Эдвина Марк - Юная грешница Страница 24

— Она прекрасна, — тихо произнес Джо. — Не так ли?

Тед молчал. Глаза Джо заблестели.

— Ты ведь очень хочешь ее, верно?

— Пожалуйста, — пробормотал Тед, широко раскрыв глаза. Джо выражался совсем не как отец.

— Она почти совершенна, — продолжал он почти сонным голосом, посмотрел на меня, и я впервые в жизни поняла, что люди подразумевают под выражением «горящий взгляд». Я перевела глаза на Теда. Он прищурился. Наверное, тоже все понял.

Потом это и произошло. Джо прыгнул от двери… не на Теда, а ко мне.

— Сука! — заорал он и ударил меня по щеке. В полуобморочном состоянии я полетела на линолеум. Тед издал мягкий звук и набросился на Джо.

Сцена была жалкой и закончилась довольно быстро. Тед не умел драться. Он так разозлился, что даже не подумал сжать кулаки, и просто стал наступать на противника, молотя руками, словно мельница, молодой Дон Кихот. Его атака почти не дала эффекта.

То, что потом сделал Джо, я не забуду никогда. Это был один из решающих поворотных моментов, скрытый каркас, на котором держалась плоть нашего существования.

Джо отступил в сторону. Тед слепо бросился на него и повернулся. Не знаю, как Джо это сделал, но он минуту наблюдал за болтающимися руками атакующего, и вдруг в одну секунду разрушил его оборону и схватил (неуместно деликатно) за горло. Напрягшиеся пальцы искали что-то, а когда нашли, я увидела натянувшееся лицо Джо. Он сжал горло Теда, и противники стояли секунд пять, покачиваясь взад-вперед.

Я села на полу. Моя голова раскалывалась.

Безмолвные фигуры передо мной казались мне нереальными. Затем я услышала странный шум, что-то вроде хрипа, свистящего вздоха, и увидела, как руки Теда вцепились в руки Джо. Ногти царапали кожу, оставляя красные следы, на которых появлялась кровь. Хрип продолжался, и я услышала чей-то высокий, пронзительный вскрик. Лицо Теда покраснело, затем его глаза начали закатываться, а их роговая оболочка наливаться кровью. Казалось, он глубоко вздохнул, его колени подогнулись. Джо ослабил хватку, и противник рухнул на пол. Сначала опустился на колени, затем упал лицом вниз. Его голова ударилась о линолеум с глухим стуком, и он замер, уставившись широко раскрытыми глазами в потолок. На нем были белые носки, немного потрепанные и не очень чистые.

Крик продолжался. Тогда я поняла, что он вырывается из моего рта, глотнула и замолчала. Тишина зазвенела вокруг нас. Джо вдруг сел на стул и посмотрел на свои руки.

— Боже, как больно, — пробормотал он и присвистнул сквозь зубы. С обеих рук капала кровь. — Надо что-то сделать.

В комнате снова воцарилась тишина.

— Он мертв? — спросила я и хихикнула. Я ничего не могла с собой поделать, поскольку это был мой самый проклятый вопрос в жизни из всех, которые мне приходилось задавать.

— Нет, — наконец медленно ответил Джо. — Он жив. Просто без сознания.

Тед на полу закашлялся, и из уголка его рта потекла слюна. Он все еще был без сознания.

— Что ты с ним сделал?

— Ничего особенного. С ним все будет в порядке, — Джо встал. — У нас есть пять минут до того, как он очнется. И мы должны решить, что нам с ним делать.

— Что с ним делать?

— Он ведь сразу пойдет в полицию. В таком случае у нас нет времени. Мы должны держать парня при себе. Удовлетворена?

— Держать при себе? — я покачала головой. Моя головная боль превратилась в тупой стук.

— Хватит повторять за мной, — нетерпеливо воскликнул Джо. — Мы можем задержать его.

Это даст нам время.

Он направился в спальню и вернулся с нейлоновым шарфом. Тот оказался влажным. Джо тонко скрутил его, опустился на колени рядом с Тедом, перевернул бесчувственное тело и связал руки поверженного противника за спиной. Затем он пригнулся к полу, взвалил Теда на себя и одним движением поднялся на ноги. Голова парня висела за спиной Джо, ботинки били его по коленям при каждом шаге. Джо выругался, бросил Теда на кровать в соседней комнате и вернулся в гостиную.

— Еще пару часов он сможет говорить только шепотом. Думаю, он будет вести себя хорошо. Джо сел на кушетку и опять посмотрел на свои руки.

— Дай мне бинт, — попросил он. Я встала и пошла в ванную. Там была маленькая аптечка, в которой лежал неакуратно сложенный грязноватый бинт. Я взяла его, вернулась к Джо и стала перевязывать ему руки. Все это время мне казалось, будто передо мной не Джо Вито, не тот человек, с которым я собираюсь сбежать. Во время схватки, сразу после нее он изменился так сильно, так легко, что я испугалась.

