Рейчел Джонсон - Ноттинг-Хелл Страница 24

Фатима живет далеко на севере по Портобелло-роуд, в латинском или арабском квартале северного Кенсингтона. Иногда она приносит детям пирожные с кремом и сладкое кокосовое печенье, которое я обычно перехватываю до чая. Думаю, в моем возрасте женщине важно быть не слишком худой — иначе мы выглядим изможденными и озабоченными.

— Как дети? Пози легла вовремя? — спросила я, бросив ключи и сумку на тумбочку возле двери.

— Дети в порядке, дорогая, — ответила Фатима, смягчившись. — Пока-пока. — Она вышла, и Ральф запер за ней дверь.

Я не позволю себе думать о прошедшем вечере, пока не окажусь в постели. Конечно же, я умирала от желания поделиться сплетнями с Ральфом — но не могла.

Прежде всего — встреча с Саем Каспарианом на суши-вечеринке. Не могу сказать, что у нас состоялась содержательная беседа, но не в этом суть. Суть в том, что нас представили, а потом мы были приклеены друг к другу весь остаток вечера. Между нами возникло притяжение.

Когда я от него оторвалась, чтобы поужинать с Клэр и Гидеоном, мне показалось, что кусочек меня останется с ним — особенно после нашего прощания.

Отправившись на поздний ужин со Стерджисами, я так и не успела обдумать, что, когда я наконец-то попрощалась с Саем, вместо того чтобы поцеловать меня в щеку, он наклонился ко мне и легонько поцеловал в шею. У меня подкосились колени.

А потом! Гидеон Стерджис! На крыше с солнечными батареями!

Если ужинаешь с известным архитектором и он неожиданно интересуется, не хотела бы ты увидеть кое-что необычное, что он сам изобрел, вежливость не позволит тебе отказаться.

Итак, мы направились вверх по лестнице. У нас над головами — стеклянная крыша. Ночь была облачной, но сквозь стекло я могла увидеть небо и облака странного оранжевого оттенка.

— Сезам, откройся, — сказал Гидеон и нажал маленькую серебряную кнопочку на белой поверхности стены.

Своды крыши раздвинулись. Царила абсолютная тишина. Должна признаться, все это очень впечатляло, в этом было даже что-то сексуальное, как в фильмах о Джеймсе Бонде. Я даже почти убедилась в некоторых достоинствах Гидеона. В нем явно что-то было, раз он сумел такое придумать. Хотя не факт.

— Ух ты, — сказала я.

Гидеон, нажав какую-то скрытую панель, открыл встроенный чуланчик, словно ученый, вскрывший могилу Тутанхамона. Его руки казались очень темными и волосатыми на фоне безупречно белой краски. У меня появилось какое-то смутное предчувствие, а в голове зазвучал предупреждающий голос матери: «Дорогая, будь настороже, тебе не кажется, что этот развратник что-то затевает?»

Гидеон вытащил легкую стремянку из замаскированного шкафа.

— Только после вас! — Он с шиком раскрыл лестницу, словно официант, развернувший салфетку.

И вот я, в цыганской юбке и очень милом топе «Мирабель» за шесть фунтов, оставила расшитые шлепанцы с распродажи на полу и голой ногой ступила на стремянку. Гидеон ее придерживал.

— После тебя, — сказал он.

Я начала взбираться. Все будет хорошо. Я заберусь на крышу, скажу, как она прекрасна и какой молодец Гидеон, а потом вернусь обратно.

Но когда я преодолела половину пути, то есть моя верхняя часть была уже на крыше Стерджисов, а ноги все еще в доме, налетел внезапный порыв ветра. Я вцепилась в стремянку и, к своему смущению, почувствовала, как ветер обдувает мои ноги, и что еще хуже, я ощутила горячее прерывистое дыхание. Когда я посмотрела вниз, то не смогла разглядеть Гидеона. Его голову полностью скрывала моя юбка.

— Боже. Прощу прощения, Гидеон, — сказала я с облегчением от того, что Клэр не видела, как нос ее мужа уткнулся в мою ластовицу.

— Не извиняйся, — хрипло ответил Гидеон. — Забудь. Я могу остаться здесь, если хочешь. Я уже определенно насладился превосходным видом.

Я довольно неграциозно вылезла на крышу и сложила руки на груди, так как в темноте наверху было довольно прохладно и ветрено. Гидеон поднялся секунду спустя.

Я попыталась выговорить что-нибудь умное о дизайне скользкой крыши и о том, как важна возобновляемая энергия, — чтобы как-то замять происшествие с юбкой. Закончилось все тем, что я сказала, что никогда раньше не видела месяц с такого угла обзора. Я также сделала нелепое замечание о дымоходах. И о том, что у всех теперь есть кабельное телевидение. Я знаю, все это было довольно глупо, но, как ни странно, я никогда раньше не была на крыше у Стерджисов и никогда не видела свой дом сверху. Что-то в Гидеоне заставляло меня нервничать.

— Извини, ты, наверное, замерзла? — спросил он, рассказав о гидравлическом устройстве механизма, о том, насколько крепко стекло, и о световом загрязнении, в то время как я старалась не стучать зубами.

Потом он бросил окурок через парапет на Колвилль-крессент.

— Может, мне и не стоило тебя сюда приводить, — сказал он странным голосом.

— Да, я немного замерзла, — ответила я, думая, что на этом мы закончим разговор и спустимся вниз к десерту.

Вместо того Гидеон подошел ко мне почти вплотную.

Я была слишком удивлена, чтобы протестовать. Мне пришло в голову, что сосед собирается сообщить мне новость, которую я не хочу слышать. Что у Клэр рак, что они переезжают в Нью-Йорк, что-то ошеломляющее и заставляющее думать.

Но Гидеон молчал. Он заключил меня в медвежьи объятия и энергично растер мне спину.

— Так лучше? — спросил он.

Я не могла придумать, что сказать. Я онемела от холода и шока.

Но ему не нужен был ответ.

Гидеон подошел еще ближе, а потом совсем близко и обнюхал мое лицо, словно натасканная овчарка в поиске самородка в грязи Пьемонта[40]. Его щетина щекотала мое лицо. Он напомнил мне собак, которых я каждое утро вижу в Гайд-парке. А потом…

Его губы прижались к моим губам, его язык уперся в мои зубы, заставляя меня открыть рот и залезая в него. В то же самое время руки выполняли собственную задачу.

Я бы слукавила, сказав, что все это было совершенно неприятно. Мне хотя бы стало не так холодно. И как любая уважающая себя женщина, стремительно приближающаяся к сорока, я не имела ничего против мужчин (мужчин, женщин, детей, собак, можете сами продолжить список), которые находили меня неотразимо привлекательной.

Поэтому я смирилась с ласками Гидеона на крыше, большей частью потому, что не могла придумать, как вырваться, не показавшись фригидной жеманницей. Я просто не отвечала на его поцелуи. Отчасти потому, что моя голова была занята Саем.

Думаю, в целом даже те несколько секунд были ошибкой, потому что довольно скоро я почувствовала, как нечто большое и твердое прижалось ко мне. Я поняла: нужно действовать.