Кэти Регнери - Красавица и ветеран Страница 24

– Что называется, жизненный опыт, – согласился Ашер, приподнимая бокал.

– Знаешь, чего я никак не могу понять? – спросила она, склонив голову набок, а он ощутил, что потихоньку начинает влюбляться в эту ее привычку. – Почему ты отказался от университета Джона Хопкинса. В смысле, ты же с отличием закончил Виргинский, перед тобой были открыты двери в любой медицинский колледж. Но ты вдруг взял и записался в армию. Я восхищаюсь твоим поступком, но не понимаю мотив.

Перед ним вновь оказался журналист, и хотя Журналист-Саванна ему нравилась, к Саванне-Его-Подруге и Саванне-Дарящей-Поцелуи его влекло чуточку больше.

– Я был на последнем курсе, когда случилось 9/11. И хотел одного: помочь, – ответил он просто, сделав глоток вина. – Но погоди-ка. Я думал, интервью у нас было в четыре.

– О. – Она резко выпрямилась и отпрянула от стола. – Извини, я…

Ашер поморщился. Он вовсе не намеревался стыдить ее.

– Нет. Это ты меня извини. Это справедливый вопрос, неважно, для интервью или нет.

– Со мной такое бывает, – сказала она, хмуро глядя в тарелку. – И мою сестру это бесит. Я забываю быть человеком. Не могу остановить себя от погони за сюжетом. Любым сюжетом.

– Мне нравится эта твоя черта, – сказал он и протянул руку, положив ее на стол ладонью вверх. Она не сразу вложила пальцы в его ладонь, но он испытал облегчение, когда она, наконец, это сделала. – Мне нравится то, какая ты амбициозная. И я восхищаюсь твоей целеустремленностью.

– Это не всегда плюс.

Подушечка его большого пальца рефлекторно закружила по ее мягкой ладони.

– Что ты имеешь в виду?

– У меня суженное поле зрения. И не только в работе. Когда я чем-то увлечена – по-настоящему, страстно, – то перестаю видеть за деревьями лес, понимаешь?

– Ты говоришь в общем или о чем-то конкретном?

Она пожала плечами.

– Обо всем сразу, наверное.

– Саванна, я знаю, что тебя уволили. И знаю, за что.

Она подняла голову и, нахмурившись, пристально на него посмотрела. И, должно быть, на всякий случай решила подстраховаться: забрала руку и, взяв бокал, сделала долгий глоток.

– Как я уже говорила, – сказала она, – у меня есть склонность терять перспективу.

– Ты ни в чем не виновата.

– Черта с два.

– Виноват был этот ублюдок, Патрик Монро, – глухо проворчал Ашер.

– Ты говоришь так, будто знаешь его.

– А если знаю, ты удивишься?

– Еще как, – ответила она, в смятении щуря свои карие глаза.

– Мы два лета подряд пересекались в Кэмп-Дули.

Ее губы приоткрылись в удивлении, но по выражению ее лица было ясно, что она знает об этом элитарном летнем лагере для мальчиков из верхних слоев общества.

– Шутишь!

– Нисколько. И он уже тогда был засранцем.

Он заметил, как ее глаза вновь засияли – от удовольствия и облегчения.

– Пахнет историей, – сказала она.

– А лживостью и двуличностью?

– Этим тоже. Так каким он был в те времена?

– Надменным. Харизматичным. Бесхребетным.

– Вижу, ты был от него в восторге, – заметила она бесстрастно.

– Не то слово.

– Богатые мальчики и их летние лагеря.

– Не равняй нас. Я, может, и живу в пещере, но я не змея.

– А почему только два лета?

– Его выгнали за то, что он путался с парой девиц из соседнего Кэмп-Кристина.

– Сразу с парой?

– Ты же его знаешь.

– К несчастью. – Взгляд ее помрачнел, и она за один долгий глоток допила бокал. – Из-за него моя жизнь разрушена.

Ее тон – безнадежный, пораженческий – заставил его нахмуриться.

– Нет, – произнес он. – Это не так. «Сэнтинел» не единственная газета в стране.

– Но самая лучшая.

– С этим можно поспорить. Я слышал, «Финикс Таймс» за последние пару лет собрала немало наград. А Мэддокс Макнаб, исходя из того, что мне удалось разузнать, мастер добывать горячие репортажи.

– А ты, оказывается, держишь руку на пульсе моей жизни.

– Да, детка, – произнес он низким, тягучим голосом, вспоминая, как ее пульс трепетал под его губами. – Держу.

И по тому, как вспыхнули ее щеки, а язычок выскочил наружу, чтобы облизнуть губы, он понял, что ее мысли перенеслись в тот же самый момент времени. Пока она сидела, скованно отвернувшись, он заново наполнил ее бокал.

– Ты собирал обо мне информацию, – проговорила она. Взяла бокал, но пить не стала.

– Чтобы знать, с кем я имею дело, Саванна. Я почти десять лет ограждал свою жизнь от внешнего мира. И не мог кого-то впустить в нее просто так.

– Тогда ты знаешь, что у меня слабость к моим… источникам. – Она испытующе заглянула ему в глаза, и он понял, о чем она спрашивает. Ты тоже считаешь меня легкой добычей?

– Никогда, даже через миллион лет, я бы не смел подумать, что у меня есть с тобой шанс, Саванна. – Его голос звучал глухо, сдержанно, и когда она подняла голову, то по ее смягчившемуся взгляду он понял: она знает, что он говорит правду.

Он увидел, как часто стали вздыматься ее груди, как прерывисто она задышала. Взглянул на ее шею, туда, где бился жилкой ее пульс, и с его телом начали твориться невероятные, удивительные, дарящие надежду вещи.

– Как насчет десерта?

***

Когда приблизилась полночь, Ашер приставил к кушетке кресла, чтобы они смогли вытянуть ноги. Саванна сбросила туфли и, блаженствуя, положила голову ему на грудь, а он обнял ее здоровой рукой. После ужина они почти все время проговорили, и лимонные тарталетки, испеченные ее матерью, давным-давно были съедены.

– Чего ты хочешь от жизни? – спросил Ашер, поглаживая кончиками пальцев ее плечо, отчего по ее телу бежала легкая дрожь. – Где ты хочешь быть через пять лет?

– Я хочу стать лучшим журналистом в одной из лучших газет или журналов страны. Но заниматься хочу только местными новостями, не национальными, потому что еще мне бы хотелось осесть. Я знаю, это сказка – идеальная работа, любящий муж, два с половиной ребенка, кокер-спаниель и дом в часе езды от оперы, стадиона и моря, – но все-таки мечтаю попасть туда, в эту сказку. Когда-нибудь. Через пять лет будет в самый раз. – Она сделала глубокий вдох и закрыла глаза, слушая биение его сердца. – А ты?

– Две недели назад я бы ничего не ответил.

– Ашер, это ужасно.

– И тем не менее это правда.

– А сейчас? Ответишь?

– А сейчас во мне просыпается жадность.

– Хотеть – это прекрасно, – сказала Саванна.

– Хотеть – это мучительно, – мягко поправил ее он, – когда твои шансы получить то, что ты хочешь, равны нулю.

От этих его слов внутри нее поднялся гнев, и она, отодвинувшись, в свете огня заглянула ему в глаза.