Простые слова (СИ) - Гордеева Алиса Страница 26

— Нана. — На губах расцветает улыбка, а на душе становится светло, несмотря на темень вокруг.

— Ты чего завис? — Пихает меня острым локотком в бок.

— Нана — это от Марьяны? — уточняю, окрылённый надеждой.

— Нет! — вскрикивает слишком резко. — И вообще, мы же договорились: никаких имён.

— Ладно, — выдыхаю, а сам подбираюсь к правде с другой стороны. — Какая ты, Нана? Опиши себя!

— Фу, как банально! — И снова тупи́к. Хотя… — Попробуй ты меня описать, Ураган!

— Я же тебя не видел! — беспечно вру, пробуждая в памяти образ семилетней девчонки.

— В этом и интерес. Ты расскажешь обо мне, а я о тебе! Победит тот, кто больше угадает!

— И какая награда ждёт победителя?

— Желание! Но, — спохватывается на ходу, — приличное! Никаких пробежек голышом, уяснил?

— Ладно. Ты первая!

— Слабак! — усмехается Нана и снова копошится рядом. Но не успеваю раскрыть рта, как ощущаю лёгкие прикосновения тонких пальцев к своему лицу.

— Ты что делаешь? — испуганно выдыхаю.

— Составляю твой портрет! — отвечает, как ни в чём не бывало, а сама пропускает сквозь пальцы непослушные пряди моих коротких волос. — Не переживай, ты потом сможешь воспользоваться моим запатентованным методом.

И пока я теряюсь в незнакомых доселе ощущениях, Нана настырно продолжает изучать меня, вкрадчиво окутывая теплом своих пальцев каждый миллиметр кожи. Её медлительная нежность сродни пытке! Нана точно издеваясь, неспешно проводит подушечкой пальца по моему носу и спускается к губам, игриво обрисовывая их контур. Тыльной стороной ладони скользит по щеке и, слегка царапая кожу ноготками, тормошит мои уши. А затем, пуская по телу табун бешеных мурашек, кончиками пальцев выводит замысловатые узоры на моей шее. Я невольно прикрываю глаза, а после внезапно вздрагиваю, когда второй рукой Нана проводит по моему плечу.

— Довольно! — Вскакиваю на ноги, бесцеремонно скидывая с себя руки девчонки. — Твоё время вышло!

Голос хрипит, а дыхание сорвано, как после двухчасовой тренировки. Позабыв про крыс, я делаю шаг назад и с грохотом падаю, запнувшись то ли о ведро, то ли о какой-то контейнер.

— Ты там живой? — Смеётся от души мелкая ведьма и давит на больную мозоль: — Поднимайся скорее, а то крысы загрызут!

— Вот поэтому у тебя и нет друзей! Ты же самая настоящая язва! — бросаю в сердцах и в панике поднимаюсь.

Нана молчит. Перестаёт смеяться. А я с силой стискиваю зубы, коря себя за несдержанность.

— Ты красивый. — Внезапно начинает моё описание Нана. Вот только в её голосе больше нет былой лёгкости, да и слова вылетают будто сквозь слёзы. — У тебя волевой подбородок. Такие бывают у великих людей. И ты многого добьёшься, вот увидишь! Если, конечно, перестанешь всего бояться. У тебя жёсткие непослушные волосы, такие же, как и ты сам. Наверно, они русые, ближе в светлому. А глаза голубые и очень добрые. А ещё, мне кажется, твой нос усыпан веснушками. Я угадала?

Нет! Она промахнулась на все сто! Но мне становится так стыдно за свои недавние слова, что я соглашаюсь. Бубню «прости» и снова сажусь рядом.

— Моя очередь, — своим плечом задеваю её. Странное дело: сидеть на полу рядом с Наной совсем нестрашно. Я мгновенно забываю про крыс, а темнота из пугающей становится скорее манящей.

— Ты невысокая, да и вообще, мелкая и худая. У тебя волосы цвета молочной ириски. Они мягкие, длинные и пахнут яблоками, а ещё немного вьются на самых кончиках. Только ты часто прячешь их в нелепых пучках на макушке, перетягивая резинками.

Воскрешаю в памяти образ пятилетней давности. Мне не нужно касаться Наны и ничего выдумывать. Какая она — я знаю, помню, как будто видел только вчера.

— Твои глаза ярко-карие, с оттенком бельгийского шоколада. Большие и выразительные. А ещё у тебя маленький вздёрнутый нос! Ты часто его задираешь кверху, чтобы казаться сильной и смелой, отважной и гордой. За этой бронёй ты прячешь от мира свои слёзы, боишься показаться слабой, стесняешься быть собой. Поэтому никого не подпускаешь близко. Я прав?

— Нет, — вскрикивает испуганно, предчувствуя поражение, а потом врёт: — Я совсем другая. Да, невысокая и тощая, но волосы у меня почти чёрные, а глаза серые. Я не задираю нос и не прячу никаких слёз. Я не плакса! Всё мимо, Ураган!

