Осколки наших грез - Кэрри Прай Страница 25

Я пошатнулась, точно от пощёчины. Из его уст это звучало максимально гадко, хуже, чем бездушная речь немецкого фашиста.

– Твой поводок стоил мне слишком дорого, – добавил он, перед тем как уйти. – Не доводи до решения сделать его удавкой.

Мерзкий ублюдок.

К дому я подходила свободная, хорошенько прожевав сказанное и сделавшая определённые выводы. Платон решил, что смог сломить меня, но данная новость была лишь крохотным дополнением в глубокой шкатулке разочарований.

Альберт никогда не относился ко мне по-отцовски, скорее как к бракованной безделушке. И наверняка был рад получить прибыль за некачественный товар. Но о чём он только думал? Вероятность влюбиться в одного из Сотниковых была крайне мала, но она была. Хуже того, он заочно продал мои чувства.

Пусть горит в аду…

Силой толкнув дверь и запульнув обовью в стену, я дерзко ворвалась в гостиную, где завтракали подлые аристократы. Елена и Альберт – две лицемерные личности с пушистой фамилией и дырявой душой.

Заметив меня, отец выронил авокадо и нахмурился.

– Где ты была?! – кинул он в привычной, командирской манере. – Почему ты так одета?! Твоё счастье, если этот срам не увидели соседи!

– Ты ругаешь меня, папа? – притворным голоском пропела я. – Твоя дочь уже слишком большая, тебе следует лучше стараться.

Усевшись за мраморный стол, я закинула босые ноги на столешницу, нарочно задев салатницу. От таких резких манипуляций пальто распахнулось, рассекретив кружевное бельё и прелести женского тела.

Глаза Альберта поползли на лоб. Я хохотнула.

– Если ты провинилась, то необязательно усугублять ситуацию, – удивительно спокойным тоном сказала мать, прикрыв мою наготу полотенцем. Её лицо было каменным. – Как прошёл твой вечер, дорогая? Мы страшно переживали.

– Ничего особенного, – отмахнулась я, не сводя глаз с Альберта. – Матвей бросил меня, после того, как подло воспользовался. Я расстроилась. Я напилась. И решила отомстить ему, переспав с кудряшкой Назаром…

Лебедев подорвался с места, одним махом свалив посуду на пол. Гору осколков принялась убирать мать, так равнодушно, словно ничего не произошло.

– Закрой свой рот! Как ты только могла?!

– Что именно? – демонстративно удивилась я. – Отдаться парню? Или тебе волнует только парень, которому я отдалась? Выкладывай, меньше всего я хочу насолить своему любимому папочке и разрушить его планы. Подскажешь, с кем мне можно крутить роман, кого любить и с кем трахаться?

Морщины на лбу мужчины разгладились. Он был взбешён и в то же время потерян, потому что почувствовал угрозу.

– Что такое, папа? Ты думал, что я не узнаю? Ох, тебе не стоит переживать. Я не лягу под альянс Сотниковых. Ты и без того остался в минусе.

На его щетине скапливался пот, так яро Лебедев дышал.

– Что ты несёшь? – едва слышно проговорил от, проглатывая шок.

Мне наскучила моя позиция. Пройдя к холодильнику, я осушила пакет холодного молока, а после широко улыбнулась.

– Не притворяйся, что это сделка была первичной. Ты продал меня не раз. Но если сейчас я похожу на кусок мяса, непотребный и испорченный, то что сделала тебе одиннадцатилетняя девочка? Расскажи, папа. Я хочу знать, как я провинилась.

Мать впервые напряглась. Замерев с осколком керамики, она обратилась ко мне. Безупречное лицо взяла дрожь.

– Дорогая? – выдавила она. – О чём ты говоришь?

– Да не слушай ты её! – взорвался отец. – Разве ты не видишь? Она не в себе! Убирайся в свою комнату, Снежана! Концерт окончен!

В этот момент во мне взорвалась бомба из адреналина, ненависти и презрения. На меня смотрела пара глаз, лишённых всякого сочувствия и понимания. На секунду я пожалела, что не могу взять брата за руку. Пожалела, что появилась на свет.

– Тогда ты заплатил Платону, так? – с болью прошептала я. – Он приставал ко мне. Ты знал об этом, но сделал вид, что ничего не произошло. Твою маленькую дочь лапал грязный мужик, а ты предательски закрыл глаза. Вывод напрашивается сам: ты – редкий циник и эгоист – стал слепым, потому что получил плату за недуг.

Елена охнула, прикрыв рот рукой. По мраморной коже скатилась слеза.

– Какая же ты дура! – взревел отец, приказав помощникам вывести меня на улицу. – Ты обезумела и несёшь полнейшую чушь!

Меня подхватили сильные руки, как блохастого щенка, потерявшего последний приют. А я продолжала кричать, ибо больше не могла нести это бремя.

– Урод! Нелюдь! Как бы ты жил, если бы он воспользовался мной?! Как тебе спалось все эти годы?! Ты отправишься к чертям! Теперь ты будешь жить по моей указке, иначе об этом узнают все! Я ненавижу тебя! Чтоб ты сдох!

Сильный охранник вытолкал меня во двор, при этом искренне извинившись. Я не держала на него зла, зато держала связку ключей, украденную со стола. Теперь в моём распоряжении была наполированная иномарка, которую я намеревалась разбудить. И видит Бог, отец не стал бы противиться. Только не сейчас.

Уже через несколько минут я насильно сдерживала слёзы и настойчиво выжимала педаль газа, пусть совершенно не умела водить. Вместе со скоростью тлела душа и чувство самосохранения. Я ощущала себя свободной в собственной клетке.

Здесь меня на достанут. Здесь меня не обидят.

В кармане завибрировал мобильник, или то, что от него осталось. Ответив на звонок, я узнала ласковый и одновременно встревоженный голос Александры.

– Скажи мне, что это не ты была за рулём иномарки, – с надеждой проговорила она. – Снежана, твоя езда была слишком опасной.

– Всё в порядке, – надрывно посмеялась я. – Мне нужно проветриться. Не беспокойтесь, уже через час я буду дома – спать в кровати и мечтать о ваших оладьях.

Повисла недолгая пауза. Тревожная.

– Нельзя доверять эмоциям, детка. Вернись сейчас. Я сделаю чай, мы поговорим, а ты расскажем мне всё, что происходит в твоей душе.

Я закрыла глаза. Тепло от понимания, что я кому-то небезразлична, легло пушистым котёнком на сердце. Но по натуре своей я не могла поделиться этой болью. Мне было проще закопать это в себе, чем заразить кого-то ещё.

– Спасибо вам. Спасибо за всё.

– Детка…

Я сбросила вызов и выкинула телефон в окно. Сейчас хотелось именно так: обесценить