Моя девочка - Яна Соболь Страница 25

— Ты же сообразительная, Кира. Догадайся сама. А лучше — наклонись.

Дерьмо!

Интересно, сколько у него подобных игрушек заныкано по дому? Или нет, вовсе не интересно. Я в принципе не должна удивляться ничему, исходящему от Фила, но это… Что?! Анальная пробка? Я не уверена, что готова к подобной забаве. Сейчас вот уж точно.

— А может, мы лучше просто попла-а-аваем? — чуть ли не скулю я.

— Нет. В смысле, и поплаваем, конечно. Ну давай же! — настаивает Фил. — Ты же знаешь, я не причиню тебе вреда. Ведь знаешь? Скажи, знаешь?! Знаешь? Отвечай же!

О черт!

— Да! — говорю я быстрее, чем соображаю, к чему приведет мое согласие.

Как в ознобе поджимаю пальцы босых ног, хотя широкие плиты пола очень теплые, они нагреты от палящего солнца.

— Позже ты меня еще и благодарить будешь. А сейчас делай как я велю. Наклонись вперед!

Я закатываю глаза, получая еще один шлепок по заднице, но делаю как он говорит. Опираюсь одной рукой о металлическую ограду, что окружает небольшой сад из ухоженных деревьев и каких-то до одурения пахучих цветов. Разжимаю пальцы другой руки, из которой Фил мягко вытаскивает свою новую игрушку.

— Расслабься, моя девочка.

Растение рядом одобрительно шелестит листочками. Я медленно выдыхаю. «Моя девочка»… Вот так чувствует себя бабочка, подлетающая к огню.

Как же кайфово!

Мне нравится это новое прозвище. Его слова, его голос, его руки на моей спине помогают мне расслабиться. Ветер кажется ласковым, красно-коричневый пол согревает. Пахнет счастьем и волнением, острым, немного тревожным ожиданием нового чуда от нашей близости.

ГЛАВА 19.

Кира

Его рука с секс-игрушкой оказывается прямо перед моим ртом. Серебристый конус совсем рядом с губами, он даже запотевает от моего рваного дыхания.

— Соси, — доносится со спины.

И я послушно обхватываю эту штуку своими губами, посасываю покорно, старательно обмазывая слюной. Фил тянет ее осторожно, и я отпускаю.

— Подыши спокойно и ровно, а затем вдохни поглубже и медленно выдохни.

Я вдыхаю-выдыхаю, набираю полные легкие воздуха — и вздрагиваю, ощущая прикосновение к собственной заднице. Только холод, затем легкое надавливание, когда он вставляет эту чертову пробку в мою заднюю дырочку.

— Ой! — не сдерживаюсь я от новых ощущений растягивания мышц в попе.

Игрушка уже внутри меня.

Организм ничего не понимает, как и я, мышцы ануса автоматически сжимаются, но ровно в том месте, где находится узкая часть ручки.

— Что? — спрашивает Фил.

— Кажется, все…

— Хорошо? Плохо?

— Странно, — выпрямляюсь я, отпуская ограждение, распрямляя сжатые до боли руки. — Нет, не могу сказать, что плохо. Просто незнакомые ощущения.

— Незнакомых ощущений у тебя, Кира, сегодня ожидается очень много! — Фил вновь хлопает меня по попе пару раз, теперь нежно и одобрительно.

Пробка в моей заднице неожиданно вибрирует от его ударов, шевелится, словно поддерживая своего хозяина в его новых развлечениях.

— Не беспокойся, ты приспособишься. А теперь пойдем уже плавать.

Он хватает меня за руку, и мы наконец шагаем к бассейну. Идти с пробкой в заднице и правда непривычно, но не больно и уже не страшно.

На улице все так же жарко, поэтому прохладная вода, в которую мы ныряем, освежает мою кожу. Фил дает мне немного поплавать, а затем подхватывает на руки, прижимает к себе, и меня выносит от его близости в воде. Можно, я тут и кончу, только от его запаха и от его объятий? Но нет, мы плывем в более глубокий конец, находим уступ, и он прижимает меня к нему.

— Расскажи мне что-нибудь о себе.

Его слова застают меня врасплох. Я раскидываю руки в сторону, делая вид, что ищу, за что ухватиться покрепче. Это первый личный вопрос, который он задает обо мне. Я даже не знаю, что сказать.

— Не знаю, есть ли в моей жизни до тебя что-нибудь интересное.

— Позволь мне самому определить, что мне интересно, а что — нет. Давай сначала о доме. Говори уже!

Ну конечно. С ним не особо поспоришь.

— Так… Я выросла в пригороде, недалеко отсюда, всего в нескольких часах езды. Наша семья очень маленькая, только я и мама. Я никогда не знала своего отца, не видела ни одной фотки, и о других родственниках мне ничего не известно, никаких тебе любящих бабушек-дедушек. Мой дом… Три комнаты, и все.

Не хотелось углубляться в историю про папу. Его не было. Была бесконечная вереница все новых и новых пап. А все эти мамины знакомые, как ни странно, с определенного возраста засматривались больше на меня, чем на нее.

В общем, я знаю, что Филиппу интересно.

— Невинность я потеряла быстро, с мужчиной намного старше меня и даже тебя. Может, желание найти настоящего отца, ну, или настоящего мужчину, как я сейчас думаю, сформировало этот мой фетиш «папочки». Тот мужчина погладил меня по голове, подарил шоколадку и попросил ничего не говорить маме. Но та как-то сама догадалась. Про то, что меня можно только ненавидеть, я слышала и раньше, но тогда она меня в первый раз назвала шлюхой. Но я же… я не…

Его губы касаются моих, неожиданно дрожащих. Надо же, а ведь говорила вроде спокойно. Фил спросил, вообще-то, только о доме, а я выложила о себе то, что не говорила никому, даже школьному психологу.

Ага, как же! Совращение малолетних и все такое. Еще бы маме рассказали. А мама… Черт, ну ремнем бы прошлась за длинный язык, и все дела.

— Я больше никому не позволю тебя обидеть. Мне очень нравится этот твой фетиш, моя девочка, — вкрадчиво шепчет Филипп, губами касаясь моего уха, и даже в теплой воде я вся покрываюсь мурашками.

И заканчивает грозно, прикусывая зубами мочку уже ощутимо:

— Если, конечно, он не будет распространяться на всех взрослых мужчин в твоем окружении!

— Мама вот клялась, что в жизни мне удается хорошо лишь одно. Соблазнять взрослых, но… Беда в том… Правда в том, что теперь мне нужен только ты, Фил, — не глядя на него и даже зажмурившись, призналась я.

Конечно же, он молчит. У него-то нет анальной пробки в заднем проходе!

Надо признаться, допрос с пристрастием с затычкой в заднице — штука неплохая. Надо будет посоветовать подобный метод нашим спецслужбам, срабатывает на раз. Не захочешь, а признаешься во всем.

Плохо только, что мой голос вновь отвратительно дрогнул. Нужна ли ему эта правда? О том, что его фетиш — молодые девчонки, я уже поняла. Ощутила когда-то его всей своей кожей.