Непокорный (ЛП) - Солсбери Дж. Б. Страница 25

Кингстон называет ему свое имя, и нам выдают похожие респираторы.

— Ладно, теперь я нервничаю. — Я изучаю маску в своих руках.

— Это будет весело. — Кингстон надевает респиратор на голову, а затем помогает мне надеть мой. — Пойдем.

Охранник в маске поднимает палец, показывая, что мы должны вести себя тихо, а затем открывает дверь во внутреннюю комнату.

Кингстон хватает меня за руку и ведет в огромное помещение.

Внутри нет ни звука, кроме случайного шипения того, что, как я узнала, является аэрозольной краской. Вдоль всех стен висят увеличенные версии известных картин — «Поцелуй», «Звездная ночь», «Девушка с жемчужной серьгой» — все узнаваемые произведения. Но выставленные классические картины не являются целью выставки. Вместо того чтобы гости стояли перед работами в тихом восхищении, зрителям предлагается взять банку с краской и оставить свои реакции на стене.

Мы подходим к первой картине Мондрайна «Композиция с красным, синим и жёлтым». Кингстон протягивает мне баллончик с краской и кивает, чтобы я распылила свой ответ. Между словами «скучно» и «просто» с все еще невысохшей краской я пишу «баланс». Передаю баллончик Кингстону, который отмахивается от меня и кивает, чтобы мы переходили к следующей. С каждой новой картиной я оставляю отклик, а он стоит в стороне и наблюдает. Парень отказывается от баллончика каждый раз, когда я предлагаю, поэтому в какой-то момент просто перестаю предлагать. Маски мешают нам общаться с помощью речи, но то, как Кингстон смотрит на меня, заставляет меня почувствовать, что мы говорим на языке, который выходит за рамки произносимых слов. Тишина создает интимность, а маски — ощущение анонимности, и Кингстон наблюдает за моей реакцией на каждую картину, как будто заглядывает мне в душу.

Последняя картина — классическая картина Эдварда Дега «Репетиция балета на сцене», на которой изображено множество молодых балерин, на которых смотрят мужчины в костюмах, откинувшиеся на спинки стульев.

Кингстон вкладывает мне в руку баллончик и кивает на изображение размером двадцать на сорок футов на стене. Слова «невинность», «отчаяние» и «извращенцы» написаны аэрозолем на стене, и краска стекает, словно кровь.

Он кивает мне, чтобы я приступала. А я смотрю на изображение, на красивых молодых девушек на пуантах, выставленных на показ. Зная историю, стоящую за этой картиной, что молодые девушки были бедными детьми, которых использовали в качестве проституток для богатых пожилых мужчин, я встряхиваю свой баллончик и распыляю слово «выживание».

Кингстон удивляет меня, когда хватает мой баллончик. Он подходит вплотную к картине, его рука движется быстрыми, решительными движениями. Когда парень отступает, то показывает дополнение к картине. Балерина в прыжке в шпагате, скользящая по воздуху, над всем этим, как будто мир внизу не может коснуться ее. Изображение грубое, краска стекает по стене, но послание ее свободы трудно игнорировать. Я тянусь к его руке и крепко держу. Мы стоим перед этой картиной дольше, чем перед любой другой. Наблюдаем, как незнакомцы рисуют слова «изящество», «неподвластно времени» и «невинность».

Кингстон сжимает мою руку и без слов спрашивает, закончила ли я здесь.

Я киваю, и мы выходим в комнату, где сбрасываем маски и присоединяемся к паре десятков других людей с испачканными краской пальцами, пьющих пиво, вино и безалкогольные напитки из банок.

— Это было так весело. — Я беру банку из чана со льдом. — Почему ты не участвовал?

— Мне было веселее наблюдать за тобой. — Он делает большой глоток своего пива. — Но я должен тебе замену этой рубашки.

Я смотрю вниз на несколько пятен краски, оставшихся на моей рубашке.

— Ты шутишь? Это как бесплатный сувенир.

— Кингстон! — Высокий мужчина с коротким ирокезом и татуировками на шее проталкивается сквозь группу людей и обнимает Кингстона за шею. — Ты чертов ублюдок, не думал, что ты появишься. — Взгляд мужчины скользит по мне, и золотой зуб блеснул на свету, когда он ухмыльнулся. — Я должен поблагодарить тебя за то, что уговорила его прийти?

