Тройняшки не по плану. Идеальный генофонд (СИ) - Лесневская Вероника Страница 27

Не поднимаясь со стула, выбрасываю руку, чтобы ухватить чертовку за тонкое запястье, но она уворачивается. Продолжает раздраженно и бездумно цокать каблуками, меряя шагами пол.

Упираюсь локтями в колени, наклоняюсь и пальцами массирую виски. В глазах рябит от ее передвижений. И тошнота идиотская никак не проходит, лишь усиливается.

— Не могу! — фыркнув на меня, следом всхлипывает. Яростно стирает слезы со щек, но они вновь прокладывают дорожки по розовой коже.

Агата такая ненормальная с того момента, как застала нас с Васькой в палате. Подслушала, видимо, часть разговора. И теперь злится. На ситуацию, на грубых сотрудников детсада и жестоких детей, на болезнь дочки. На меня…

Злится и плачет.

И с каждым новым шагом что-то будто с хрустом ломается внутри нее.

— Хватит! — рявкаю и подскакиваю с места.

Запомнив в точности траекторию пути, по которому все это время металась Агата, я ловлю ее на середине коридора. Притягиваю к себе так быстро, чтобы не успела выкрутиться. И обнимаю крепко.

— Ты изводишь себя, — чувствую, как она обмякает немного в моих руках. — Этим ты Васене не поможешь.

— Пусть мне разрешат с ней ночевать, — выдыхает мне в грудь, уткнувшись носом. Клянчит, как ребенок, будто я могу решить все ее проблемы. Да я с собственными разобраться не в состоянии!

— Нельзя, ты же сама понимаешь. Пока нельзя. Может, завтра уже переведут в обычную палату, — уговариваю, поглаживая по содрогающейся спинке.

— Знаю, — соглашается. — Спасибо тебе за все, — отстраняется Агата неожиданно. — Езжай домой, Адам.

— Не могу, — припечатываю ее же фразой и опять заключаю в объятия.

Замираю, с каким-то болезненным чувством наслаждаюсь ее теплом. Эгоистично воспользовавшись слабостью и податливостью Агаты, прижимаю ее ближе и зарываюсь рукой в длинные, до пояса, шикарные волосы, собираю их в кулак.

— Все хорошо, состояние стабильное. Василиса спит, — голос дежурного врача пробивается сквозь шум в ушах. — Можете ехать домой, утром навестите.

— Нет, — упирается глупая чертовка.

Подталкиваю ее к стульям, заставляю присесть и хоть немного отдохнуть. Сам же втайне прошу у медсестры на посту успокоительное.

— Пей, — приказываю через несколько минут и протягиваю Агате пластиковый стаканчик со слабым чаем из автомата.

Сурово стреляю в нее предупреждающим взглядом, чтобы не вздумала сопротивляться. И она слушается. Выпивает эту бурду вместе с растворенным в ней успокоительным.

Чертовка убьет меня, если узнает. Но это будет потом. А сейчас она устало укладывает голову мне на плечо — и через некоторое время засыпает.

Четко отдавая себе отчет в том, что с этого момента я живой труп, я несу Агату к машине и везу домой. Тяжелый день, перенасыщенный эмоциями и страхами, сделал свое дело — чертовка отключилась. И дело не только в успокоительном. Заряд сел в этой дерзкой батарейке, силы иссякли. У меня, если честно, тоже…

В дом заношу Агату на руках, нагло шикаю на встретившую нас Бересневу, кивком спрашиваю, где спальня, и осторожно поднимаюсь по лестнице. Укладываю чертовку в постель прямо в одежде, неловко укутываю ее в покрывало.

Приседаю на пол возле изголовья. Кошусь на смятую ткань, что бесформенной кучкой лежит на хрупком теле Агаты. Нахожу уголок покрывала, тяну аккуратно. Я никогда не заботился о женщинах. Так что для меня и это уже подвиг.

— Васька? — сквозь сон лепечет Агата.

Слышу тонкий всхлип — и моя рука невольно касается ее щеки, поглаживает невесомо.

— Тихо, она спит. Разбудишь, — лгу я, копая себе могилу все глубже. Агата мне утром шею свернет за то, что я ее увез.

Но пока что она мычит что-то удовлетворенно, поворачивается набок, сбив покрывало, которое я так долго и осторожно равнял, и устраивается удобнее на подушке. Носом трется о сатиновую ткань в мелкий цветочек.

