Э.В. Каннингем - Сильвия Страница 24

Они обменялись взглядами, и тут в крохотных щелочках я увидел выражение неистового восторга, весьма неожиданное — вот уж не подумал бы, что Брейди что-то способно привести в такое радостное настроение.

— Это мой приятель, Физелли. Хорошо понял? — приятель.

Я кивнул. За сто долларов я стал его приятелем.

— И смотри, Физелли, чтоб все сказал приятелю, чего он спросит. — Громадная ладонь плюхнулась Физелли на плечо. Сжала эти кости так, что они хрустнули. Придавила, пригнула. — Он мой приятель, Физелли, не забудь смотри.

Он провел ладонью по предплечью, и Физелли весь сжался. Послышался стон. Слезы брызнули из глаз под этот раздирающий душу звук: «А-аа-ааа…» Когда Брейди его отпустил, Физелли рухнул головой на стол, испуская хрипы.

— Спокойно, приятель, он теперь все тебе скажет. И Брейди с хохотом вышел, опять оставив нас вдвоем. Я молча ждал; бессмысленно описывать, что я в эту минуту чувствовал, уж лучше промолчать да и вспоминать пореже.

Когда Физелли слегка успокоился, он стал ощупывать плечо левой рукой.

— Шевельнуть больно, — пожаловался он. — Руку мне сломал, сволочь.

— Ничего, Физелли, пройдет.

— Говорю, руку сломал.

— Успокойтесь.

— Я же не говорил, что отвечать не стану. Чего отвечать, вы ж не спрашивали еще.

— Ну, успокойтесь для начала.

— Да успокоился уже. Вопросы-то какие у вас?

Он всячески старался мне угодить. После войны прошло довольно много лет, я успел позабыть, как один человек способен запугивать другого. А теперь вспомнил.

— Вот что, Физелли, — сказал я, — Мне нужно кое-что у вас узнать про девочку по имени Сильвия Кароки.

— Про кого?

— Про Сильвию Кароки.

— Сломал руку, сволочь. Видите, совсем не двигается. Больно, а, черт, жутко больно. Не знаю я никакой Сильвии Кароки.

— Ну тогда просто Сильвия. Тоже не знаете?

— Вот что. Слушайте, как вас там, какая еще Сильвия? У меня рука болит. Говорю же, сломал к чертовой матери. Чего вы от меня хотите, у меня же рука сломана. Двенадцать дней в сраном этом подвале сижу. Сам бы посидел в подвале этом, тогда бы понял.

— Рука у вас не сломана, Физелли. Понимаю, что вам больно, сочувствую. Надо было мне вмешаться, не сообразил, извините. Но теперь-то уж чего там, вы лучше на вопросы мои ответьте, ведь вам же будет хуже, если станете молчать.

— А чего хуже-то? Чего хуже-то, я что, отвечать отказываюсь? Вы только Брейди не говорите, что, мол, помочь вам не захотел.

— Да ничего не скажу, не бойтесь. Послушайте внимательно, Физелли. В сорок четвертом вас задержали тут, в Питсбурге, по обвинению в мелкой краже. Вы кассу в танцзале очистили. «Виктор студио» зал этот назывался, и за это вам дали…

— Какой еще к черту танцзал? Бардак там был, а не танцы! А знаете, сколько я им привел клиентов приличных? Может, сто, а может, и двести, и с каждого мне три доллара полагалось. Сука эта, которая там хозяйкой была, ни хрена мне не заплатила, сует десятку, ну, двадцатку и говорит: «Иди, Джои, стаканчик пропусти, ты сегодня хорошо поработал». Фараону-то как полагается платила, для отмазки. Как полагается. Он с этих денег жил, фараон ихний. А мне всего мелочишки подкинет да улыбочки там, ужимочки, мол, хорошо поработал. А мне на такие деньги насрать, понял? Мол, тебе у нас платить не надо… Во дает, я и не платил за это сроду, в жизни не платил…

— Вспомните, как вас арестовали.

