Дорогая Эмми Блю - Лиа Луис Страница 26

дороге домой в автобусе проверяю телефон. Лукас прочитал, но не ответил, и, зайдя в его инстаграм, я вижу, что они с Мари сидят в ресторане в Онфлёре, держа в руках запотевшие бокалы с белым вином. «Когда вы оба закончили работать пораньше и твоя будущая жена внезапно предлагает повеселиться». Хэштег #причинынанейжениться и десять радостных смайликов в ряд. Я стараюсь не обращать внимания на то, как больно сжимается сердце. Он слишком занят, чтобы успокоить мою панику, унять мою грусть, потому что он со своей невестой. Будущей женой. Конечно, она важнее, чем я. Автобус мчится по городу, приближаясь к моей остановке.

Я вижу влюбленных, которые держатся за руки, родителей, которые гоняются за малышами. Я вижу здание, где раньше располагалась фотостудия «Моменты» – там я работала шесть лет, прежде чем она закрылась. Теперь вывески нет. Я вижу квартиру, где жила с Адамом, а потом одна, прежде чем перебралась на Фишерс-Уэй. Новые жильцы заменили старые стеклопакеты, двери балкона теперь белые, на окнах ставни.

Перемены.

У всех перемены. Но не у меня.

CD-диск № 3

Дорогая Воздушная Девочка,

Трек 1. Потому что я научил тебя плавать в море (и не слушай братца, это был я!!)

Трек 2. Потому что Бон Джови, и других причин тут не надо

Трек 3. Потому что между нами всего 120 миль, а это не так уж и много

Трек 4. Потому что ты – не то, что с тобой случилось

Трек 5. Потому что ты никогда не видела падающую звезду

Воздушный Мальчик.

х

Глава четырнадцатая

В пятницу Элиот приезжает рано. На полчаса раньше, чем его ждали. Я понимаю, что он приехал, только когда стаскиваю чемодан вниз и слышу его голос. Нахожу его в дверях кухни беседующим с Луизой, которая, как обычно, что-то мешает в огромной кастрюле.

– Я всегда ходила в «Шелби». Да тогда больше и пойти-то было некуда, – говорит она. – А с тех пор как его закрыли, я не была в Гастингсе – это, конечно, очень грустно.

Элиот отвечает что-то о невезучем владельце и займе под залог, а Луиза отвечает:

– Да, конечно, Клинт был хозяином с тех пор, как ему стукнуло двадцать один.

Я с трудом узнаю знакомую мне Луизу Датч.

– Привет, – кричу я, и Элиот поворачивается ко мне. На нём джинсы и белая футболка с логотипом группы, о которой я никогда не слышала, на груди; белый цвет оттеняет его золотистый загар. – Ты что-то сильно рано.

– Я тоже рад тебя видеть, – он улыбается, пожимает плечами. – Слышал, будут пробки, и выехал пораньше, но слухи не оправдались, и вот я к твоим услугам ещё лишних полчаса.

Луиза смотрит мимо него, чуть заметно улыбается мне, потом вновь переводит взгляд на кастрюлю. Пахнет чесноком и дымом. Уверена, она опять готовит либо овощное чили, либо чатни из всех помидоров, что вырастила у себя в зимнем саду.

– Ясно, – говорю я. – Хорошо, если ты готов, то я готова.

– Окей, – Элиот кивает. – Луиза, очень рад был познакомиться.

– И я тоже, – отвечает она. – До свидания, Эмми. Хорошей поездки.

Не помню, чтобы она когда-то раньше желала мне хорошей поездки. Не потому что она грубая, просто она слишком уж сама по себе. Будто боится отвлечься от дела или наговорить лишнего.

– Луиза кажется мне милой, – говорит Элиот, пристёгивая ремень.

– Ну да. Она тихая.

Элиот приподнимает тёмную бровь, смотрит через плечо в окно заднего вида.

– Хм, а мне она тихой не показалась.

– Может, ты ей понравился больше, чем я, – предполагаю я с улыбкой.

– Ну, меня трудно не полюбить.

– Думаю, она считает меня слишком нудной, – снова предполагаю я. – Не понимает, почему я постоянно таскаюсь во Францию, почему Люк ко мне вообще не приезжает. Говорит, что пароходами я путешествую чаще, чем автобусами, спрашивает, что у него не так с ногами. А ещё интересуется, видела ли я рубрику «Работа» в местной газете.

Элиот внимательно слушает, на лбу отчётливо видны хмурые складки.

– Может быть, она таким образом о тебе заботится?

– Может быть, – говорю я. – Но вместе с тем считает меня нелепой, вечно ноющей мечтательницей, которая не может вытащить голову из задницы.

– А ты не такая? – Элиот усмехается.

– Я много какая. Но уж точно не такая.

– Рад слышать, – Элиот заводит машину, придерживает рукой спинку моего сиденья. Гравий хрустит под колёсами. – Эмми не нелепая мечтательница, – говорит он.

– И может вытащить голову из задницы, – добавляю я.

– И может вытащить голову из задницы. Буду иметь в виду.

Мы проезжаем мимо реки, солнце отражается в воде серебряными пластинками, и я говорю, чтобы Элиот пихал меня локтем, если ему что-то от меня понадобится. Он выключает радио – исполнитель вопит так, будто стоит в паре миль от микрофона – и спрашивает:

– Что?

– Ты не против, если я надену наушники? Я слушаю подкаст, как стать лучшим шафером… ну или, в моём случае, шафериней.

Уголки его губ приподнимаются в ухмылке.

– Интересно.

– Так что не услышу, если ты захочешь мне что-то сказать.

– Хорошо, – говорит он, – постучу. Вспомним азбуку Морзе, – и тихо подпевает радио. Я смотрю в окно, изо всех сил пытаясь слушать, что мне рассказывают о свадебной речи и организации мальчишников, но слова сливаются в водоворот непонятной болтовни, и мысли блуждают. Потому что в детстве я слишком часто смотрела на океан, мимо которого мы сейчас едем, и думала об отце. Об этом свободном, красивом незнакомце, у которого такие же глаза или веснушки, как у меня, и который понятия не имеет, что у него есть дочь, тоскующая по нему за этим океаном. Он слишком занят чем-то другим, путешествует со своей группой, прекрасный и сильный. Обожающие фанаты ждут его у туристического автобуса или за большими железными воротами особняка. Сотни рук размахивают концертными программами, как флагами.

– Раньше я слушала рок-группы по радио и представляла, что барабанщик – мой отец, – сказала я однажды Лукасу. – Лет до двенадцати думала, что он играет в Bon Jovi.

– А потом поняла, что Тико Торрес не из Бретани и его зовут не Питер? – он рассмеялся.

– Я рада, что тебе весело, потому что я чуть не