Дождавшись, чтобы Агата крепче заснула, и осмелев, я очерчиваю пальцами линию ее подбородка, спускаюсь к шее и ключице.

Останавливаюсь, услышав скрип двери за спиной, и рывком поднимаюсь на ноги.

Покидаю спальню с невозмутимым видом. Будто это не я, а другой Адам пару мгновений назад чуть ли не сорвался — и не лег с Агатой, чтобы обнять ее и остаться до утра. Без каких-то пошлых мыслей. У меня на них элементарно сил нет.

Просто чтобы побыть рядом, когда нам обоим это необходимо…

— Как Василиса? — холодно уточняет Береснева, хотя сама в курсе. Телефон оборвала, пока мы в больнице были, медперсонал похлеще меня на уши подняла. И даже намеревалась приехать, но Агата отговорила. При этом не назвала фамилии главного врача, скрыла от матери, что пересеклась со "старым знакомым".

Машинально повторяю слова лечащего, будто с диктофона воспроизвожу, а сам не могу отвести глаз от черной макушки, что появилась в дверном проеме одной из комнат. Макс затаился и прислушивается к нашей беседе.

— Чего не спишь? — рассекретив его, спрашиваю с преувеличенной бодростью. Чтобы не расстраивать.

Замечаю, как открывается другая дверь. И подмигиваю сонной Ксюше.

— Мама дома? — от безысходности Максу приходится заговорить со мной. В ответ киваю, словно в его же игру играю, и теперь мой раунд молчать. — А с Васькой все нормально будет?

Улыбнувшись, опять киваю.

— Обещаешь? — по-детски наивно уточняет и бровки хмурит.

— Лично прослежу, — выпаливаю и с удивлением понимаю, что не лгу. Я и сейчас собираюсь заехать к ней по пути домой. Лишь спрошу, все ли хорошо, и спокойно рвану в квартиру спать. Если получится уснуть после всего…

Макс доволен моим ответом. Верит мне — и, пожелав спокойной ночи, закрывает дверь. Сделав привычный книксен и заставив меня хохотнуть нервно, прячется и принцесска.

— А вы, собственно, кто такой, чтобы «следить»? — хрипловатый мужской бас мне незнаком, но методом исключения я быстро смекаю, кому он может принадлежать.

Медленно, как преступник под прицелом, поворачиваюсь на звук. Вижу перед собой хозяина автосервиса, куда я так и не попал с «лялькой». Зато успел неудачно «засветиться» на площадке рядом.

Придурок!

— Добрый вечер, — прищуриваюсь и зубы сжимаю до скрипа.

Думаю, Агате до утра не останется работы — за нее все сделает отец. Прибьет безжалостно, если узнает во мне наглого мажора, который едва не вмазался в машину его горячо любимой дочери. Я бы не простил на его месте. Да уж, влип…

Я никогда не знакомился с родителями девушек. Не возникало ни желания, ни необходимости. Зачем мне сближаться с родственниками какой-либо особи из бесконечной вереницы баб, которых я использовал на ночь или две максимум? Любая, даже самая умелая, быстро надоедала мне.

С Агатой у нас и вовсе ничего не было…

Кроме словесных перепалок, что будоражат кровь похлеще алкоголя. Абсолютно невинных, на мой взгляд, прикосновений, после которых пальцы до сих пор покалывает. Теплых объятий, что оставили на мне ее запах. Мокрых слез, впитавшихся в рубашку, отчего хлопок слегка прилипает к телу.

Кроме чужих детей, с которыми я стал проводить практически все свое время, сам того не замечая.

Ничего не было. И не будет.

Так какого хрена я сейчас здесь?

За столом в небольшой кухне пью кофе с отцом Агаты. Точнее, делаю вид, потому что глоток в горло не лезет. Еще и горячий эспрессо губы обжигает.

Тяну время, размышляя, кто я для чертовки?

Никто.

У нас с ней сделка. Она выполнит мое поручение — и свободна. Я найду сына, вернусь за границу. И наши пути с чертовкой и ее детьми разойдутся навсегда.

Посторонние люди.

Кошусь на дверной проем, через который вижу край лестницы, ведущей к Агате в спальню. Выдыхаю с необъяснимой тоской и откашливаюсь, заставляя себя посмотреть на хозяина дома. А он прищуривается, будто взгляд на мне фокусирует. И молчит настороженно.

— Новый владелец клиники, — представляюсь хрипло, не придумав ничего лучше.

— Тот самый, который на собственную клинику проверку натравил? — хмыкает с издевкой и многозначительно переглядывается с женой.