Между нами только +18 (СИ) - Бельская Анастасия Страница 27

— Это… Не от холода.

Я понимающе киваю, и снова легко прикасаюсь губами к ее лбу. Домой. Нам нужно домой, пока я не затащил ее в какой-нибудь темный угол, чтобы прямо на улице показать, как сильно я понимаю ее дрожь по телу.

— Пошли, нас ждет вино и советская чушь.

— «Москва слезам не верит» — это не чушь!

— О-о, так это еще и чушь про любовь…

Мы смеемся, в обнимку доходя до квартиры, где Настена быстро переодевается «в домашнее», и я с удовольствием отмечаю, как подходит моя красная рубашка к ее темным волосам. Она возится с ноутбуком, настраивая фильм, пока я открываю вино, и выкладываю на тарелку пару видов сыра с шоколадом, купленных по дороге.

— На фото у тебя были прямые волосы, — говорю я, когда она устраивается ко мне под бок, и мягко обвожу пальцем упругий локон.

— Я забыла утюжок дома, — чуть смущается она, и трясет головой, отчего ее прядки подпрыгивают возле лица, — обычно я их укладываю, а в естественном виде они высыхают так…

— Мне нравится, — отмечаю больше сам для себя, пока в фильме еще поется «Александра» вначале, — ты в любом случае красавица, разумеется. Но с завитками мне нравится больше.

Она смущается еще больше, прижимаясь к моему боку, и шикает, чтобы я смотрел фильм. Мы пьем крепковатое вино, которое на удивление нравится и мне, и Насте, и действительно какое-то время смотрим этот напичканный стереотипами фильм.

Пока мне не становится слишком скучно просто наблюдать за экраном.

— А ты знала, — наклоняюсь к ее уху, и нарочно обдаю дыхание розоватую раковину, — что на ютубе «Москва слезам не верит выложена двумя частями? Обе в один день, ну это понятно.

— И что?

— Так вот, у первой серии восемь с половиной миллионов просмотров, а у второй около пяти с половиной.

Настя заинтересованно поднимает голову, стараясь сопоставить, а я мысленно смеюсь над ее умственной работой.

— То есть, где-то три с половиной миллиона человек такие — «ага, баба родила в общежитии и легла спать. Нормальный фильм». Так, что ли?!

Мы взрываемся хохотом, и я с каким-то болезненным наслаждением тяну ее к себе на колени. Мне реально не в тягость посмотреть с ней это кино — но можно, блять, я сперва облегчу свои яйца, потому что ну невыносимо…

Кажется, мой Ангелочек совсем не против, потому что сама с удовольствием ерзает, устраиваясь попкой прям там, где больше всего нужно, но при этом утыкается в ноутбук, явно делая вид, что все еще увлечена фильмом. Мне нравится эта игра сейчас, и я с удовольствием готов бы поддержать, если бы в это самое время не раздается звонок мобильного.

— Ой. Это мне, — тут же подскакивает Настена, и тянется к тумбочке, — прости, надо ответить, вдруг там…

Она бросает взгляд на экран, и тут же замолкает, напряженно нахмурив лоб. Я ставлю кино на паузу, и замираю в ожидании, не собираясь никуда сваливать.

Если Настя решит, что это личный разговор — то сама уйдет в другую комнату. А мне почему-то вдруг становится важным быть рядом, пока она так… Напугана?

— Алло, — отвечает Настена на вызов, и я ощущаю в ее голосе тревогу пополам с нервозностью.

Она напряженно слушает мужскую, явно громкую речь, а затем бросает один взгляд на меня, и делает динамик потише. Я не знаю, какого хрена там происходит, и кто ей звонит, но испуга в ее глазах столько, что меня сразу бесит звонивший.

— Нет, я не… — Она пытается вставить хоть слово, и отворачивается на постели, зажимая свободное ухо пальцем, — подожди, Дим…

Дим. Бывший муж? Как там она говорила его зовут?

Я двигаюсь ближе, оказываясь максимально близко к телефону, и до меня, наконец, долетают обрывки разговора.

— Отдала ребенка не пойми кому… Что ты за мать, а?! А если с ней что-то случится. Кто будет ответственен?!

— Ты сам отказался провести с дочкой выходные, — слабо отбрыкивается Настена, и я злюсь ее слабость сейчас, — я просила, но твои глупые придирки…

— Я тебе сказал, никуда не ехать! Сказал, что это моя дочь, и она не переедет без моего согласия! А ты как обычно поступила по тупорылому…

Блять, вот серьезно?! И она будет выслушивать подобное?!

