Молчаливая любовь - Кузнецова Страница 26

пару дней. Нам необходимо было встретиться, чтобы обсудить некоторые семейные вопросы. Так как время нахождения отца в городе было ограничено, мы договорились о встрече поздно вечером, почти ночью. Камеры бизнес-центра могут это подтвердить, как и мой отец — мы были в его кабинете почти всю ночь. После нашего с ним разговора, я не поехал домой, потому что мне нужно было заехать в свой клуб, чтобы решить некоторые рабочие вопросы. Также камеры клуба и трекер моей машины, Вам в помощь.

— Да-да, мы в курсе камер и трекера, — немного недовольно бурчит Коврыгин, хотя мне кажется, что это его манера разговора. — Мы просмотрели камеры. Даже посмотрели момент, как Вы застряли с отцом в лифте.

— Да, свет вырубили минуты на три, наверное. Признаюсь, было не немного жутковато, застрять на высоте в кабине без света, — каков я подлец. Оскара не выдают непризнанным актерам жизни?

Дверь открывается и в кабинет вкатывается на инвалидном кресле главный инвалид жизни моей жены — Петров Павел.

Птенчик подбит, избит и жалок. С трудом сдерживаю злорадную улыбку.

Так и хочется сказать, что ему стоит благодарить Киру за то, что он жив. Если бы не она, и не мое желание жить с ней свою жизнь, а не проводить ее в тюрьме, я бы убил его не моргнув глазом. Мне кажется, я даже в какой-то момент хотел это сделать. Чуть больше приложенной силы в ударе по ребрам и все… прокол легких и он захлебнулся бы в своей собственной крови. Но, пришлось сдерживаться.

Коврыгин приветствует Петрова, а его охранник катит его инвалидное кресло к столу. Адвокат Петрова садится на рядом стоящий стул рядом с ним.

Коврыгин садится во главе стола.

— Павел Максимович, Вы написали заявление в отношении Кутерина Артёма Владимировича, предъявляя ему обвинения в Вашем избиении.

— Все именно так, — ублюдок нервничает, его поросячьи глазки бегают. — Это Кутерин похитил меня и жестоко избил в каком-то подвале.

— Почему Вы считаете, что это был Артём Владимирович?

— Я знаю, что это был он! — истерит… как же это греет мою душу.

— Чумовое доказательство, — не выдержав насмехаюсь я.

— Артём Владимирович, — журит меня Коврыгин, а мой адвокат кладет руку на мой локоть, прося меня помолчать.

— Вы утверждаете, что обвиняете мое клиента в избиении лишь на основание того, что якобы голос избивающего принадлежал Артёму Владимировичу? — мой адвокат обращается к Петрову.

— Да, — глаза Петрова нервно бегают от Коврыгина к моему адвокату и обратно.

— Вы видели лицо нападавшего? — Коврыгин хмуриться.

— Нет, — нервно повышая тон, пищит Петров, — На нем была балаклава. Но! Я знаю, что это был Кутерин!

Я согласно сценарию хмыкаю. Коврыгин с сомнением смотрит на Петрова. Адвокат Петрова обреченно прикрывает глаза.

Конечно, это придурок не понимает, что балаклава была частью маскарада. Голос это голос. Его можно подделать, сымитировать. Но, лицо. Лицо — это то, что выдало бы меня с потрохами. Поэтому помимо кепки, я надел балаклаву.

— Голос может быть похож или его можно сымитировать, — говорю Петрову, словно он неразумный ребенок.

— Это был ты! — орет, как бешенный, указывая на меня пальцем.

— Да? И с чего же мне тебя избивать? — я поддаюсь вперед, опираясь локтями на стол.

Этот вопрос сбивает с него немного спесь. Он теряется, потому что он знает правду. Почему я мог его избить.

— Потому что Кира была со мной! — он выдает эту чушь, и я не веря смеюсь, откидываясь на спинку стула.

— Серьезно? Ключевое слово «была». С чего мне избивать тебя из-за нее? Ты ее прошлое, а я ее настоящее и будущее. Она — моя жена. С чего мне вообще к тебе прикасаться?

Петров уставился на меня хлопая глазами. Я видел, как его извилины пытались сочинить причину. Но, ее не было. Точнее не было лживой причины, почему мне нужно было его избить. Только если он скажет правду — он избил ее, а я — его.

— Есть какая-то иная причина, о которой ты не говоришь? — я пользуюсь моментом, чтобы заставить его нервничать еще больше. Мне кажется, что Петров перестает дышать на несколько минут, нервно бросая взгляд на Коврыгина и на меня.

Даю ему несколько минут на раздумья, понимая, что мой план сработал на ура.

Стараясь сдержать свой бушующий гнев, так чтобы Кира не стала женой приговоренного на пожизненный срок, я достал телефон из внутреннего кармана пиджака и нажал вызов быстрого набора.

Спустя два гудка на мой звонок ответили.

— Пап, привет.

— Привет, сын.

— Мне нужна твоя срочная помощь.

— Говори, что нужно. Я прибываю в город через пару часов.

— Мне нужно алиби.

В телефоне наступает минутная тишина. Я знаю, что отец не откажет, я просто даю ему время обдумать услышанное, хотя добиваю его причиной, которая не будет иметь никаких возражений:

— Это ради Киры.

И все. Вопрос окончательно решен.

План заключался в том, что я прибываю в бизнес-центр к отцу. Все фиксируется камерами. Заминка со светом — это тоже часть плана. Подобранный среди ребят отца, мужик похожий очень внешне на меня, сыграл мою роль.

Во время сбоя света, я находился в лифте с отцом. Свет вырубается и через люк на крыше лифта пробирается парень, заменяющий меня. Я же выбираюсь из лифта и окольными путями покидаю здание, следуя дальнейшему плану.

Чтобы моя замена не спалилась, после сбоя со светом качество камер немного стало барахлить, поэтому четкого лица моей замены было не увидеть, но одежда, прическа — все соответствовали. Поэтому полиции не удалось найти подвох.

К тому же, при очередном подстроенном перебое света мы поменялись обратно местами в туалете бизнес-центра.

У меня было четко разработанное алиби и свидетели в лице моего отца, его охраны и работников бизнес-центра, которые видели как я захожу и покидаю здание.

Знаю, что допрос отца провели вчера. И она рассказал все так, как полагалось.

Теперь я точно труп, если не устрою отцу встречу с Кирой. Он гнобит меня уже этим больше года. Да почти обижен на меня за то, что мы тайно поженились, также тайно жили, и за то, что я много чего от него вскрывал. Даже то, почему мне пришлось избить Петрова.

И вот Петров сидит напротив меня и понимает, что у него нет никаких доводов, чтобы обвинить меня в его избиении. По факту настоящего — у меня нет причин, чтобы калечить его. По факту прошлого — ему придется признаться или сочинить неведомую херню, чтобы притянуть за уши мою вину.

— Нет никаких причин, —