Агнесс Росси - Юбка с разрезом Страница 23

Господи, помоги. Я громко рассмеялась. В нашей спальне она, пахнущая духами «Шанель № 5», с огромной черной плоской сумкой в руках, уверенная, что получит все, что хочет. Она казалась мне смешной.

— Вам неизвестно, что ваш сын посещает меня по ночам? — спросила я.

Она не знала, и это было видно сразу.

— Если Джон разведется со мной, я сделаю все, чтобы со мной остался ребенок. Найму адвоката, уеду отсюда — сделаю все.

Я назвала ее старой дурой, она меня — потаскушкой и вруньей. Она заявила, что после всего сделанного мной любой суд в стране лишит меня права воспитывать ребенка.

Я не видела Джона почти неделю. Когда он появился, я не подпустила его к себе: «Здесь была твоя мать». Он кивнул и сел на край кровати, потирая ладонями лицо, и не попытался меня успокоить.

Уезжая в клинику, позвонила на завод Джону. Секретарь сказал, что он должен вернуться из Нью-Йорка и как только появится, ему передадут о моем звонке. Я взяла такси до госпиталя. Вы думаете, что это ужасно, да? Но это не было ужасно. Думала только о том, чтобы доехать, куда нужно. В приемной спросила у сестры, не приехал ли еще мой муж. Она покачала головой и попросила не пугаться: миллионы женщин прошли через то, что мне предстоит. По прошествии нескольких часов я стала матерью.

Когда сестра дала мне в руки моего сына, меня нисколько не волновало, где Джон и вернется ли он когда-нибудь. Я засыпала и просыпалась с мыслью о ребенке. Мне приносили его, и я терлась губами о его головку, пока он сосал грудь. Когда вошел Джон, я крепко прижала к себе малыша, повторяя про себя: «Нет, ты не отберешь его». И если бы мы с Джоном развелись, реакция была бы та же. Я так страдала при родах, я охрипла от крика. И вдруг вижу человека, который выглядит так, будто он только что хорошо пообедал.

Ха! Прочь от моего ребенка, кем бы ты ни был!

Домой мы ехали все вместе, втроем. Не успев войти, я сразу поняла, что все это время, пока я была в клинике, Джон жил здесь. У двери стоял его портфель, свитер на спинке стула. На кухонном столе стояли белые розы.

Я понесла ребенка в детскую, чтобы перепеленать. Джон был рядом, и я показывала ему, как это делается, объясняя каждое движение. Он не отрываясь смотрел на ребенка и слушал, кивая головой. Видно было, что он поражен моей ловкостью. Меня это развеселило: я занималась этим не в первый раз — у меня было так много младших братьев.

Когда я закончила и ребенок был сухим и чистым, Джон обнял нас двоих. Он сказал, что простил меня и просил, чтобы я простила его. Я кивала головой, уткнувшись в его плечо. «Теперь все позади, — повторял он, в свою очередь, целуя меня в волосы. — Позади».

— А это повторялось? — спросила Рита. — Он когда-нибудь еще ударил вас?

— Никогда. Много времени я все еще боялась, что он может ударить, но он никогда не поднял на меня руку. В том обществе, где я росла, в одних семьях мужья били жен, в других — нет. А такого, чтобы муж ударил жену один раз за всю жизнь, не было. Только после замужества женщина понимала, хороший или плохой муж ей достался. Но Джон — совсем другое дело.

Группа женщин, человек двенадцать, прошла мимо нашей камеры. Впереди надзирательница, другая сзади. Среди обитателей тюрьмы можно увидеть кого угодно: белых, черных, испанок, подростков; двое были моего возраста. Я с любопытством изучала их лица — есть ли среди них такие же воровки, как я. Их распределили по парам в соседние камеры.

Рита криво, из-за опухоли и разбитой губы, посмеивалась надо мной. У нее была добрая, глуповатая улыбка, как у умственно отсталого ребенка.

— Еще поживем, — сказала она.

Глава четырнадцатая

Обратная дорога в камеру казалась долгой, но я была даже рада этому. Один коридор сменялся другим с такими же кафельными полами и окрашенными в желтый цвет бетонными стенами. Рядом надзирательница. Алекс был здесь и уже уехал. Он встал, когда я вошла в комнату, сказал только: «Рита». Он протянул руку к моему лицу, но я отвернулась: «Не надо».

Когда за мной пришла надзирательница, я лежала на своем месте с книгой в руках. Эту книгу, маленькую, толстую, с шероховатыми желтыми страницами, было приятно держать в руках. Я думала об Эмили Бронте, средней дочери министра, такой неистовой, буйной внутри и такой покорной, смирной снаружи. Я думала о поросших вереском равнинах, скалах и свирепых ветрах в ее сердце. Где-то я читала: она так боялась посторонних, что однажды предпочла сама себе прижечь рану, только бы Шарлотта не обращалась к врачу. Я не столько читала, сколько прислушивалась к голосу Эмили, звучавшему во мне, когда надзирательница вставила ключ в замок.

— К вам посетитель, — сообщила она.

Я подумала — мой адвокат. Адвокат миссис Тайлер обещал с ним связаться. Я ожидала увидеть толстого Барри, в слишком тесном костюме, с жестким воротничком рубашки, врезавшимся в жирную шею. Я нравлюсь Барри. Он думает, что я снова попала в какую-нибудь историю. Я знала, что он скажет осуждающе: «Что с вами делать, Рита?»

Я следовала за надзирательницей через лестничные площадки и коридоры. Время от времени ее останавливали другие надзирательницы. Они наклонялись друг к другу поверх конторок, обсуждая ночную смену, которая работает с полуночи до восьми утра. Я бесцельно смотрела по сторонам, пока не наткнулась глазами на Алекса. Он сидел в ожидании за маленьким столиком.

Я сдержалась и не окликнула его. Мне нужно было время прийти в себя. Он ударял себя по губам сжатым кулаком. Видно было, что он расстроен и нервничает. Мне так хорошо знаком этот его нахмуренный вид. Значит, он считает положение чрезвычайным.

Как описать чувство, которое охватывает при виде любимого человека, когда ты смотришь на него, а он тебя не видит. Это похоже на чувство вины. Алекс выглядит постаревшим. Я только сейчас разглядела, что у него появился второй подбородок и поседели виски. Он по-студенчески зацепился ступнями за ножки стула.

Я вошла в комнату для посетителей. Алекс изменился в лице при виде моих синяков и разбитой губы. «Рита», — сказал он, вставая. Его реакция как будто не имела отношения ко мне. То, что меня избили, было ему давно известно. Потрясение и беспокойство выглядели напускными, искусственными; таким тоном разговаривают с другом или сотрудником. Я почувствовала его запах — запах одеколона и одежды, шампуня и его волос.

— Алекс. — Я хотела поцеловать его. Я хотела забыться в его объятиях.

Я сидела напротив него за маленьким деревянным столиком. Моя сопровождающая устроилась в углу. Я ожидала, что она притворится глухонемой и будет смотреть куда-нибудь в сторону. Не повезло. Она уставилась прямо на нас.