Я жду, когда Настя пошлет этого дауна куда подальше, и сбросит вызов, но она лишь крепче сжимает трубку, и чаще дышит. Эй-эй-эй!

— Дим…

— Что «Дим»?! Как можно доверить тебе ребенка, безответственная идиотка…

А вырываю телефон из крепко-сжавшихся пальцев, и подношу к уху так, словно это зловонный кусок говна, а не простой мобильник с куском говна на том конце.

— Пошел нахуй. — Говорю в трубку максимально спокойно и громко, — просто свалил в свои ебаные мечты, где ты альфа-самец, а женщины вокруг должны выслушивать твое нытье. Потому что в реальной жизни хера с два ты имеешь право на подобные вопли.

— Что за… — булькает он, но я уже отрубаю телефон, вообще лишая его питания, и смотрю на спину сжавшейся в клубок Насти.

Проклятье.

Сука, сука, сука!

Не нагрубить, попытаться понять, узнать что случилось…

— Это бывший? Нахуй он звонил? — грубо бросаю я, и плечи Настены сжимаются еще больше.

— Узнал, что я оставила дочь с подругой, — мелко дрожит она, и меня просто бесит подобная реакция, — он был против этой моей поездки, чуть не сорвал ее. С чего-то решил, что я подыскиваю квартиру для переезда…

Я глубоко дышу, но бесполезно. Блядь, ну где тут повод-то так раскисать?! Я реально не вижу, отчего можно еле-еле говорить, и даже бояться повернуться в мою сторону?!

— Почему ты просто не послала его?

Настя молчит, словно сама не знает ответа на простой вопрос. Меня достал вид ее спины, и я перегибаюсь, чтобы оказаться к ней лицом к лицу.

— Почему. Ты. Его. Не послала?! — грубо толкаю прямо в лицо, и сам вздрагиваю от того, насколько бледным оно оказывается. — Блять, Насть! Ты… Что с тобой?!

— Давление упало, — бесцветными губами произносит она, — там в сумке таблетки…

Я мигом приношу ее вещи, вываливая их на кровать, и тут же находя упаковку пилюль с бутылкой простой воды. Вытаскиваю две, и Настя глотает обе сразу — большим глотком буквально пропихивая их в горло.

— Что еще? — у меня под ребрами все сжимается, но я с усилием укладываю ее на кровать, и укрываю сверху одеялом, — крепкий чай, кофе?

— Сладкий крепкий чай, и будет нормально, — слабо произносит она, прикрывая веки, и я срываюсь на кухню.

Никогда не курю в помещении, но пока грею чайник и навожу заварку, выкуриваю в окно сигарету. Что за хуйня произошла с девчонкой?! И почему у меня, взрослого мужика, трясутся руки от ее бледного вида и каких-то потухших, без признаков жизни глаз?!

Я приношу ей чаю, и уже вижу, что Насте легче. Она словно снова окрасилась в более-менее приемлемые цвета, и даже сама садится на подушки, чтобы принять из моих рук кружку. Пара глотков — и вот уже меня самого отпускает, потому что по ее щекам разливается привычный румянец.

— Это что сейчас было? — решаюсь спросить, усаживаясь с ней рядом, и накрывая ноги пледом.

— Давление, — она морщиться, словно не хочет говорить об этом.

— И часто у тебя такое бывает?

— Не очень. — На миг кажется, что мне придется клещами вытягивать из нее информацию, но вот Настя вздыхает, и решается продолжить, — я плохо реагирую на ссоры, Максим. Не могу нормально мыслить, когда на меня кричат, злятся, или сильно обижены. Я… Очень чувствительна, и от этого мне становится физически плохо.

Она слабо салютует мне кружкой с чаем, словно предлагает выпить за вот такое открытие. Я честно пытаюсь осмыслить сказанное — и не получается. То есть, я понимаю каждое слово, которое она сказала — но до сих пор не могу принять вот такую долбаную несправедливость.

Словно в насмешку судьбы самому несдержанному грубияну досталась девочка с почти аллергией на ссоры! И ведь даже ничего не поделаешь — она реально не умеет справляться вот с этим, и. кажется, это теперь просто дохуя проблема…

— Максим?

— Что, малыш? — на автопилоте откликаюсь я, сам пытаясь понять, что теперь со всем этим делать.