Татьяна Батенёва - Золотая ловушка Страница 25

— Не знаю таких исторических фактов, — покрутил седой головой Петрович. — На купания в ваннах знать японская сюда приплывала, вроде даже в годы войны сам император Хирохито, это известно. Кстати, именно ранней осенью, когда море более или менее спокойно. Лечились тут, отдыхали. Вроде курорта у них тут было. И то, думаю, с Хоккайдо, не дальше. Из Токио далековато ехать.

— Нет, тут бывал принц Хироясу, — внезапно подал голос Берг. — Мне рассказывали в Японии, что он тут лечил своего сына, который тяжело болел. И мальчик поправился. — Берг вдруг охрип, словно у него была ангина.

— Ты что, Андреас, не простудился? — повернулась к нему Маша.

Он сидел, напряженно подавшись вперед, неотрывно глядел в костер.

— Что? — вздрогнул Берг. — Нет-нет, Мария. Немного устал, это ничего.

— Про принца Хироясу не читал, не знаю, — снял котелок с костра Петрович. — А ванны действительно целебные, это точно. Сам спину лечу там, когда радикулит скрутит. Это и есть самый настоящий клад. Только добираться далеко и неудобно — а то бы можно такой курорт отгрохать! Садитесь ближе, будем ужинать.

В ночном густо-синем небе переливались крупные махровые звезды, похожие на осенние астры. Одна заглядывала в дырочку палатки прямо над Машей, подмигивала по-свойски. Под своим индивидуальным навесиком из серебристой пленки у куста кедрача давно затих Петрович — по-солдатски лег на бок и тут же заснул. А Берг все ворочался, вздыхал. Маша улыбалась в темноту, вспоминала школьный роман, который начался в девятом классе вот так же, в походе.

Миша был полукровкой, темные кудри и крупные сливовые глаза получил от матери-армянки. Тогда ей казалось, что он самый красивый мальчик во всей школе, нет, во всем мире. Миша так же лежал в спальнике рядом, боялся пошевелиться. А у нее сердце колотилось так, что, казалось, слышно на всю палатку. Потом он осторожно дотянулся к ней и ко ротко поцеловал сухими губами в щеку. Маша дернулась, их губы встретились, дыхание остановилось…

— Мария! — шепотом позвал Берг.

— Я сплю, спокойной ночи, — раздельно вполголоса произнесла Маша сквозь улыбку.

— Да-да, прошу прощения, спокойной ночи, — сник Берг.

— Ну что тебе, бессонный ты мой! — Маша повернулась в его сторону. — Говори!

— Мария, я хотел напоминать, что жду твоего ответа.

— Прямо сейчас? Может, все-таки потерпим до утра? — едва не захихикала Маша. Ей казалось, она и в темноте видит выражение лица Берга — детскую смесь упрямства и стеснительности.

— Да-да, конечно, до утра! — обрадовался Берг, поняв ее по-своему. — Конечно, потерпим до утра! Спокойной ночи! — Но долго еще ворочался и вздыхал, мешая Маше уснуть.

Утром она проснулась в палатке одна. Откинула полог, выглянула наружу. Все было залито густым молочным туманом, не видно было даже кострища. Она выбралась из спальника, надела брюки и куртку, постояла у палатки. Туман колыхался плотными слоями, сквозь него не доносилось ни звука. Маша покричала: «Петро-вич! Андре-ас!», но голос тонул, словно в вате. Никто не отозвался.

Холодный туман заползал за воротник куртки, в рукава. Стало страшно. Вдруг снизу, из распадка, донесся какой-то треск, и к палатке вышел Петрович, волоча за собой огромную валежину.

— О, проснулась, сейчас костер разведу, чаю вскипятим! — бодро проговорил он. — Андрюха встал?

— Это я у вас хотела спросить, — испугалась Маша. — В палатке его нет.

— Как нет? Я уходил с полчаса назад, вы оба спали как сурки, — встревожился Петрович.

— Это я как сурок, а его нет, и спальник скатан, — пригорюнилась Маша. — Куда он делся?

— Да ладно, куда ему деться? — уверенно проговорил Петрович, разжигая припасенную с вечера бересту и раздувая хилый огонек под хворостом. — Отошел по нужде…

— И заблудился в тумане! — не выдержала Маша. — Он же городской, да еще немец, в тайге не ориентируется — где у них там тайга? Господи, а если заблудился? Что мы делать будем?

— Да погоди паниковать. — Петрович повесил на перекладину котелок с водой, крепко потер руки. — Туман поднимется минут через двадцать, сообразит, поди, где верх, а где низ.

Маша села на пенек, сжала ладони в коленях. Потом решила все же спуститься к ручью умыться. Вернулась, но Андреаса по-прежнему не было.

Туман действительно стал редеть, превращаясь в полупрозрачную кисею, и наконец сквозь него пробилось солнце. В лесу сразу запели птицы, роса заискрилась на каждой травке. И тут снизу из распадка послышалось бодрое пение на немецком — какой-то оперный хит.

