Наталья Нестерова - Кошки-мышки Страница 26

Чего убирать? В ее квартире всегда музейные порядок и чистота.

— У тебя Саша? Не помешает, хотя лучше отправь его прогуляться. Майка, я голодна как тысяча китайцев. Зажарь мне барана целиком, ладно? У тебя, конечно, припасен… Баран! Козел! — заорала я на водителя, который грубо подрезал меня. — Майка, давай организуем общество по кастрации тех, кто хамит на дорогах. Чтобы не размножались.

— Всех не перекастрируешь, — торопливо сказала Майка. — И население сильно уменьшится. Жду! Пока!

Вместо двадцати минут, из-за пробок, добиралась час. Но ужин у Майки почему-то не был готов. В духовке шкворчало мясо, на плите булькала картошка, Майка орудовала ножом, шинкуя овощи на салат.

— Лидочка, потерпи, десять минут — и садимся за стол.

— Долго возишься. Коэффициент шустрости понизился? Майка, возьму твою бордовую шаль напонос?

Мы так в юности говорили: дай сумочку (туфли, браслет и т. д.) напонос, то есть поносить.

Я направилась к шкафу, в котором Майка хранит одежду. Подруга неожиданно бросилась следом. Опередила меня, почти оттолкнула, прижалась спиной к дверцам.

Размахивая рукой с ножом, затараторила:

— Не надо! Нельзя! Не открывай! Сама тебе потом достану.

— Майка, осторожно! Ты отхватишь себе ухо или мне нос. Опусти нож. Что у тебя там? Все скелеты в твоих шкафах я знаю по косточкам.

— Там другое… особенное… тебе лучше не видеть.

Майя краснела по любым поводам и выразительно: сначала появлялись два розовых пятнышка на щеках, потом они растекались, багровели, заливали лицо и шею. Краска могла уйти с ее физиономии так же быстро, как появилась. И только румянец оставался, который Майку очень красил. Недаром у русских красавиц обязательная характеристика внешности — румянец.

Бывало, приходила моя подруга домой, и я угадывала:

— В подъезде целовалась. Щечки пышут. Нет? К тебе снова приставали в транспорте подростки или молодящиеся дядечки. Майка, ты сокрушительно действуешь на мужских особей от пятнадцати до восемнадцати и от сорока до семидесяти. Но если в пенсионном возрасте он щупает девиц в метро, то следует признать особенности протекания старческого слабоумия. Мозг усыхает, а мошонка бурлит. Что касается подростков…

— Мне просто очень хотелось в туалет. А с крыш течет, журчит. Я боялась оскандалиться, не под кустом же садиться. Пусти, не стой на дороге! Добежала, а ты с версиями…

Справившись, Майка говорила:

— За мной мама так не смотрела, как ты. Контролируешь каждый вздох.

— Скромная плата за постой, оплаченный твоим батюшкой, и хорошее питание, которое ты мне обеспечиваешь.

Нужно признать: мой присмотр за Майкой не удался. Ее замужества тому свидетельства. У меня, понятно, есть эгоистическое оправдание: сама в кипении страстей пребывала, когда Майка с кем попало снюхивалась. С другой стороны, могла бы оторваться от Макса и внимательно рассмотреть Владостасов, плеснуть на них кислотой, чтобы в осадок выпали. А теперь данность: настрогали Майке детей, от биологических папаш никуда не денешься. Хотя детишки получились замечательные. Крестников, Игорька и Веронику, я люблю как своих собственных.

Несколько секунд мы стояли друг против друга у шкафа: пунцовеющая Майка и я, обескураженная от вида подруги с ножом, охраняющей дурацкий шкаф.

— Там новогодние подарки! — наконец я нашла объяснение странному поведению подруги. — Мне подарок?

— В том числе, — ответила Майя.

И краснота, только растекшаяся по ее щекам и шее, стала сходить.

— Не женщина, — очередной раз я восхитилась метаморфозам Майкиного лица, — а лакмусовая бумажка. Тебя можно использовать вместо детектора лжи. Майка, что ты мне приготовила? Скажи! А я намекну про свой подарок.

Мы ежегодно портили друг другу новогодние сюрпризы. Детская неудержимость: если знаешь, в каком ящичке стола покоится подарок, то разве удержишься ящичек не выдвинуть?

У Майки тоже был свой список людей, которых следует поздравить. Но, в отличие от моего предновогоднего табеля о рангах, у Майки, кроме коллег по работе и соседей, фигурировали мелкие сошки. Как-то: дворник-таджик, потому что в снегопад или гололедицу первым делом чистит ступени подъезда, чтобы народ не падал; продавщица из ближайшего продуктового магазина, которую муж бьет, и она регулярно с фингалом то под левым, то под правым глазом; юная прыщавая операционистка по коммунальным платежам в банке — ее, мол, юноши не любят; врачи, жэковские диспетчеры и слесари, уборщица подъезда… И еще длинный перечень малознакомых и по сути бесполезных личностей. Ведь Майка, покупавшая два мешка дешевых сувениров, никакой корысти, одаривая кого попало, не извлекала.

Когда я впервые прошлась по ее списку, Майка пояснила, кто стоит за сокращениями: «дв. Са-д» (дворник Саид), «сб. дев. пр.» (сбербанк, девушка прыщавая), «м. контр. язв.» (контролерша в метро, страдающая язвой)…

— Зачем они тебе сдались? — спросила я. — Какой от них прок?

— Никакого, — пожала плечами Майка. — Просто им будет приятно.

— И что такое «Д. д»? Три тысячи рублей?

Против других сокращений значились суммы от сорока до ста рублей.

— Детский дом, — пояснила Майка. — Покупаю игрушки сиротам.

И посмотрела на меня робко-выжидательно.

— Участвую, — ответила я на немой вопрос. — Сколько?

— Сколько не жалко.

— Прекрати! Так спрашивать нечестно. Жалко на сирот много не бывает. Конкретно?

— Пятьсот долларов? — пробормотала Майка.

— Тысяча. Бери.

Так, с помощью подруги несколько лет участвую в благотворительности. Очень удобно: деньги отдала и никаких хлопот. Майка носится по рынкам, закупает игрушки, а я чувствую себя щедрой дарительницей.

Мы обе понимаем, что брошенным детям нужны не плюшевые зайцы и куклы, а внимание, то есть наше время. Мое время расписано по минутам. А Майка, лишенная собственных детей, пыталась в детдоме после работы вечерами с детишками возиться. Но директор попросила Майку не приходить. Вместо того чтобы играть в казаки-разбойники или в дочки-матери, Майка рыдала, глядя на брошенных детей. Они подхватывали — и стоял всеобщий рев. Директор детдома сказала, что для занятий с их детьми требуется воля: отбросить сантименты и вести себя так, словно это обычные малыши. Воли у Майки отродясь не было, а сантиментов выше крыши.

— Скажи, — канючила я, — намекни, что ты мне приготовила?

— Не проси. В этом году — без подсказок.

— Хочешь, про свой подарок расскажу? Это требуется каждой женщине, но не каждая может себе позволить столь дорогое.