Татьяна Веденская - Штамп Гименея Страница 26

– Ах ты, стерва старая! Да я тебя… – хватает ртом воздух мужчина. На этом его слова кончаются, потому что он редко ходит на оптовый рынок и не имеет практики. А ведь можно же и по другому. Казалось бы, чего сложного. Спокойно скажи: уважаемая мадам, раз уж это такой прекрасный судак, отчего бы вам не пригласить меня его откушать? Вы одиноки? Какое совпадение, я тоже. Может быть, это судьба? Но в действительности слова заканчиваются, а начинается рукопашный бой на судаках. Наверное, грехопадение – это когда первые люди утратили способность спокойно и прямо говорить о том, чего хотят и чего при этом чувствуют. Да неужели, если бы они хорошенько попросили, Отец наш Небесный не дал бы им этого яблока? А мы бы сейчас не имели тысячи проблем. Вот я, например, как только выдавила из себя всего-навсего парочку честных предложений (из серии «да, Борис, ты действительно мне нравишься), сразу же полностью утратила способность к членораздельной речи. И стала подавленно молчать, мычать, краснеть и отводить глаза. Неандерталец какой-то, а не здравомыслящий цивилизованный и социально адаптированный член общества!

– Что же ты так стушевалась? – веселился непробиваемый Борис, которого, казалось, ничего не брало.

– Я-то? Да нет, ничего! – пыталась отвертеться я, но все мое сознание было одурманено ощущением той неповторимой близости, которая возникла между нами после того, как были произнесены вслух наши взаимные мысли и чувства.

– Тогда, может, поедем ко мне? – спросил он так свободно, словно приглашал меня на выставку художников-импрессионистов.

– К тебе? Куда? – запаниковала я. К такому быстрому и прозаическому развитию событий я готова не была.

– Как куда? Домой, – потер ручки Борис.

– Домой? – задумчиво повторила я. Интересно, мне только кажется, или он в самом деле такой бездушный? Человек, который может сказать: ну раз ты предложила, то мне-то почему отказываться? Я же, в конце концов, не простой пирожок с капустой, чтобы меня вот так взять и слопать!

– Вот дурочка! Смотришь на меня, как овца на заклании, – рассмеялся Борис. Потом встал, обошел стол и подошел ко мне. Протянул руку и улыбнулся. – Пойдем.

– Да, – кивнула я и тоже встала. Эх, чему быть, того не миновать. Пусть я погибну безвозвратно, но по крайней мере разберусь окончательно, что за человек Борис. А то мечтаю, приклонив младую голову на подушку, неизвестно о ком. Правда, не такую уж и младую. Света тут мне открыла глаза на правду о моем бедственном женском положении. Оказалось, что у меня дела идут из рук вон плохо.

– Встречаться с тем, кто откровенно не желает семьи – для тебя простой перевод времени. Мужики как есть, так и остаются. А ты стареешь, – сказала она, чтобы осадить мои восторги по поводу Бориса. – Лучше заведи себе какой-то реальный объект для обработки.

– Во-первых, я еще не старею, – принялась загибать пальцы я. – Во-вторых, как я думала, мужики тоже стареют и умирают. В-третьих, меня как-то коробит, что я кого-то там обрабатываю.

– Нет, ты все-таки дурочка, – ласково и с некоторым величественным сожалением оглядела меня Света. – Во-первых, тебе сколько лет?

– Двадцать шесть, – опасливо сообщила я. А то вдруг я отстала от жизни и мне уже пора оформлять пенсию.

– И что, ты не чувствуешь, как тикают биологические часы?

– Я-то? Не-а, – честно замотала головой я. Единственное, что я чувствую внутри себя, это то, что обычно в народе называют «шило». Но об этом я предпочитаю помолчать.

– Я, между прочим, дочку старшую родила уже в девятнадцать. Это самый рациональный возраст для первых родов. А ты будешь, кстати, уже старородящая.

– Я? – ужаснулась я. Неужели все пропало? Почему мне никто не сказал, что пора рожать!

– И потом, нет ничего плохого, если ты будешь трезво и осознанно выбирать себе спутника жизни. Инстинкт редко говорит нам правду. Гормоны реагируют не на тех мужиков, с которыми лучше жить, а на тех, у кого сильный тестостерон. Ты что, хочешь жить не с человеком, а с тестостероном? – пристрастно вперилась в меня своими глазками подруга. Я задумалась. Жить с тестостероном? Длинноногим красавцев, поигрывающим загорелыми мускулами? М-м-м, ни за что!

– Но Борис – как раз тот, с кем жить, как мне кажется, лучше всего, – осторожно предположила я. – Он ответственный, взрослый, не бедный.

– Но с твоими способностями и внешностью ты должна выбирать максимум, – горячилась Света, словно закипевший чайник.

– Попробую, – вздыхала я. Но голова (пусть даже и старородящая) думала только о Борисе. Даже тогда, когда я компилировала задним числом творческие командировки по городу для Гоши, который просто не имел сил доехать до Останкино. По объективным причинам, между прочим. Не помню, только, по каким. Я вспоминала Борисово по-английски вежливое, обаятельное, но всегда чуточку отстраненное выражение лица. Его исполненная достоинства, неспешная, чуждая соблазнов и всяческой истерики походка. Он был как старинный секретер. Деловой и лаконичный в дизайне, сделанный из прекрасных материалов и уникальный по всем статьям. Другого такого нет. Когда мы с ним ехали в такси к нему домой, то есть практически ко мне домой, потому что он тоже жил в Строгино, то я честно думала одними сплошными гормонами. Которые кричали мне «бери и беги». Не думая ни о каких выгодах.

– А что, ты действительно так спокоен, как выглядишь? Неужели ты ничего не чувствуешь? – спросила я после долгих колебаний и уговоров себя, что человеку язык даден не только для того, чтобы обсасывать шариковые ручки до синевы, но и чтобы говорить.

– А что, похоже, что я ничего не чувствую? – изобразил удивление Борис.

– А то ты сам не знаешь! – возмутилась я.

– Я очень все чувствую. Все необходимые нервные импульсы и химические реакции у меня происходят. Я не киборг, – спокойно, как на лекции по истории древнего мира, пояснил он.

– Успокоил, – фыркнула я и отвернулась. Мне представилось, что будет дальше. Вот мы придем к нему в его холостяцкую берлогу, где посреди комнаты будет стоять огромная круглая кровать, на которую будет брошена шкура какого-нибудь вымирающего тигра.

– Ну, проходи. Раздевайся. Налить тебе вина? Нет? А я перед сексом предпочитаю капельку текилы. Бодрит, – скажет он и поставит в стереосистему (наверняка оптимальную и очень навороченную) какой-то сопутствующий моменту диск. Что-нибудь классическое, с сильными басами. Я присяду на край круглой кровати и примусь изображать женщину-вамп, которая всего именно такого и желала. А потом, после отчаянно прекрасной ночи я, усталая, вымотанная и опустошенная, вернусь в свой дом и буду рыдать под кривым наляпанным на потолок солнышком.