— Вон он, твой Андреас, куда он денется, — ухмыльнулся Петрович, снимая кипящий котелок и засыпая в него щедрую жменю чаю.

— Ты что, с ума сошел, ты где пропадал! — с отчаянием закричала Маша, сбегая по тропинке. — Разве так можно? Это же тайга! Мало тебе фумаролы?

По пояс голый Берг, с накинутым на плечи полотенцем, с мокрыми, прилизанными волосами и с парой здоровенных палок в здоровенных руках, поднимался ей навстречу, в недоумении остановился.

— Мария, я плавал, там есть, как это? Заводь, да? — Он растерянно пожал толстыми плечами. — Я думал, ты еще спишь, есть время…

— Не делай так больше! — Маша подбежала, стукнула кулачком по плечу — показалось, что по дереву, — и затрясла пальцами от боли. — Здесь тайга!

Берг перехватил ее руку и вдруг наклонился и поцеловал. Маша залилась краской, разозлилась на себя за это, отдернула ладонь. Петрович дипломатично отвернулся, расставляя кружки, раскладывая на клеенке сухари и сахар.

— Прошу к столу! — театрально развел он руками.

Им предстояло перевалить еще через один хребет, чтобы выйти на берег в нужном месте. Пока шли распадком, солнце доставало и сквозь поредевшую листву. Мошка вилась у вспотевших лиц, от пряных запахов кружилась голова. На вершине в лицо подул холодный ветер. Далеко внизу кружили чайки, был слышен ровный гул прибоя.

— Сейчас спустимся, а там полчаса — и на месте, — довольно подытожил проводник.

Но спуск неожиданно оказался сложным. Местами крутая тропа шла вниз чуть не под девяносто градусов, приходилось цепляться за кусты и лианы. Кое-где склон пересекали осыпи, по которым приходилось сползать на пятой точке, едва выдерживая направление. Потом они сменялись голыми каменными уступами, у Маши замирало сердце, когда нога соскальзывала с камня, а руки судорожно искали опору. И всегда рядом оказывался Берг, который умудрялся то поймать ее за лямку рюкзака, то довольно бесцеремонно подхватить снизу.

Будь ситуация другой, Маша нашла бы что сказать, но тут было не до выяснения отношений. Наконец они спустились на широкое каменное плато, которое состояло из слоистых серых плит, наползавших друг на друга. До воды оставалось метра три, и сюда уже доносило соленую водяную пыль от бьющихся внизу темно-синих волн.

— Тут уже совсем рядом, — отдышавшись, сказал Петрович. — Пошли без привала, дойдем, там отдохнем. — И он первым двинулся вдоль скалистой красно-коричневой стены, словно сложенной из кусочков-пазлов.

Маша прыгала с плиты на плиту, Берг держался чуть сзади. «Это он чтоб меня подстраховать, — догадалась Маша. Она не знала, радоваться такому вниманию или возмутиться из лишней опекой. — Ладно, — решила она, — потом поговорю, чтобы умерил свой пыл. В конце концов, это я его сопровождаю, а не он меня».

Петрович привел их в небольшую бухту. Здесь было значительно теплее. На пологом склоне росли деревья, обвитые лианами, кусты шиповника стлались по земле, на них рдели крупные ягоды. Каменная плита под ногами стала ровнее, словно обработанная человеческими руками. У крутого склона сопки плиты уступами спускались к морю, и на каждом уступе была выдолблена в камне прямоугольная яма, наполненная водой. Над некоторыми поднимался легкий пар, другие слегка бурлили, словно внизу работал маленький кипятильник, но пара не было.

— Ну вот вам и Императорские ванны, — проговорил Петрович, стаскивая рюкзак. — Здесь в каждой своя температура воды. А самые интересные — прямо в морской воде. Там со дна горячий источник бьет, с морской водой перемешивается. Температуру можно выбрать по себе. Вон там, между камнями. — Он показал на огромные валуны, о которые тихо плескались волны. — Ну, вы купайтесь. А я местечко подыщу для палатки, пока светло.

Маша тоже освободилась от рюкзака, потрогала воду в одной из ванн — градусов тридцать пять, не больше. Она нерешительно посмотрела на Берга.

— Мария, ты купайся, а я помогу Петрович, — поспешно предложил он.

— Ну уж нет, — запротестовала Маша. — Ты никуда не ходи, отвернись только. Я влезу в воду, зажмурюсь — потом ты.

Она походила от ванны к ванне, потрогала воду: она была разной температуры, но везде очень мягкая. Но решила начать все-таки с моря. Быстро разделась — Берг послушно отвернулся — и спустилась к прибою. Брезгливо поджимая пальцы, перешла вал темных подсохших водорослей — так и казалось, что в них спрятались неведомые морские гады, — и вошла в холодную воду. Под прохладным ветерком тело покрылось мурашками, но Маша пошла вперед, изображая картину под названием «Смелые русские девушки не боятся холода».