Гадалка для холостяка - Анна Белинская Страница 24

Пшшш! Нет, убирайте барную стойку! Несите чашу со льдом! Буду остужаться, потому что мое лицо пылает! И чешется, конечно, от этого никуда не деться, но сейчас невыносимый зуд летящей походкой уходит на второй план, а на первый выходит волнение. Такое томное и будоражащее.

Илья Иванович, что же творите, проказник! И хоть в его сообщении отчетливо читается сарказм, я воспринимаю его слова как флирт.

Рассматриваю Миронова дотошно. Кроме улыбки отсюда мне плохо видны его другие эмоции. Илья Иванович отряхивает руки от мела и присаживается за преподавательский стол, укладывая рядом телефон. Жадно пожираю его глазами, забывая про шишку, чесотку и прочие неприятности. А когда замечаю, как мой виртуальный собеседник периодически бросает сосредоточенные взгляды на айфон, вспыхиваю с удвоенной силой.

Он ждет ответа! «Засранец Миронов ждет моего ответа!» — верещит мой внутренний голос.

Тогда получай!

Я: Лично для Вас сделаю скидку! Как постоянному пользователю!

Хохотнув, отправляю.

Вскидываю голову на Миронова, который стремительно хватает телефон, словно только и ждал оповещения, и читает месседж. Замечаю, как он подносит кулак ко рту и маскирует смех под хриплый кашель.

— Не отвлекаемся, кхм. Продолжаем, — не поднимая головы, делает замечание притихшей аудитории.

Вот жук! Это кто еще отвлекается, Илья Иванович?! Вам в рот студенты заглядывают, пока вы кокетничаете с ясновидящей в седьмом поколении!

Засранец: Какие еще у меня будут привилегии? )

Блинский блин!

Я: Вам огласить весь список? )

Засранец: Будьте так любезны)

Вот черт! Сбрасываю бейсболку, потому что под ней у меня вспотели волосы и шишка!

Миронов смотрит в окно, потом переводит игривый взгляд на экран.

— Илья Иванович, повторите, пожалуйста, какой трехчлен? Я не успела записать, — нарушает тишину и наше общение голос красотки с потока промышленного и гражданского строительства, с которым у нас проходит по понедельникам совместная лекция.

По аудитории проносятся глухие смешки.

Миронов задумчиво хмурит брови, пытаясь переработать полученную информацию и вспомнить, на чем остановился.

— Трехчлен? — уточняет.

— Ну вы сказали, — томно лепечет девушка, — чтобы решить уравнение, нужно разложить трехчлен… — игриво накручивает прядь волос на палец. — А какой именно трехчлен нужно разложить, я не расслышала.

Уши нужно мыть с компотом!

Да как ей не стыдно вообще? Посреди белого дня прямо из-под носа внимание моего доцента уводят, что делается, люди!

— Кхм, — откашливается Миронов. — Квадратный. Теперь все расслышали? — проводит глазами по студентам. — Тогда продолжаем.

Жаба! Весь настрой сбила. Вон, даже Миронов помрачнел.

Так, на чем мы остановились? Ах, да, на моем неотвеченном сообщении.

Вновь перевожу внимание на Илью Ивановича, который активно декламирует о рентабельности товарооборота и больше не смотрит в телефон.

Ну вот… мой игривый запал тоже катится в пропасть.

Зависаю над открытым окном мессенджера и тяжко вздыхаю. Пальцы без моего спроса самопроизвольно клацают:

Я: Эта рубашка вам катастрофически идет Илья Иванович

Без знаков препинания, без адресата, потому что не собираюсь отправлять. Просто очень хочется ему сказать об этом. Хотя бы таким образом, и пусть он не узнает.

Вожу пальцами по набранным буквам.

Резкий звонок с пары выдергивает меня из думок. Подхватываю телефон и небрежно бросаю в рюкзак. Уйду огородами, чтобы не пересекаться с Мавдейкиным. Сейчас нет никакого желания с ним любезничать.

Отчего-то гадко так стало на душе. Не пойму.

Натягиваю на лоб кепку, прикрываюсь волосами, забрасываю сумку на плечо и, пристроившись за кучкой парней, сматываюсь из аудитории.

*курсач — курсовая работа на сленге студентов

Глава 12. Напряженный семинар

Пятнадцать минут перемены снова провожу в туалете. Пытаюсь уложить волосы так, чтобы максимально обеспечить себе прикрытие, потому как сидеть на семинаре перед самым носом Миронова в бейсболке стремно даже мне.

К лицу не притрагиваюсь, тонального средства и так достаточно, чтобы моя кожа выглядела неестественной.

С сомнительной надеждой бросив на себя взгляд в зеркало, тяжко вздыхаю. Всё во мне бунтует и сопротивляется тому, чтобы идти на практикум к доценту Миронову: и фасад мой потрепанный, и задача нерешенная и переписка с преподавателем, которая наибольшим образом заставила меня сегодня понервничать. Не знаю, но что-то меня внутри раскачало.

Но ничего не попишешь. Идти нужно, хотя бы ради того, чтобы Миронов видел, насколько Яна Решетникова ответственная и к знаниям тянущаяся студентка. Может, на экзамене мне за это воздастся.

Перед входом в аудиторию замедляюсь и с опаской выглядываю за дверь: одногруппники гудят, Мавдейкин хрустит хлебцем, Миронов по-царски восседает за преподавательским столом, зависая, по обыкновению, в своем телефоне. И меня снова накрывает раздражением. Неоправданным возмущением от того, что этот плут вновь с кем-то переписывается. И это не я.

Перекидываю рюкзак на правое плечо и вхожу в аудиторию. Не здороваюсь с доцентом, потому как мое «здрасте» ему ни в одном месте не сдалось.

— Янка, а ты куда после лекции подевалась? — Авдей засовывает оставшийся кончик хлебца в рот и рукавом свитера стряхивает крошки с губ. Отвратительно. — Я тебя искал, потом звонил, — докладывает Мавдейкин.

Из-под распущенных волос замечаю движение со стороны Мироновского стола и бросаю на засранца взгляд украдкой, но в ту же секунду встречаюсь со щуренным его. Меня припечатывает к месту. Что-то надо сказать, если он вот так прямо на меня смотрит? А чего это он ни с того ни с сего? Никогда такого не было! Пусть лучше рассматривает свой навороченный телефон, чем мое скрюченное лицо.

— Доброе утро, — с перепугу басом Белладонны здороваюсь.

Глаза засранца вспыхивают и недоверчиво скашиваются. Ой-ё! Пронюхает, как пить дать! Яна, Яна, теряешь сноровку! Уже опрометчиво путаться в ролях начинаешь.

Коротко кивнув мне в ответ, Миронов откладывает телефон, но взгляда не уводит.

— Что с вашим лицом? — подает голос.

Как бестактно, Илья Иванович, указывать на внешние изъяны женщины. Но в груди прорастает зерно надежды, что, возможно, блеск его глаз связан не с моим узнаванием, а с проявленной заботой о моем состоянии. Если так, то это меняет дело!

— Аллергия, — «на вас», — мысленно добавляю и пожимаю плечами. — Крапивница, — вспоминаю из детства. Мать часто ею пугала, чтобы я не дергала крапиву голыми руками. А когда мы с соседскими ребятами обчёсывали заброшенные свинарники, родительница ругала, что выхватим в них поросянку.

Миронов подозрительно хмурится, но уверенно удерживает невозмутимый покер-фейс.

— Зачем же вы тогда пришли?

— А я не могу поступить иначе, — картинно шмыгаю носом.