Нехрупкая Лилия - Вийя Шефф Страница 24

— Так не принято…

— Ну, да… Умереть-то проще.

— Принять свою участь.

— Не неси мне этой хрени, понятно?! В наше время надеяться, что что-то само рассосётся по велению божьему — глупо! Почти всё лечится, если вовремя обнаружить. Но нет же! Зачем к врачам обращаться, самим же можно вылечить, — срываюсь.

Жарко становится от моего накала. Приоткрываю окно и встаю напротив. Прохладный ветерок обдувает, успокаивая меня.

— Не заводись, — говорит спокойно, чтобы я опять не вспыхнула. — Я поеду в Москву, хоть на край света, если ты хочешь. Только с документами проблема.

— Нет с ними никаких проблем, — не поворачиваюсь к нему и скрещиваю руки на груди. — Они были у деда, я их ещё несколько дней назад забрала.

— А мне не сказала, — с упрёком.

— Не хотела, чтобы ты так узнал правду о себе. Хотела рассказать, когда Алиса приедет. А она, гадость такая, сама тебе всё выложила.

— Теперь я знаю кто я.

— Почти… Не волнуйся, память мы тоже вернём.

У нашего автобуса внизу появляются Алиса и Ник. Спорят о чем-то, Ник пытается позвонить, но, похоже, не берут трубку.

— Мне нужно в деревню вернуться, вещи свои забрать и группе дать вводные. Утром мы вернёмся, — подхожу к нему, сажусь на кровать и беру за руку. — Тебе что-нибудь нужно?

— Нет.

— Правильно. Вещи мы тебе и здесь купим. Особенно трусы, — посмеиваюсь. — А то перед медсестрами неудобно, что ты в ситцевых ходишь. Пока ждала, вся испереживалась из-за них.

— Ненормальная, — смеётся.

Притягивает к себе за шею и целует.

— Будь осторожна.

— Всенепременно.

Глава 21

— Мне нужно в деревню съездить, забрать свою собаку.

— Лиль, ты всё же на лестнице в больнице головой тюкнулась? Какая собака?

— Бегает тут бездомная, я обещала ей, что заберу перед отъездом.

Ник и Алиска смотрят на меня, как на умалишённую.

Ну, бляха, что вы как не люди. Мы в ответе за тех, кого приручили. Это ещё классик сказал.

— Собаке пообещала?

— Ой, не придирайся к словам! — отмахиваюсь от неё. — Она к Воронину тоже жмётся, так что её нужно забрать.

— Антипова, как мы её в Москву повезём?

— В коробке. Переноску куплю.

— А прививки? — усмехается Ник. — Без них собаку в самолёт не пустят.

— Сделаем у ветеринара, пока будем ждать вылета. А это несколько дней. Я поехала.

— Я с тобой! — встаёт Гасанова и идёт за мной.

— Алис, ну, ты-то куда?! — кричит вслед Гас. — Ты ж собак не любишь.

— Помочь, ловить же надо.

— Не придётся её ловить. Она сама в руки идёт, — сажусь за руль.

— А у неё бешенства нет? Больные им животные совершенно не боятся людей. А здесь лес, переносчиков вроде белок — полно.

— Просто ручная собака. Там варежка меховая, чуть больше вашего Халка.

— Халк — скотина с отвратительным характером. Мы с ним взаимно друг друга тихо ненавидим. Он недавно мне сумочку за десять тысяч долларов сгрыз. Подарок Ника, между прочим. Хотела прихлопнуть эту пакость остатками гуччи. Но дети его любят. Иначе я бы давно нашла ему новых хозяев.

Останавливаю джип за углом, подальше от дома Митрофана. Не хочу отсвечивать в деревне.

— Тут сиди, — прижимаю рукой Алиску обратно к креслу, удерживая от желания выйти. — Я сама быстро схожу и заберу его, пока темно и никто не видит.

— Ты собираешься своровать бездомную собаку? Где логика?

— Логика в том, что ничего брать у них нельзя. Это общее. Вот и псина, вроде без дома, но она принадлежит общине, а значит, каждый ей хозяин.

— Какие заморочки…

— Да. Машину не глуши, я скоро вернусь.

По дороге никто не попадается. Не любят здесь люди после захода солнца по улицам шастать, дома сидят или спят уже, встают-то рано.

Отодвинув провисшую калитку, захожу во двор Митрофана. Слегка посвистываю, чтобы собака меня услышала. Вероятно, что её здесь и нет вовсе, но что-то мне подсказывает — где-то тут прячется.

Хватает сзади за штанину.

— Вот ты где. Иди сюда, — шепчу.

Беру пса на руки и прислушиваюсь. В доме голоса, у знахаря гости. Подкрадываюсь к приоткрытому окну и сажусь под ним.

— Митрофан, я тебя по-русски спрашиваю, куда они Андрея увезли? — спрашивает незнакомый мужской грубый голос.

— Так говорю ж тебе — не знаю. У Дарьи спроси. Она дома с ним была, пока я отлучился по делам.

— А не с твоего ли согласия они его увезли? Ты недавно к деду приходил, говорил, что он помолвку разорвать хочет, в бабу городскую влюбился. Бежать собирался.

Чего, бля? Побег? Почему я об этом ничего не знаю.

— Побойся бога, обвиняешь меня в таком, Михаил. Не совестливо?

— Мне? Это ему должно быть стыдно. Сестру мою обесчестил и сбежал с московскими. Кто её теперь такую замуж возьмёт? А если обрюхатил? Ребёнка кому?

Вот же сучка! И я ещё себя хитрой считаю, тут девка похитрожопее будет.

Сваливать надо, а то Гасанова на поиски двинется. На корточках отползаю от окна и иду к калитке. Собака поскуливает под мышкой.

Собираюсь уже выйти на улицу, как кто-то шикает сзади. Единственное, что после этого я помню — удар чем-то тяжелым по голове и мелькнувшее в темноте лицо Дарьи.

Провал.

Просыпаюсь от резкого бьющего в нос запаха. Я его знаю и это не нашатырь. Конюшней воняет и навозом. На улице завывает собака.

Голова гудит жутко от боли. Пытаюсь обхватить её руками, но обнаруживаю, что они связаны. Стараюсь развести ноги. Тоже верёвки.

Кино что ли пересмотрели? Так руки надо сзади связывать, идиоты. Хотя… Если бы смотрели фильмы, то знали об этом.

Прищуриваюсь, чтобы рассмотреть что-нибудь через мутную пелену перед глазами.

Темно, только одинокий слабый свет от притушенной наполовину керосиновой лампы, стоящей на полочке в углу. На полу разбросано сено, за мной целая его целая копна.

Та самая коморка, в которой Фил с Дарьей трахались.

Поднимаю руки и вгрызаюсь зубами в верёвку. Замотано туго и узлы сильно затянуты, но всё решаемо.

— Михаил, она очухалась, — появляется в дверном проёме Дарья.

За ней заходит мужчина, со шрамом на лице, который ещё в первый день мне не понравился. От него веет агрессией и жестокостью. По спине пробегает мороз.

Такой шею легко переломить может. Мне кажется, он вообще не совсем психически здоров. На маньяка смахивает. С виду нормальный, а в голове хер знает, что может твориться.

А где сейчас нормальные? Все непроработанные.

— Андрей где? — присаживается он передо