— Значит, эту битву ты выиграла! С меня желание!

Нана соглашается и проваливается с головой в собственные мысли. Наверно, думает, что загадать. В каморке снова воцаряется тишина, нарушаемая лишь нашим дыханием. Мы всё так же сидим рядом, возле двери, едва касаясь плечами друг друга, и терпеливо ждём спасения. Теряемся во времени, не замечая минут, проносящихся со скоростью света. И даже не знаем, ищут ли нас или просто забыли. Каждый шорох в этом проклятом чулане будоражит фантазию, отсылая к фильмам ужасов, и напоминает о крысах. Я снова и снова завидую смелости Наны и её выдержке, ощущая себя слабым и трусливым. Мне необходим её тонкий голос, смех, колючие фразы. Глупо, но она мой свет в этой кромешной темноте!

— В свой десятый день рождения я просидела в тесной кладовке всю ночь, — Нана как чувствует, что нужна мне, и начинает говорить. — В разгар праздника меня заперла в ней подруга, которой я верила, как себе.

— Случайно заперла?

— Наивный!

— И что никто не заметил твоей пропажи? Родители? Другие гости? — То, о чём рассказывает Нана, не укладывается в голове.

— Мама устроила мне пижамную вечеринку с ночёвкой. Все подумали, что я просто ушла спать, и продолжили веселиться. Это к вопросу, почему у меня нет друзей. А откуда у тебя страх крыс?

— Не страх, — Мотаю головой. — Просто неприятие. Мерзкие животные, да ещё и заразу всякую разносят.

— Есть такое!

Нана вытягивает ноги, а головой наваливается на моё плечо.

— Прости мне мои слова про друзей, — Мне до сих пор совестно, что ляпнул сгоряча ерунду.

— Проехали.

— Я обещаю тебя не предавать. Друзья по темноте — это серьёзно! А если что, клянусь сидеть с тобой в страшной кладовке на пару.

— Ловлю на слове! — А вот и её долгожданный смех. Так-то лучше!

— Ты тоже мне что-нибудь пообещай, Нана!

— Например?

— Например, что друзья по темноте — это навсегда!

— Глупости! Нас скоро найдут, и мы больше никогда не увидимся. Давай лучше я научу тебя ничего не бояться.

— Да сколько тебе повторять? Я и так ничего не боюсь! — Снова закипаю. Что же за невыносимый характер такой у девчонки?

— Я серьёзно! Кто знает, что ждёт тебя завтра. Вдруг тебя похитят инопланетяне? Или соперник подкинет крысу в ботинок конька?

— Ладно! Чувствую, тебя легче выслушать, чем переспорить.

Следующие минут двадцать Нана с упоением рассказывает, как на месте крысы научиться представлять пушистого цыплёнка, как правильно дышать, чтобы страх отступил, а напоследок, когда каша в моей голове начинает сочиться из ушей, добавляет:

— А если всё это не поможет, просто прошепчи: «Нана». Я услышу. Обещаю. Где бы я ни была, мысленно возьму тебя за руку. Вот так. — Нана переплетает наши пальцы и придвигается чуть ближе. — Вдвоём не так страшно, правда?

Ещё часа три, а может, и четыре мы перебираем всякую ерунду: говорим о фильмах и книгах, любимых играх и ненавистных уроках, мы спорим, смеёмся и снова спорим; стараемся не думать, почему нас до сих пор не нашли, и притворяемся, что не слышим, как урчит в животах от голода. А потом засыпаем. Точнее, засыпает Нана, уютно устроившись на моих коленях. Я же ещё какое-то время продолжаю прислушиваться к звукам за дверью, еле слышно шепчу «Нана», когда страх берёт надо мной верх, а потом сдаюсь.

Нас будят громкие голоса и ржавый скрежет ключа в замке. Спросонья не сразу соображаем, что делать. Успеваем вскочить на ноги и вновь переплетаем наши пальцы. Яркий свет, внезапно ворвавшийся в тёмную обитель, безжалостно режет глаза. Мы щуримся, прикрывая лица руками.

И снова голоса. А после обжигающая боль: Сан Саныч хватает меня за ухо и силой вытаскивает в коридор. Размашистыми шагами он ведёт меня за собой, не позволяя обернуться, а я, растерянный и уставший, не нахожу в себе сил на сопротивление. Минуя длинные коридоры гостиницы, мы выходим на улицу. Не сбавляя темпа и не ослабляя хватки, сквозь ночную тьму Саныч гонит меня к автобусу, в котором измученные ожиданием сидят ребята. Мы должны были выехать в начале пятого, сейчас — глубокая ночь. Кто-то, навалившись на тёмные окна, дремлет, кто-то копается в телефоне, а некоторые сверлят меня недобрым взглядом, обвиняя во всех смертных грехах. Их неудобные позы, спёртый воздух, пропитанный потом и чипсами — это всё из-за меня, знаю!