Пока я его перевязывала, он монотонно говорил.

— Это армейский трюк, детка, если ты не знаешь. Найти два мягких места и нажать покрепче, подержать так подольше, и тогда сожмешь дыхательные пути. Слизистая оболочка склеивает их. Расклеиваются они в течение двух минут, твой парень быстро оправится от нехватки кислорода. Главное, не давить слишком долго или слишком сильно. Можно повредить гортань.

Впервые Джо сказал мне, что он был в армии. Я закончила перевязку.

— Ты рассердился?

— Нет, — задумчиво ответил он. — Я — нет. Сейчас не время сердиться. Мы должны уезжать, прямо сейчас. И должны решить, что делать с нашим гостем.

В этот момент у меня наступила разрядка. Я начала плакать, громко, безнадежно. Рыдания рвали мое горло, руки тряслись. Тед без сознания лежал в комнате. Руки Джо все еще кровоточили под грязными бинтами. И во всем этом была виновата я. Это было слишком, слишком, и мне хотелось уехать куда-нибудь, хотелось к маме, очень хотелось. Я не любила Джо. Никого не любила. Я испугалась созданного самой для себя тупика, испугалась своей вины. Ужасное ощущение. И теперь все пропало.

— Ты не можешь сейчас плакать, девочка, — нежно произнес Джо и погладил меня по голове. — Плакать поздно, дорогая. Мы должны повзрослеть, оба. Должны подумать.

Через несколько минут я перестала плакать. Что-то во мне дрогнуло, перевернулось и снова утихло, умерло. Не знаю, что это было, как это назвать, но оно являлось важным. Рано или поздно я должна была все узнать.

Я ничего не чувствовала и просто встала с колен. Джо задвигался на кушетке. Раздался глухой стук. Один из конвертов упал на пол. Мы оба молча посмотрели на него и вдруг начали смеяться (Тед застонал на кровати в соседней комнате), потому что они лежали там — ответ на все наши страхи, причина наших волнений. А мы о них совсем забыли.

— Там могут оказаться обрывки газет, — сказал Джо. — Я конверты не открывал. Хотел сделать это вместе с тобой.

Я подняла конверт и посмотрела на него. Даже сейчас я волновалась, была очарована и любопытна. Думаю, я открывала его с ножом в сердце, и на это ушло секунд десять.

Клапан оказался тщательно заклеенным скочем. Я узнала почерк Эллиота, разорвала конверт, и через секунду мои пальцы скользнули под прозрачную ленту и сорвали ее. Клапан, словно пружина, отскочил назад.

Они лежали там. Пачка купюр. Так много денег я никогда не видела. Я передала конверт Джо и открыла второй. То же самое. Джо бросил несколько купюр на кушетку. Из-под бумажной полоски выскользнули грязные десятки и двадцатки. Здесь были и пятидесятидолларовые купюры, довольно много, хотя это не соответствовало нашим требованиям. Они выглядели достаточно старыми, в пятнах. Некоторые были помяты и даже надорваны. Джо развернул записку, молча прочитал и протянул ее мне. «Уважаемая мадам, (я узнала угловатый почерк Эллиота) мы выполнили все ваши условия, изложенные в вашем письме (подчеркнуто). Полиции ничего не известно. Никто ничего не знает. Банкноты (подчеркнуто) не помечены. Мой бизнес предоставляет мне некоторые привилегии, и проследить путь данных денег невозможно.

(Даже сейчас, подумала я, Эллиот не мог забыть, кто он, и должен был сообщить об этом корреспонденту… даже если тот являлся похитителем). Я подозреваю, что вы звонили нам вчера. Пожалуйста, отпустите мою дочь. Ваши требования выполнены. Рассчитываю на вашу честность и чувство справедливости (Боже мой, мысленно воскликнула я) в данной сделке. Моя жена серьезно больна из-за беспокойства. Пожалуйста, отправьте нашу девочку домой.»

Внизу слабые, неровные паучьи каракули мамы: «Пожалуйста, миссис похитительница, верните Джоанни домой, чтобы я могла позаботиться о ней…»

Строка спускалась круто вниз в самом конце страницы.

— Все верно, — заметил Джо. — Они не сказали никому ни слова, — он заколебался. — Вчера вечером там был доктор. Я видел его из машины. К твоей маме, я думаю.

— О, — вздохнула я и вдруг увидела все дело с совершенно другой точки зрения. Картина мне не понравилась, совсем не понравилась. Я увидела маму, поникшую от постоянного ожидания, стойко выносящую ругань Эллиота (он всегда ругался на нее, когда был испуган или несчастен), и все больше слабеющую, и в конце концов приехала машина врача. Эллиот не верил в ее болезни — они раздражали и злили его больше обычного. Нездоровье кого-нибудь из членов его семьи всегда воспринималось им как жестокое оскорбление, направленное против него. Очевидно, мама серьезно заболела, иначе Эллиот никогда не вызвал бы доктора.