Пенни Винченци - Злые игры. Книга 1 Страница 22

— Александр, честное слово, никому не нужны такие мучения!

Он же немного отстранил ее от себя, пристально уставился ей в глаза и проговорил:

— Нужны, Вирджиния. Мне нужны. Я из породы тех, кого здесь, у вас, называют старомодными. Я тебя очень, очень сильно люблю и потому хочу, чтобы в день нашей свадьбы ты была бы совершенно, безупречно чиста. Пожалуйста, постарайся понять.

В Венецию они прилетели вконец измученные. Вирджиния в самолете практически не спала, ей удалось лишь несколько раз урывками вздремнуть; и когда в аэропорту Марко Поло она сходила по трапу самолета, глаза у нее были покрасневшие, спина ныла, а голова раскалывалась от пульсирующей боли. Она чувствовала себя разбитой, была раздражена и злилась на Александра. Всякий раз, когда он дотрагивался до ее руки или пытался поцеловать в щеку, она отстранялась от него; все волшебство и очарование дня свадьбы, вся любовь, которую она испытывала к нему на протяжении последних шести месяцев, все желание, становившееся сильнее и сильнее с тех самых пор, когда она впервые увидела Александра, — все эти чувства разом покинули ее. У нее было такое ощущение, словно от всего этого осталась только пустая, холодная и твердая скорлупа. Словно она сама и была этой скорлупой.

Так и не произнеся ни слова, вся отупевшая от усталости, она дошла до пристани, возле которой стояли, дожидаясь пассажиров, водные такси, — и тут вдруг словно внезапно прозрела, враз увидев и отраженные в воде, как будто натекшие в нее, золотистые краски Венеции, и сам город, очертания которого прорисовывались сквозь легкую дымку, ощутив мягкое, наполняющее все тело тепло итальянского солнца; эти краски и это тепло тронули ее до глубины души; странно, но у нее почему-то возникло даже ощущение, что она наконец-то вернулась домой.

Уже в водном такси, когда они плыли вдоль белых указательных буйков вглубь лагуны, по направлению к городу, и он вырастал перед ними великолепием своих золотистых, белых, терракотовых красок, отражавшихся в голубой воде, в которую смотрелось еще более голубое небо, Вирджиния, охваченная радостным, почти физически ощутимым восхищением, не веря своим глазам и даже страшась этой открывающейся ей красоты, повернулась к Александру и улыбнулась.

— Ты был прав, — сказала она. — Прав, что заставил меня ждать.

Он взял ее за руку и улыбнулся в ответ.

— Все это — еще только начало, — ответил он.

Александр заказал для них люкс в старинной части отеля «Даниэль».

— В этом номере останавливался Шопен, — проговорил он.

Вирджиния, наполовину высунувшись из окна, с восхищением разглядывала лагуну, испытывая приятную слабость и от утомления, и от удовольствия.

— Правильный выбор, — одобрила она.

— Ну, — улыбнулся Александр, — у меня по сравнению с ним есть одно преимущество. У него ведь не было тебя. Ты счастлива?

— Очень!

— Иди сюда. — Он раскрыл объятия, и она упала в них. — Я тебя очень люблю, — проговорил он. — Очень. Попозже посмотрим город. Я хочу показать тебе все: и собор Святого Марка, и мост Вздохов, и Дворец дожей. Все, что здесь обязательно надо увидеть. А сейчас ты, наверное, хочешь отдохнуть?

— Нет, Александр, — ответила она, — нет, совсем не хочу. Вся усталость прошла и, мне кажется, уже никогда больше не вернется.

— Тогда… — он внимательно, испытующе посмотрел на нее, — тогда что бы ты сейчас хотела? — На губах его играла улыбка; он протянул руку и погладил ее по щеке.

— Н-ну… — она вдруг опустила глаза, смутившись и отчего-то занервничав, — ну, я…

— По-моему, ты нервничаешь.

— Честно говоря, Александр, да.

— Дорогая моя, — сказал он, наклоняясь к ней и нежно ее целуя, — бояться совершенно нечего.

— Разумеется. — Она постаралась улыбнуться. — Просто я… Ну, Александр, ты ведь хотел получить девственницу. Теперь она у тебя есть. И по-моему, мы оба немного боимся этого.

— Да, конечно, — согласился он. — Я понимаю. Я и сам тоже немного нервничаю. Может быть, тебе от этого будет легче.

— Чуть-чуть.

В комнате повисла тишина; Вирджиния ждала, что Александр что-то сделает, но он продолжал сидеть на том же месте и только смотрел на нее необычайно нежным взглядом.

Раздался стук в дверь. Официант принес шампанское и огромное блюдо лесной земляники.

— Поставьте вон там, — сказал ему Александр. — Возле кровати.

— Да, синьор.

Официант ушел, неслышно прикрыв за собой дверь. Александр подошел к столику, открыл шампанское, наполнил два бокала, протянул один из них Вирджинии.

— Иди сюда, ложись рядом, — позвал он, — я буду рассказывать тебе, как я тебя люблю.

Она быстро осушила бокал; пожалуй, слишком быстро. У нее слегка кружилась голова, и она испытывала какую-то неуверенность в себе. Она посмотрела на Александра, потом отвернулась, во взгляде ее появилась напряженность. Александр поспешно, очень поспешно поставил на стол свой бокал, это его движение было каким-то странно-решительным; казалось, он вдруг утратил свои прежние терпение и нежность. Он повалил ее на подушки и стал гладить ее волосы и целовать лицо, шею. Потом расстегнул блузку и принялся ласкать ее груди; Вирджиния, вся наполненная сладким и жарким пламенем, лежала, откинув голову назад, руки ее вначале лишь слабо шевелились, а затем страстно обвили его шею. Теперь он касался губами ее сосков, целовал их, лизал; она почувствовала, как возбуждение охватывает все ее тело, медленно опускаясь вниз, ощутила нарастающий жар между бедрами. Она застонала и сильнее прижалась к Александру; он вдруг сел на кровати и замер так, просидев неподвижно довольно долго; потом начал раздевать ее, нежно и осторожно целуя ее постепенно обнажавшееся тело; вот он дошел до ее живота, ласково погладил его, едва касаясь пальцами, и рука его двинулась дальше вниз, к ее бедрам; он снял с нее юбку, чулки, трусики; она ощущала жар и влагу между ног. Теперь она была обнажена, совсем обнажена; ее длинное и тонкое, стройное белое тело казалось вышитым на плотной красной парче, которой была покрыта кровать. Александр внимательно, изучающе оглядел ее, не переставая ласкать и целовать; она снова раскрыла объятия и улыбнулась радостно, уверенно и беззаботно, так, как улыбается только сама любовь.

— Иди ко мне, — сказала она.

Он снова замешкался, всего на мгновение, а затем опять принялся целовать ее, крепче, чем раньше; руки его гладили ее тело, прикасаясь то здесь, то там, изучая ее, вбирая в себя ее тепло, и она была вся в неистовстве, дрожа от любви и желания.

— Я тебя очень люблю, — произнес он, и голос его прозвучал вдруг как-то особенно нежно, почти грустно, — я тебя очень, очень, очень люблю. — Он оторвался от нее и начал медленно, очень медленно стягивать с себя одежду, ни на секунду не отводя взгляда от ее лица; потом встал, подошел к окну и закрыл ставни, так что комната погрузилась в темноту; затем вернулся к огромной постели и заключил Вирджинию в объятия.