдруг застыла.

– Что это на тебе? – ее бровь гневно изогнулась, не предвещая ничего хорошего. – Где ты взяла этот кошмар?

– На старой даче, в папином шкафу. Разве это не твое?

– Детка, ты издеваешься? – мама трагически заломила тонкие руки. – Я и этот ужас?

– А мне нравится, – из комнаты вышел друг семьи адвокат Генрих Страуме. – Здравствуй, моя хорошая, – он обнял меня за плечи и поцеловал в щеку. – Мариночка, знаешь, кого мне Лаура напоминает в этом платье? Наталью Орейро. Был такой сериал когда-то с ней в главной роли. Падший ангел? Дерзкий ангел?

– Дикий ангел, Генрих! – поправила его мама.

– Точно! – обрадовался он. – Ты, Лаура, его не помнишь. Маленькая была. Это из лихих 90-х. Там актриса Наталья Орейро на заставке в титрах танцевала в таком белом марлевом платье. И пела: камбио долор пор либертад, – он вдруг потешно вскинул бедро, придерживая его рукой, словно невидимое платье, – та –та- та –та что там дальше черт их знает этих испанцев? – пропел он на одном дыхании.

– Ну вот! Я же и говорю, что это дремучий кошмар, а не платье, – мама бросила на Генриха испепеляющий взгляд и добавила: – Не думаю, что сегодня есть повод для веселья и песен.

– Прощу прощения! – спохватился Генрих. – Это было бестактно, – но в его глазах плескался смех.

Он быстро ретировался в комнату.

Папа Генриха на дух не выносил, хотя адвокат и считался другом семьи. Но был скорее маминым другом, чем папиным. Отец даже по имени его не называл. Всегда спрашивал у мамы: «А где наш скользкий юридический господин?»

– Лорочка, у тебя здесь есть вещи. Иди, котёнок, в свою комнату и переоденься, пожалуйста, – бросила мама по дороге в кухню.

Начинается! Вот так всегда: платье переодень, прическу измени, работу найди другую и вообще следуй маминым указаниям. Папа всегда подшучивал над этой ее манерой всех поучать, критиковать и исправлять этот несовершенный мир. Бывало, едем по Москве в папиной машине: я, мама, Витька и папа за рулем. Проезжаем по какой-нибудь улице. Мама смотрит на отреставрированное или только что построенное здание, и брезгливо морщит нос:

– Какая безвкусица!

– Ужас! – тут же подхватывает папа, подмигнув нам с Витей. – Придется идти к мэру и просить снести. А поделом: нечего строить, не посоветовавшись с людьми, у которых тонкий вкус.

– А вот и не смешно! – не уступает мама. – Давно нужно было везде, где только можно, ввести должность эксперта по эстетике.

– И эту должность, конечно, займешь ты, – улыбается папа.

– А ты, Саша, знаешь кандидата, который лучше подходит? – вкрадчиво спрашивает мама, а в ее глазах уже пляшут огненные искры и бровь гневно заламывается вверх.

– Что ты, Мариночка! – притворно пугается папа. – Как можно с нашим суконным рылом да в калашный ряд?

Теперь и осадить ее некому. Генрих точно такой же сноб, как и мама. Всех считает ниже себя. А Вите всё равно. Мне с мамой не справиться. Лучше промолчать и тихо сделать по-своему.

– Мам, сил нет, устала сильно, – я присела на скамейку в прихожей, сняла кроссовки и надела тапочки.

Паркетные полы, очень дорогие и из экзотического дерева, были одним из главных пунктиков мамы. Если на них появлялась одна пылинка, мама немедленно звонила уборщице, которая приходила два раза в неделю, и