Элис Петерсон - Все ради любви Страница 27

Дэн рассказывает, что изучал английский в университете Рединга, где заведовал редакцией местной газеты. Окончив Рединг, он поступил стажером в одну из крупных газет, где сейчас и работает. Ему двадцать два года, то есть он на год моложе меня.

– Я пишу на разные темы – про стиль, здоровье, политику. Работа не из легких, и я ненавижу своего босса. Он всегда рубит все мои идеи на корню, унижает, понимаешь? Но я подал резюме на одну интересную должность. Хотя вряд ли я ее получу…

– А вдруг! Кто-то же должен.

– Да, именно так я себе сам и говорю. Многие хотят быть спортивными комментаторами, разъезжать по всему миру на футбольные и теннисные матчи и неплохо за это получать. Только речь идет не просто о том, чтобы наблюдать за игрой, – говорит Дэн.

– В каком смысле?

– Хороший спортивный комментатор всегда знает, почему та или иная команда выиграла. Мне всегда было интересно, почему у кого-то из нас потрясающая интуиция, а у кого-то нет. Чем просто хороший игрок отличается от прирожденного чемпиона. И так может быть в любой профессии, не только в спорте, – говорит он, стараясь подогреть мой интерес, – речь идет о том, что здесь. – Дэн показывает себе на лоб: – Тут речь о чувствах, стремлении быть первым, пробиться к вершине.

– Надо же, никогда об этом так не думала, – удивляюсь я.

– Тебе нравятся автомобильные гонки?

– Это вот когда куча мужиков на тачках ездят по кругу?

– Допустим. Но интересно же ведь то, почему ради каких-то там кубков они рискуют своей жизнью? Что заставляет гонщика играть со смертью каждый раз, когда тот садится за руль? Жажда острых ощущений, любовь к бешеной скорости? Или что-то другое? – с жаром произносит Дэн.

– Наверное.

– Да, ты, скорее всего, права.

Он смеется.

– Мы, мужчины, создания прямолинейные. А ты? Любишь спорт?

– Меня всегда в школе принимали в команду в последнюю очередь. Мы со спортом никогда особенно не дружили.

Я подпрыгиваю и встаю перед Дэном.

– Вот так вот я принимаю подачу справа.

Я вытягиваю руки перед собой и делаю вид, что в меня летит мяч. Изображаю, что он упал на землю, и теперь я прыгаю вокруг него в панике и пытаюсь поймать. Играть в лакросс[2] всегда было для меня пыткой. Однажды я вернулась домой с синяком под глазом, и бабушка даже подумала, что меня снова начали бить в школе.

– Лови, – говорит Дэн. Он кидает мне свой бумажник и, к моему огромному удивлению, я его ловлю.

Я пожимаю плечами.

– Да, кредитные карты я ловлю хорошо.

Дэн смеется, и взгляд его становится теплее. Я сажусь рядом.

– Спасибо. Идеальное свидание.

Он проводит рукой по волосам:

– Я подумал, что это немного стереотипно.

– Прекрасно, – заверяю я его, снова подпрыгнув и рассказывая Дэну, как мне нравится быть рядом с Темзой, смотреть на баржи. Я смотрю на прекрасные здания Парламента и Министерства обороны с зеленой черепицей на крышах. Где-то вдали виднеется Букингемский дворец, а еще множество башен и жилых домов, которые я не очень-то узнаю, но мне так нравится их форма, цвет и текстура…

– С колеса обозрения даже Биг-Бен не кажется таким высоким, правда? – говорю я, задрожав от его прикосновения к моей талии. Дэн кладет подбородок мне на плечо.

– Катаясь на этом колесе, я понимаю, почему живу в Лондоне, – говорит он. – Здесь так много всего можно посмотреть и так много сделать. Я хочу офис на верхнем этаже небоскреба, с мягким кожаным креслом, где можно пить виски и руководить целым штатом сотрудников.

– Ты хочешь править миром.

– Да, или хотя бы маленькой его частью, – поворачивает он меня к себе.

– Как тебе мало надо, однако, – говорю я.

– А о чем мечтаешь ты?

Наши лица сближаются.

И прежде чем я успеваю ответить, губы наши соприкасаются. Мы целуемся до тех пор, пока наша кабинка не останавливается и обслуживающий колесо сотрудник не говорит:

– Проваливайте. И сделайте одолжение, снимите уже себе номер.

Субботнее утро. Я стою в супермаркете, лихорадочно пытаюсь вспомнить, какие ингредиенты нужны для приготовления лазаньи и шоколадного торта, потому что, идиотка, забыла список дома.

Сегодня я готовлю Дэну ужин. Мы впервые собираемся провести вечер наедине. Я пригласила его к себе. После того памятного свидания на колесе обозрения мы виделись еще несколько раз. Дэн оказался настоящим джентльменом, не торопился, но, надеюсь, в ближайшее время он ко мне переедет.

Рядом с Дэном я чувствую себя школьницей, которая расписывает свой пенал фразочками вроде «Джен и Дэн – навсегда!» и сердечками. Думая о нем, я схожу с ума от желания. Не могу перестать о нем думать, не ем, не сплю. Мысли о нем преследуют меня неотступно. Я пытаюсь представить себе список продуктов и на всякий случай запихиваю в один из пакетов шоколад для выпечки.

Черт, я еще и очки на работе забыла! Снова вспоминаю наше первое свидание, ту его часть, когда он провожал меня до дома. Несколько часов мы гуляли по Лондону.

– Зачем ездить на метро, если пешком ты можешь все разглядеть? – сказал Дэн, указывая на Альберт-Бридж, сияющий в ночном небе. Добравшись до моего дома, мы застыли в нерешительности.

– Я прекрасно провела время, – сказала я и, помолчав, спросила, не хочет ли он выпить кофе.

– Нет, – сказал Дэн, подав мне руку. – Мне нужен твой номер.

Я порылась в сумке.

– Теперь назад пути нет, – сказал он, глядя на свою руку, на которой теперь были вытатуированы мой мейл, мобильный и домашний телефоны.

Он притянул меня к себе, положил руку мне на шею, прижавшись лбом к моему лбу.

– Собственно, я и не собирался отступать…

Я стою в очереди на кассе и предаюсь раздумьям о том, как мои мать и отец познакомились в том кафе в Нью-Йорке. Бабушка с дедушкой рассказывали, как мама с папой были счастливы вместе, хотя папины родители были против их брака. Бабуля рассказывала, что из-за этого мама даже захотела поступить в университет, чтобы быть достойной папы.

– Она не хотела, чтобы ему пришлось выбирать между ней и своими родителями, – говорила бабушка. – Твоя мама даже отправилась к ним и уговаривала, чтобы они простили сына, – только все напрасно. Ох, я убила бы их за упрямство, за то, что они заставили мою дочь считать себя недостойной их сына. Да, у нее, может быть, и не было длинного списка талантов, но в этом ли дело! Зато, Дженьюэри, у нее было потрясающее чувство юмора, и она положительно влияла на твоего отца. Он-то скорее любил учиться и был чересчур серьезен – Лукас весь в него.

Должно быть, папа был сильно подавлен из-за своих родителей. Но как же мне хотелось бы обнять его и сказать, как сильно я горжусь тем, что он верил в маму и боролся за их любовь.