Жена для генерального - Мария Сергеевна Коваленко Страница 27

– Убиваешь ты меня, маленькая.  

Снова накрыв её губы своими, заглушая стоны, я опустился на пол. Прямо под дверь, где стоял. Спиной к деревянному косяку. Подогнув ноги по-турецки точно так же, как Аглая обхватывала мои бедра. И поцелуями, осторожно начал успокаивать свое сокровище.

Мягко, уже без натиска, оглаживал ягодицы под тонким платьем. Сквозь ткань, оставляя влажные следы, ласкал губами грудь. Шептал всякую чушь, совсем как в наш первый раз. И понемногу, потихоньку раскачивал Аглаю в своих объятиях.

По миллиметру приучал к себе, как девственницу. Осторожно приподнимал ее бедра и снова опускал на себя до конца. До глухого грудного стона.

Как эквилибрист на натянутом тросе. Без шеста и страховки. Все, что вело, не давая сорваться, – требовательные губы, язык, который сплетался с моим так же тесно, как и наши тела, и влага... повсюду.

Моя холодная девочка стала целым океаном для меня. Соленым сверху и жарким внизу. Таяла, словно снегурочка, выдавая все свои желания и настоящие чувства.

Такая «равнодушная», что захлебывалась слезами. Такая «независимая», что дышала лишь моим воздухом. И такая «чужая», что пошлые влажные шлепки звучали все громче и звонче.

Я даже собственного дыхания не слышал. Только их.

Самая лучшая музыка, о какой можно было мечтать. Самый лучший танец для двоих. Древний, как мать-земля. Потный и дикий. Разбивающий в морозную пыль последние островки моего холода. Бьющий острой болью по каждому позвонку и выкручивающий мучительным удовольствием каждую мышцу.

Ради такой боли стоило возвращаться с того света.

Ради нее можно было ползти на животе по грязи, оставляя за собой реку крови.

Ради нее ни дня, ни года не было жалко.

Только бы снова чувствовать, как сжимает и пульсирует моя нежная девочка.

Только бы глотать ее крик. И заполнять... метить самым древним способом. Без разрешения и просьбы. Только потому что моё. 

– Маленькая... – Оглохший и ослепший, я даже подняться с пола не мог.

– Хорошая моя.... – Гладил дрожащую Аглаю по плечам, по рукам. Скользил по спине. И языком слизывал капли крови с прокушенной нижней губы.

– Тише... Тише... – Раскачивал в объятиях. Все еще в ней. Без защиты. В нашей общей влаге. Все еще загибаясь от общего пережитого взрыва.

– Никому тебя не отдам больше. Поняла? – С ума сходил от ароматов и ощущения ее рук на своих плечах. Не безвольных, не чужих, а обнимающих, напряженных.

– Ты чудовище. – Мышка лишь на миг смогла оторваться от моего плеча и посмотреть в глаза. – Знаешь это?

– Еще какое.

Не в силах сопротивляться этому безумному взгляду, стиснул ее сильнее. Плюнув на то, что еще рано, снова потянул на себя. Заставил стонать от твердости.

– Но я твое чудовище. – Словно не было у нас ничего минуту назад, чуть не задохнулся от кайфа. – Твое собственное. И больше ничье.  

Глава 13. Исповедь мужчины

Аглая.

Марат не солгал, сказав, что после нашей близости я не смогу ходить.

Не смогла. Трижды он брал меня. Два раза на полу и один, безумно долгий, на кровати. Не выпускал из кольца своих рук ни на мгновение. Поцелуями заглушал любые возражения. И каждый раз ни сбежать, ни остановить его не удавалось.

Я говорила «нет» и сама тянулась к мужским губам. Уставшая, обессиленная, отворачивалась, но он будто не замечал – начинал снова.

Вначале приручал меня тихим шепотом. Ломал сопротивление своими наглыми прикосновениями и откровенными ласками. Потом сам слетал с катушек от толчков... И я уже не знала, кто из нас больший псих.

Помешательством так и веяло от обоих. Гораздо большим, чем в прошлой нашей жизни. За дни и месяцы врозь словно сломалось что-то внутри... что-то важное, отвечающее за красоту, за нежность, за осторожность.

Ни на какую ласку не хватало терпения. В нечестной борьбе на полу, в похожей на пытку близости на кровати хотелось лишь быстрее, сильнее, жестче... Кусать, царапать, бить ладонями по обнаженной коже, до боли яростно двигаться навстречу друг другу. Словно не секс, а какой-то извращенный вид единоборств.

«Любовью» язык не поворачивался это назвать. Я чувствовала себя не матерью, не женщиной, а течной самкой, которой нужно было урвать свой кусок страсти. Любыми способами! Не обращая внимания, как влажно вокруг нас. Разрешая делать со своим телом что угодно.

Умирала каждый раз, когда Марат покидал меня. Будто теперь это навсегда. Цеплялась за него, как за спасательный круг, когда снова накрывал своим телом.

Тряслась как в лихорадке на пике удовольствия. Кусала губы и ладони, чтобы не заорать.

Царапала спину и сильные плечи без жалости, как одержимая. И все, чего просила: «Еще!». Порой тихо, порой громко. На полу, на пушистом ковре посреди спальни, на белой шелковой простыне – везде.

Забыв про привычную брезгливость. Оставляя на полу и кровати липкие влажные разводы. Пьянея от мускусного запаха близости, которым за час в комнате пропиталось все.

Плавилась от нашего трения. А вместо того чтобы подумать о последствиях и убежать в ванную комнату, заставляла Марата ускоряться.

Трудно было узнать себя в этой ненормальной.

Извилины словно распрямились от удовольствия. Все до одной!

Вместо мыслей остались лишь ощущения. И голова кружилась с каждой близостью все сильней и сильней.

После нашего «просто секса» не то что пойти – ноги свести вместе было сложно. Я понимала, что Саша уже скоро проснется для кормления. Знала, что нужно уйти и хоть немного поспать, но отдышаться не могла.

Укрывшись по шею одеялом, пялилась в потолок и каждую минуту повторяла одну и ту же клятву: «Еще немного, и пойду. Еще совсем чуть-чуть, и встану».

Будто знал, что со мной происходит, Марат не мешал.