Я наблюдаю, как его взгляд останавливается на моей покрытой шрамами щеке, и отворачиваю лицо.

— Николай, это Габриэлла. — Кингстон не сводит с меня глаз. — Это Нико. Это его шоу.

Мужчина протягивает руку, которая покрыта краской, в том числе и под ногтями.

— Приятно познакомиться с тобой, Габриэлла. Понравился такой опыт? — Он наклоняется ко мне. — Если ответ отрицательный, солги мне.

— Очень понравилось, спасибо. Это было так освобождающе. Не могу передать, как сильно мне хотелось взять фломастер в Метрополитен-музей.

— Вот именно. — Его улыбка становится шире. — Ты поняла. — Он наклоняется к Кингстону. — Она сокровище.

Мое лицо пылает.

Глаза Николая загораются.

— Вы, ребята, должны прийти на афтепати.

— Это зависит от Габриэллы, — говорит Кингстон.

— Да, звучит весело.

— Нико, поторопись! — зовет кто-то у него за спиной.

— Мне пора. — Он поворачивается, чтобы уйти. — Вечеринка в «Темпт». VIP. Я внесу тебя в список, — бросает он через плечо, уходя.

— Уверена, что хочешь пойти? — говорит Кингстон с вызовом в глазах.

— Черт возьми, да.

Он ведет меня сквозь толпу людей к выходу.

И внезапно меня поражает. По правде говоря, я думаю, что последовала бы за Кингстоном куда угодно.

ГЛАВА 15

Кингстон

Клуб находится недалеко от склада. Когда подъезжаем к VIP-стоянке, я задаюсь вопросом, не было ли ошибкой привести сюда Габриэллу.

Она фиксирует широко раскрытые глаза на очереди людей, ожидающих входа, большинство из которых одеты в какую-то комбинацию латекса и синтетики. Я веду ее за руку до VIP-входа, благодарный за множество оправданий, которые у меня были, чтобы прикоснуться к ней сегодня вечером.

Нас впускают внутрь и говорят, что афтепати проходит наверху. Габриэлла замирает на верхней ступеньке, и я прослеживаю ее взгляд до ряда шестов, на каждом из которых стоит почти обнаженная танцовщица.

Я встаю перед ней, чтобы закрыть ей вид на обнаженных женщин и мужчин в стрингах.

— Мы не обязаны оставаться. Если ты хочешь уйти…

— Ни за что. — Она отклоняется от меня, чтобы лучше видеть. — Я бы ни за что не пропустила это. — Девушка заинтриговано улыбается. — Пойдем, посидим в баре.

Мы забираемся на барные стулья перед танцорами. Габриэлла кажется очарованной — они кажутся невесомыми, пока вращаются и скользят по прутьям. Я заказываю ей мартини, а себе содовую.

— О, вау. — Она часто моргает и отворачивается от шестов. — Я почти уверена, что только что видела задницу этого человека. — Девушка медленно оглядывается через плечо и съеживается. — Да, это задница.

Я смеюсь в свой стакан и сижу спиной к танцующим. Зал взрывается радостными возгласами, когда входит Николай со своей свитой.

— Он кажется хорошим парнем, — говорит она, пока мы оба наблюдаем, как он получает объятия и рукопожатия. — Как вы двое познакомились?

Правда в том, что я встречался с его бывшей девушкой. Она привела меня на одно из его шоу — полагаю, чтобы заставить его ревновать, — но тот показался мне гораздо интереснее, чем она. Мы перестали встречаться, и с тех пор мы с Нико друзья.

— На одном из его шоу.

— Он гей?

Я стискиваю зубы, ненавидя то, что мне приходится продолжать эту глупую игру.

— Нет.

— Плохо. — Девушка потягивает свой мартини, держа бокал испачканными краской руками и размазывая красную краску по подбородку. — Вы, ребята, были бы красивой парой.

Черт.

— О, а что насчет него…

— Хочешь потанцевать?

Девушка шокировано посмотрела на меня.

— Я еще не настолько пьяна, чтобы танцевать с тобой.

Я подзываю бармена и заказываю ей еще один мартини.