Пересмешник. Всегда такой был (СИ) - Романова Наталья Игоревна Страница 24

На четвёртый гости разъехались, Масик, не перестающий удивляться, что Лина всё же не пьяный бред его партнёра и друга, Пуся, вооружённая новыми знаниями о брендах и направлениях, и Любася, с тщательными записями рецепта приготовления экзотических морепродуктов, которые продают, но что делать с этими тварями — ума не приложить.

Али с Вадимом поехали навестить бабушек, перед тем, как он отправится к Ладе. Али не спорила, Лада — дочь Вадьки, неотъемлемая часть его жизни и одна из самых нуждающихся частей. Она, Али, имела возможность общаться с ним почти каждый день, их ребёнок тоже будет иметь эту возможность, Али нисколько не сомневалась в этом, а вот Лада редко видела своего отца и определённозаслуживала пусть не частое, но пристальное внимание.

— Здрасте, Тёть-Галь, — произносит Али.

— Алёшка, ты что ли?

— Она ба, она.

— Батюшки, дождался, — тётя Галя прикладывала руку ко рту и, качая головой, промаргивала слезы. — Иди ко мне, девонька, сиротинушка, пропала ведь, из виду пропала, уж сколько я слез пролила-то, сколько нервов потратила… Светка вон тебя искала, приехала тогда, а тебя и след… ох, Алёшка, Алёшка, девонька моя… Ну, когда свадьба-то, Вадим, раз уж в четвёртый раз становлюсь прабабкой, а?

— Что? — Алёшка в удивлении смотрела на тётю Галю.

— Да ты посмотри, как за живот-то тебя держит, словно задавлю сейчас младенчика-то. Только ты, Лёшка, давай уже пацана, а то все девок тащат, хочу с потютюшкаться с пацанчиком, ох, и хорошенький был Вадька в детстве!.. Кудри, глаза, да ямочки на щёчках.

— Он и сейчас не очень изменился, — смеялась Алёшка, — кудри только отрастить надо.

— Ой, давайте без кудрей, тётки, — отводя глаза. Удивительно, как кудри могут заставить порозоветь уши хозяина нелепо большого автомобиля, огромного терема и пяти предприятий.

Придя на работу, Али столкнулась с Семёном, который тут же вызвал её к себе и сразу огорошил вопросом.

— Давно у тебя с Вадимом?

— Откуда интерес?

— Да так… интересно, сколько ты тут ещё продержишься…

— До декретного отпуска, как минимум.

— Так, значит, «как честный человек»?..

— Послушай, Семён, я не знаю, чем вызвано твоё нездоровое любопытство, но лучше тебе сейчас принять ситуацию такой, какая она есть.

— Ты угрожаешь, что ли?

— Я предлагаю перемирие. Я переделываю всё, в чём ошиблась, в кротчайшие сроки, и не говорю Вадиму об этом разговоре, а ты оставляешь свои комментарии для закулисных разговоров.

Немного подумав, Семён принял ситуацию такой, какая она есть, так же он помог Али с расчётами, указав на источник её ошибки. Осмелев Али, спросила ещё раз, откуда такое неприятие, не всё ли равно Семёну, с кем живёт его непосредственный работодатель? К удивлению Али, он оказался двоюродным братом бывшей жены Вадима, и, к ещё большему удивлению, Али это не тронуло, хотя Вадьке она сказала: «Предупреждать надо».

— Да ладно, он отличный инженер, лучший, поэтому он работает у меня, будь он хоть мужем моей бывшей жены.

В тот же день, когда Али готовила ужин, стоя на кухне огромного терема, к которому она стала привыкать, и большую часть времени они проводили тут, даже портниха со свадебным платьем приезжала именно сюда, не стесняясь в расценках за вызов, ткани и пошив.

Вадька, смеясь, оплачивал, Али приходила в ужас, но какая-то эгоистичная часть её хотела определённое платье, и этой части было всё равно, сколько оно стоит. Серебряное, струящееся, в пол, с причудливой вышивкой по спине и рукавам — оно стоило того, чтобы за него заплатили столько, сколько требовала портниха.

Раздавшийся звонок в дверь нарушил идиллию рыжеволосой женщины и наглого серого кота, который, развалившись на скамье, ждал своего куска сырой говядины, как нечто самой собой разумеющееся.

Шум голосов показался знакомым, раздражённый женский и примиряющий — Вадима.

— Ну? И где эта целка-невидимка, которая охмурила тебя?

— Выражения выбирай.

