Дьявол на воде - Анель Ким Страница 23

– Да, – кивнула Мэгги, – я как раз еду туда, – воспользовавшись случаем, она выскользнула за дверь.

– Извините, но Билл не любит такое, – шепнула мне Эльза.

– Знаю, – нервно бросил я и, шагнув в коридор, добавил: – Стучаться надо.

Мэгги быстрыми шагами направилась к лифту. Мне хотелось ее догнать, встряхнуть за плечи и спросить, зачем морочила мне голову. Вселяла надежду? Но я остался стоять на месте, поскольку не был уверен, что имею право выяснять отношения. Возможно, она искала во мне только друга и испытывала чувство благодарности, а остальное я придумал сам.

Но что-то внутри меня кричало: нет, между нами зарождались чувства. Нет, я не мог ошибаться, и она не могла не понимать!

Я был раздавлен, уничтожен и лишний раз убедился – с женщинами мне не везет. В Майами, в Лос-Анджелесе – разницы нет, от себя не убежишь.

Бывают дни, когда все наперекосяк, так и у меня сегодня день не задался. Я не мог собраться с мыслями и полдня проковырялся с коммерческим предложением, которое в любой другой день составил бы за двадцать минут. Еле дождавшись вечера, я поехал на пляж и увидел Тома, играющего в шахматы на своем месте. Не знаю почему, но я очень обрадовался. В этот момент он поднял голову и, заметив меня, приветливо махнул рукой.

– Ник, сыграем? Ты обещал!

– Конечно, – я ускорил шаг и вмиг оказался возле него. Мне необходимо было отвлечься от изнуряющих мыслей и сменить обстановку. Игра с Томом как раз оказалась кстати.

– Сейчас поиграем. – Том довольно потер руки и принялся расставлять фигуры на доске.

– Ну, какие твои? – спросил я.

– Черные, конечно, – незамедлительно ответил он и посмотрел на меня так, словно я ляпнул глупость.

– Хорошо, приятель. Мне все равно, какими играть, – я сощурился: погода была ветреной.

– А мне нет, – тихо ответил Том, уперев неподвижный взгляд на доску.

– Черные фартовые?

– Это мой любимый цвет. В моей жизни всегда темно: нет ни света, ни радости, – ответил он, не сводя глаз с доски, и сдвинул пешку.

– В моей жизни сейчас тоже темно, – грустно выдохнул я, вспомнив о Мэгги. – Приятель, у всех бывают полосы. Жизнь как твоя шахматная доска – черно-белая, – ответил я и машинально переставил фигуру.

– Да, ты прав, – согласился он, – интересное сравнение. Только у вас полосы чередуются, а у меня в жизни теперь только черные.

Том все это время не сводил глаз с доски: внимательно изучив расположение фигур и потерев пальцами подбородок, он сделал ход. Я заметил, что на его правой руке нет двух пальцев, на их месте торчали зажившие обрубки. Вид культи вызывал содрогание, так же как и место под виском, где должно быть ухо, которое отсутствовало – безобразный шрам оттягивал нижнее веко, поэтому правый глаз казался больше левого.

– Чего? Неприятно на меня смотреть? – он неожиданно поднял глаза. – Знаю, я нагоняю ужас и страх на людей. Видел бы ты их скорченные лица, а некоторые даже не пытаются скрыть отвращения.

Мне стало неловко. Я молчал, не зная, что ответить и как его подбодрить, но потом все же спросил:

– А что насчет пластики?

– За полное восстановление просят нереальные деньги. Хм, но то, что ты видишь, – уже после пластики, было в разы хуже. На свои скромные сбережения я смог себе позволить немногое. Доктора говорили, что мне повезло. Акула могла снести половину лица, но я был в гидрокостюме со шлемом из защитной плотной ткани. Это меня и спасло, – Том печально вздохнул. – Ну хватит, не люблю вспоминать. Ходи, ты чего застыл?

– А ты давно увлекаешься шахматами? – я перевел разговор на другую тему и сделал следующий шаг пешкой.

– Уже несколько лет, – ответил Том и незамедлительно переставил фигуру.

– Отличное занятие для мозгов, – заметил я и понял, что оказался в ловушке. – М-да, а ты ловко загнал меня в угол. – Я смотрел на доску, плотно поджав губы и думая, как же теперь выпутаться. Том, подобно счастливому ребенку, расплылся в довольной улыбке, но из-за шрама его лицо исказилось в гримасе.