— Да нет, я про другое скажу…

— Не надо про другое. Когда вас арестовали, с вами девочка одна была. Молоденькая совсем, всего четырнадцать лет. И звали ее Сильвия.

— Видать, много знаете, — Физелли смотрел на меня не то с вызовом, не то со страхом. — Ну ладно. Слышь, а сигаретки у тебя не найдется? — Я достал пачку. — Ты закури, а мне потянуть дай, — попросил он. — Брейди же мне шею свернет, если застукает, что я тут покуриваю; значит, из рук потянуть, идет? Так про что это вы знать-то хотите, не понял?

Я закурил, протянув ему сигарету через решетку. Физелли припал к прутьям лицом, жадно затягиваясь, потом зашелся кашлем, но тянул снова и снова. «Двенадцать дней без табака сижу», — шептал он, и крупная дрожь била все его тело.

— Ну что, вспомнили эту девочку?

— Конечно, — усмехнулся Физелли. — Дай-ка еще разок дерну. Конечно, вспомнил. Черт-те что, как же я позабыть-то мог? Сам не пойму.

— А как ее звали, тоже помните?

— Ага. Точно, Сильвия ее звали, Сильвия.

— А фамилия?

— Ой, нет. Вертится в голове, а не вспомню. Да все равно, они же все фамилии свои меняли. В жизни не встречал, чтобы курва под своим именем работала.

— А она что, курва была?

— Пробовала. На улицах, правда, работать боялась: ее раз фараон один сцапал, напугал — давай, говорит, в заведение устраивайся, чтоб все чин чинарем, а то посадим.

— Ты точно это помнишь?

— Так она сама говорила. Слышь, дай-ка еще сигаретку, а? Вот потому она ко мне и прибилась. Хотела, чтоб я ее прикрыл, если что.

Я дал ему выкурить сигарету, затоптав каблуком окурок. В животе поднялась боль, голова раскалывалась от усталости, отвращения и тоски.

— Как это — прикрыл?

— Ну чего, не знаешь, что ли?

— Может, и не знаю, — сказал я. — Ты мне все по порядку расскажи, Физелли.

— Ну, в общем, она хотела, чтоб я ее в этот бизнес ввел. Слышь, ты не думай, я не кот какой-нибудь. Попробует пусть кто меня котом назвать, тут же кишки выпущу. Нет уж! А просто так, нужно там парню какому-нибудь, ну, я и скажу, мол, вон к той иди. Чего плохого-то? Нет, ты скажи, чего плохого? Все равно любой таксист его куда надо доставит, чем я-то хуже? Я ж с этого сроду не жил. А чтоб с девчонок брать — да ты за кого меня принимаешь?

— Как это?

— Ну, понимаешь, она говорит, что семнадцать, дескать, мне, уже семнадцать. А вроде послушаешь, так правда взрослая уже. А у меня что, глаз нет? Девок я мало перевидал, что ли? Я и говорю ей, слышь, говорю, я тебе по доллару дам за каждый лишний день, если тебе больше четырнадцати. Кучу денег получишь, только давай метрику мне покажи, а там посчитаем, сколько я тебе должен.

— Показала?

— Ты что, серьезно? Да ты бы видел, как коленки у нее торчат, на плечах мяса совсем нет, это кто ж за такое денежки выложит? Девчонка и девчонка, только упрямая, с ума от нее сойдешь!

— И что с ней дальше было, Физелли?

— А я знаю? То же, что со всеми, наверно. Может, в бордель пристроилась, где им по доллару за клиента дают, тогда, значит, трипперок подцепила или еще что. А может, колоться стала. Или померла. Как теперь выяснишь?

— Перестань, Физелли, не надо мне голову морочить.

— Ничего я вам голову не морочу. Чего мне от вас скрывать? Четырнадцать лет прошло, откуда мне знать, что с нею дальше было? Знал бы, сказал, мне-то что за интерес.