— С фига ли? И не подумаю, эта что ли?

Али замерла.

— Ты шутишь, Вадь… — продолжил женский голос, с каждым слогом всё тише.

— Не-а.

— Есть только одна девушка с таким цветом волос…

— Да.

— Лёшь?

Али медленно поворачивалась навстречу своему детству, навстречу времени, когда была жива бабушка, когда мама была озабочена общим образованием своей девочки, а кареглазая подружка наставляла Алёшку: «Ты зачем виноград со шкоркой ешь, ты выплёвывай, а то к желудку пристанет, и дырка будет».

— Лёшка, — Светка смотрела, словно не веря, — Лёшка, я же искала тебя, звонила, Лёшка… Лёшка, боже, это правда ты… боже мой, как ты? Ты знаешь, я ведь отца заставила тебя искать… и он не нашёл, бабушка твоя не давала адрес, из-за этого урода! — в сторону брата. — Потом, после похорон… куда ты делась?

— Не помню… переехала, кажется.

— Алёшка, — никогда Алёшка не видела, чтобы Ветка плакала, острая на язык, шкодливая Ветка даже в самых экстренных ситуациях не плакала. Там, где Алёшка могла заплакать или отступить, Ветка всегда стояла на своём, сжав маленькие кулачки, готовая принять бой со всем миром, если это требовалось для восстановления справедливости по её, Светкиной, шкале.

— Что значит, не будет выкупа? — сокрушалась позже Светка, обнимая Али, — я тебя сама продам, мы этого обормота по миру пустим за то, что он меня без лучшей подруги на столько лет оставил! Готовь крупные купюры, братец, мелочёвкой не отделаешься. Всего золота мира будет мало.

Светка всегда держала своё слово, и Вадька платил только крупными купюрами, вдвойне, потому что Светка — дочь своей матери Ангелины, которая не могла отказать себе в удовольствии и, со словами: «Пустим их по миру, девоньки», отправилась за ворота высокого терема в сопровождении «девонек», двое из которых уже трижды прабабушки.

— Цирк какой-то, — потом шептала Али Вадьке, когда, после выкупа, регистрации, похищения, криков «Горько», она, наконец-то, всё же уткнулась в плечо своего мужа. — Есть хочу, а тут вы со своей свадьбой.

— Сама хотела платье, — смеются пересмешки.

— Мне было бы достаточно платья.

Брачную ночь, вопреки традициям, молодые провели не за подсчётом подаренного и высвобождением волос невесты от пут лака для волос. Брачную ночь Али спала сном младенца, говоря утром, что никогда в жизни она ещё не высыпалась так, как будучи женой Вадьки. И что она действительно, на самом деле, очень счастлива, и это вовсе не гормоны, а просто счастье — концентрированное и незапланированное.

Наконец, пришло время выполнения Алиного обязательства по смене машины, с утра, съездив по своим делам, она в растерянности садилась в машину Вадима, и они ехали в салон, где она не проявляла интереса ни к одному автомобилю, смотря мимо кожаных салонов и климат контроля. Произнося только «Вадь, это дорого» и «слишком большая».

— Не скажешь, в чем дело? Мы обсуждали, остановились на этой марке… Тебе устраивала цена, размер… что сейчас?

— Всё нормально, пожалуйста, давай позже.

— Нет, давай сейчас. Чем эта плоха? Смотри, багажник большой, тебе же нужен большой багажник, рыбка, для коляски, я не всегда смогу возить вас.

— Для колясок…

— Что?

— Для колясок… или одной большой, я не знаю, как лучше… и кресла автомобильных тоже нужно будет два, и кроватки, и… Вадь, — Али так бы и стояла с открытым ртом, глядя на удивлённые глаза своего мужа, если бы менеджер не подхватил:

— О, у вас будет двойня, поздравляю, у нас есть прекрасный вариант для вас, как раз удобный, семейный автомобиль, достаточно просторный, — глядя на Али, — и более чем безопасный, — глядя на Вадима, — пройдёмте.

— Выйдем?

— Да.

Стоя за стеклянными дверями салона, Вадим дёрнул молнию на пуховике Али и, приложив руку к животу, будто найдя там ответы на вопросы, прошептал.

— Двое?

— Да…

— Боже…

— Ээээээээхммм…

— Боже…

— Ты боишься?

— Лина, я сейчас так счастлив, что впервые осознал весь ужас поговорки, что за всякое счастье придётся несчастьем платить. Я на самом деле боюсь потерять всё это… Мне, кажется, никогда не было так страшно.