Обреченная ненависть - Вика Жукова Страница 24

В ванной, что казалась мне морем, а я плавающим теплоходом, стоял таз с замоченными вещами. Даже машинки стиральной нет.

Кухонка. Обшарпанная и узкая для взрослого меня.

Сердце сдавило тисками. В голове бухал приток крови.

Я не мог справиться с хлышущей как цунами агрессией.

Перед глазами встала пелена.

Как я плакал, рвался к тому, кого считал отцом.

Я боялся, не понимал почему меня привезли в то холодное здание с чужими людьми, грязными неопрятным ребятишками, тучками шныряющими по коридорам.

Меня словно накрыло прессом.

Не помня себя, выскочил из квартиры, а следом на улицу, громыхнув тяжёлой железной дверью..

Не мог надышаться. Мои лёгкие словно остались там, наверху. Пар изо рта рывками вылетал из глубины моей черствой души.

Я взглянул на окна.

Там стоял силуэт.

Руслана.

Зачем я встретил тебя. Почему именно сейчас, когда моя ненависть и обещанное желание мести ещё горели внутри ярким пламенем. И я сам горю в этом ничтожном чувстве.

Мне показалось, что силуэт слишком быстро осел, словно его хозяйка упала.

Рванул обратно.

Дверь так и осталась распахнутой. В квартиру сочился холодок.

Лана сидела под окном и плакала. Тихо всхлипывала, уткнувшись головой в руки, сложенные на поджатых к груди коленях. Из гостиной, если можно так назвать заставленной мебелью комнату, доносилось пьяное бормотание.

Папаша ее сволочь. Сам свою дочь наказывает.

Жизнь в нищите, буллинг, безответная любовь и низкая самооценка.

Нахрена я с ней связался?

Сейчас самое время уйти и не портить ей жизнь.

Но вместо это я присел возле девушки и притянул ее к себе.

Хрупкое девчачье тело содрогалось, несмело обняв меня тонкими руками.

Меня снова швырнуло в поток воспоминаний о прошлом.

Мы сидели на этой же кухне, обнявшись. Лане был только годик. Мне пять.

В квартире много взрослых. Все в черном. Нас кормили, купали, укладывали спать. Отец почти не подходил ко мне. Я плакал.

— У тебя кровь, — послышался голос повзрослевшей Ланы.

— Что? — нахмурился я.

— Кровь. На руке.

— Я ж ни с кем не дрался, — нахмурился, поднимаясь вслед за девушкой.

Та достала со шкафчика аптечку, и принялась обрабатывать мою руку.

Хорошей все таки девушкой она выросла. Красивой, доброй. Не избалованной. Простой как три копейки.

Ещё бы. В таких условиях она с лёгкостью могла вырасти глупой бичихой, начать пить, курить, таскаться с парнями по падикам. Начать воровать. Или пользоваться своей внешностью и цеплять богатых папиков в клубе.

Я снова посмотрел на светловолосую.

Проникся к ней простым человеческим сочувствием.

— Наверное, это когда Аля тебя сумкой стукнула. Замком, или бляшкой от ремешка, — беспокойно осмотрела пустяковую царапину, прикладывая к ней бинт, смоченный перекисью.

Легонько подула, подтерла засохшую кровь.

— Прости. Мне ужасно стыдно, что ты стал свидетелем моего очередного позора.

— Прекрати. Это не твоя вина, а твоего отца. Скажи, а у тебя брат, или сестра есть? — мне хотелось узнать, помнит ли она что-нибудь из глубокого детства. Или отец рассказывал ей, вскользь упомянул что у нее был приемный брат.

— Нет. Не успели, — Лана одарила меня нежной теплой, но грустной улыбкой. — Мне тогда всего годик был...

Было видно, как тяжело ей произносить тревожащие душу слова.

— Я думала, ты уйдешь. Навсегда. Увидел как я живу, что отец пьяница, и я потеряла в твоих глазах прежнюю привлекательность, — с усмешкой призналась девушка, заправив волосы за уши.

Я не удержался и пропустил свои пальцы свкозь карамель волос.

— Тебе так лучше, а то как школьница выглядишь, — Лана смущенно отвернулась.

Меня распирало изнутри непонятным чувством. Слишком милая, слишком нежная. Источающая сладость на языке от своей невинности.

Даже если я передумал ее использовать, между нами огромная пропасть. Начнем с того, что она влюблена в моего брата. А во-вторых, я ненавижу ее отца. И хочу, чтобы он страдал за свою дочку.

А не она из-за него.

План действий меняется.

Глава 20

Я думал о ней стоя в душе.

Нет, не представлял ее голой или пытающуюся меня соблазнить.

Мысли, как кино. Отдельные кадры проведенного с ней дня.

С нашей первой встречи.

Эти губы, глаза, носик. Волосы, которые хочется трогать, пропускать через пальцы, окунаться в них лицом и вдыхать аромат карамели.

Я испытываю раздражение от этого наваждения. Впервые, не знаю, что делать дальше.

Не уверен, что месть ее отцу через саму Лану, хоть как-то заденет его душу. Мужику плевать на собственного ребенка. Наверное, я даже рад, что он меня спихнул. А то бы рос сейчас в этой халуме.

И ничего из себя не представлял.

— Чем ты занимаешься? — девушка убрала перекись и поставила чайник.

— Учусь. Просто сейчас передышку взял, — скомканно ответил я, поглаживая пластырь на своей руке, которым Лана заклеила порез.

Она перестала нервничать, как только я показал, что мне не интересна окружавшая нас обстановка.

Частично я не врал. Я действительно учусь на юридическом.

А ещё, учусь угонять тачки. Беспалевно. Делаю чисто и аккуратно.

Не только из-за нужды.

Я испытываю адреналин, когда моя жизнь и свобода находятся в опасности. В подвешенном состоянии.

Лана рассказала, что отец иногда срывается. Запивает. И вроде ему потом очень стыдно.

Было бы стыдно, не повторял бы этой херни.

Меня впечатляло, что она сама пытается что-то делать. Выгул собак и услуги няньки — совмещает с учебой.

— Ты отцу помогаешь? — поинтересовался я.

— Нет. Я, коплю на ноутбук. Чтобы можно было спокойно уроки дома делать. С телефона не всегда удобно, поэтому мне приходится оставаться после уроков в библиотеке. Потом собаки, потом Аленкина лапочка дочурка. Ищу подработку поближе, чтобы время не терять на дорогу. Был бы ноут, можно было устроиться на что-то посерьёзнее, в центре. Уроками бы дома занималась.

— Я могу облегчить твои потуги обогатиться, — в шутку бросил я.

— Нет. Ты и так слишком много сделал для меня, что у меня до сих пор в душе кошки скребут. Я заработаю, — с гордостью заявила она.

Посмотрел на ее красные от усталости глаза.

Такую хочется защищать и помогать. Но ее характер и чувство обострённой справедливости чуть не довели до серьезных проблем. Ну нет в ней аферистических пособностей.

— Пообещай больше не мстить. Это не твое, — уж кто бы говорил.

Та кивнула,