Сейчас он мне показался другим, вполне адекватным, без намека на какие-либо психические отклонения. Том был далеко не слабоумный, как казалось друзьям Мэгги: он обладал живым умом, логично рассуждал и умело поддерживал беседу. Скорей всего, затворнический образ жизни лишил его внимания со стороны людей и сделал замкнутым. Он ни с кем не общался долго, а кидал лишь короткие реплики, именно поэтому казался странноватым. Однако мне удалось разговорить Тома: увлеченный любимой игрой, он расслабился и беседовал со мной, не замечая ничего вокруг.

– В таком случае сделаю так, – я сдвинул слона, понимая, что мне все равно не избежать ловушки. Внезапно ветер усилился, и наш стол пошатнулся. Несколько фигур упали на песок, и я снова вернул их на место.

– Ты хорошо подумал? – спросил Том, продолжая задумчиво смотреть на доску.

– Да, а что?

– Ходишь ты бездумно. Торопишься, а здесь следить нужно и просчитывать на несколько шагов вперед.

– Я, если честно, не мастак в шахматах. Боюсь, тебе не очень интересно со мной играть, – признался я. На душе было паршиво как никогда, поэтому и с мыслями собраться я не мог. Ужасно хотелось с кем-нибудь поговорить. Облегчить душу. Я не выдержал и спросил: – Том, ты любил по-настоящему?

От неожиданности он выронил фигуру и посмотрел на меня каким-то непонятным взглядом: растерянным, даже немного испуганным.

– Не будем играть, тем более тучи надвигаются, – в смятении он начал быстро собирать фигуры с доски.

– Да и у меня с игрой что-то не клеится. Знаешь, мне сегодня и со всем остальным не везет.

Том бегло взглянул на меня, будто хотел что-то сказать, но так ничего и не ответил. Схватив в охапку шахматную доску и пластмассовый столик, он стремительно зашагал к бунгало. Я решил помочь: закрыл большой пляжный зонт и, взяв его с собой, поплелся за Томом.

И все-таки жизнь штука непредсказуемая. Знал ли Том, что угодит в пасть акулы и его жизнь превратится в жалкое подобие существования? Знал ли я, мечтая о головокружительной карьере, что встречу Мэгги и буду страдать? Конечно же, нет.

У входа в бунгало я остановился и стал ждать. Спустя минуту Том вышел, все такой же серьезный и молчаливый, но, наткнувшись на меня с зонтом, удивленно заулыбался, явно тронутый вниманием.

– Спасибо, – обрадованно произнес он и, забрав у меня зонт, довольный зашел в бунгало.

Я остался стоять на месте, дожидаясь Тома. В нескольких метрах ревел океан, выкатывая волны на берег. Свежий соленый воздух наполнял мои легкие прохладой, а низко над океаном пролетали чайки. У причала покачивался рейсовый катер, вдалеке виднелись силуэты серферов.

Как только Том вышел, я предложил ему посидеть на бревнах, но он отказался и зашагал в сторону пирса, подхватывая ногами пену. Я машинально пошел за ним, вспоминая Мэгги, хрупкую и беззащитную, еще вчера сидевшую на этих самых бревнах. В груди больно сжалось, и я почувствовал острое, мучительное желание снова прижать ее к себе. Том продолжал молчать, я ускорил шаг и быстро поравнялся с ним. Его отрешенный взгляд был устремлен в даль океана и рассеянно скользил по волнам.

И о чем он сейчас думает? Не поймешь. Наверняка мысли о неполноценной внешности сделали его таким замкнутым.

Послышался протяжный раскатистый гром, а следом большая волна налетела на берег и обрызгала нас. Почти все небо заволокло тучами.

– Ну и погодка! – я вытер с лица брызги воды.

– Сейчас польет.

– И часто у вас такая погода?

– Летом почти никогда. Это ненадолго, завтра снова будет светить солнце.

– Том, ты постоянно о чем-то думаешь и молчишь. Кажется, только игра в шахматы отвлекает тебя.

– Хм, а ты очень внимательный.

– Это все журналистская натура, – усмехнулся я, – если бы ты знал, как мне сейчас нужен собеседник.

– А что случилось?

– Любовные дела, – на секунду я замолчал и тут же добавил: – От которых одни страдания.

– Правду говоришь, от женщин одни мучения. А от меня так вообще теперь бегут как от чумы.

Только сейчас я понял, почему мне хотелось поговорить именно с Томом. Мы с ним были похожи в своем невезении: у него не складывалось с женщинами из-за обезображенного лица, а у меня и сам не знаю почему.

– Мне с ними тоже не везет. Том, а ты любил?

– Любил, – с непередаваемым холодом произнес он, и я сразу догадался, что за этим скрываются нестерпимая боль и бесконечные